Утро на яхте

      — Пол, это ты? — сонно бормочет Барбара, когда он обнимает ее за талию и прижимает к себе.       Ну и вопросец!       — А кто же еще? — приподнимает брови Пол. — Барби, может, хочешь в чем-то мне признаться?       Она порывисто поворачивается к мужу и, обхватив за шею, утыкается ему в плечо.       — Пол! Слава богу! Это был просто сон!       — Да что такое стряслось? Тебе кошмар приснился?       — Еще какой! — вздрогнув, отвечает Барбара.       Она откидывается на спину. Легкое одеяло сползло, обнажив грудь; в первых лучах солнца, сочащихся сквозь иллюминатор, темно-розовый сосок с крупной ареолой словно светится собственным светом. От этого зрелища у Пола перехватывает дыхание. Но Барбара отводит его руку; ей не терпится рассказать свой сон.       — На меня напали какие-то уроды — полу-люди, полу-рыбы… брр, мерзость! Схватили меня, раздели догола, связали, опустили на веревке в какой-то колодец. А там было морское чудовище. Вроде спрута, только с человеческим лицом. И оно… оно… — Она морщится и заканчивает с неловким смешком: — По-моему, оно хотело меня изнасиловать!       Пол приподнимается на локтях и заглядывает ей в лицо. Кровать под ними мягко колышется; должно быть, за бортом балла два или три.       — Правда? — с улыбкой говорит он. — Знаешь, я его понимаю!       — Перестань! Это было совсем не смешно!       Но его уже не остановить.       — Значит, страшное морское чудовище? Должно быть, тянуло к тебе свои щупальца… вот так, да? Или так?       — Пол! — протестует Барбара — но протестует скорее для приличия. Дыхание ее уже участилось, она раздвигает ноги и подается ему навстречу.       — И присасывалось к тебе своими огромными присосками… вот так!       И он обхватывает губами ее сосок.       — Ох, По-о-ол!       Барбара обнимает его, гладит спину, проходится ногтями по ягодицам. От такой ласки Пол просто с ума сходит, и ей это известно.       У него уже стоит, как каменный; но он не спешит, чувствуя, что она еще не вполне расслабилась. Обводит языком другой сосок, слегка его прикусывает — от этого она судорожно втягивает в себя воздух — затем покрывает поцелуями плоский загорелый живот, спускается губами все ниже… ниже… Раздвигает губки, покрытые золотистым пушком, обводит языком клитор — и Барби вздрагивает у него в руках и смеется тихим, задыхающимся девчоночьим смехом. Страшный сон забыт.       Но сам Пол забыть не может.       Ему тоже снятся сны, уже не первую ночь. Другие — и все же странно схожие с сегодняшним кошмаром Барбары. Даже сейчас, лаская жену и ощущая на языке ее солоноватый сок — и потом, когда вбивается в нее сильными, размашистыми движениями, а она тихо вскрикивает и подается ему навстречу с каждым толчком — он по-прежнему помнит.       Ему снится море.       Черные океанские глубины, никогда не видавшие солнечного света. Ни один человек не может выжить на такой глубине, под давлением в сотни атмосфер — но во сне он плавает там без скафандра, дышит легко и свободно, словно сам превратился в обитателя глубин. На дне под собой он видит циклопические развалины древних городов, позеленелые, поросшие водорослями и осклизлым подводным мхом. Хочет спуститься на дно, чтобы рассмотреть их поближе — но внутренний голос говорит ему: не спеши, успеешь. У тебя много времени, чтобы все здесь как следует изучить. Много тысяч лет.       Ему снятся глубоководные создания, похожие на гигантских кальмаров; наяву они внушали бы ужас — во сне кажутся забавными, словно котята. Они ластятся к нему, обвивают щупальцами; тонкие, гибкие отростки их безошибочно находят самые чувствительные уголки его обнаженного тела, дарят невозможные, стыдные ласки… при этом воспоминании Пол стонет сквозь стиснутые зубы и убыстряет темп.       А еще ему снится русалка.       Так называет он ее про себя, хоть и понимает, что этому существу не подходит ни одно земное имя. До пояса — как женщина, ниже — чешуя и хаотичное переплетение щупалец. Бледное полудетское лицо, застывший взгляд глубоких черных глаз. Щупальца дергаются, сжимаются и разжимаются, странно контрастируя с бесстрастной неподвижностью лица. Она опутывает его по рукам и ногам, сковывает так, что он не может пошевелиться, подтягивает к себе, как спрут тащит свою добычу. Внутри у нее холодно и сыро, словно в подводной пещере. Мерзко даже подумать о том, чтобы трахать такую тварь!       Так должно быть. Так и есть — при свете дня. Но ночью… но на самом деле…       На самом деле Пол громко стонет и изливается в Барбару; но вместо ее лица, раскрасневшегося и счастливого, видит перед собой белое застывшее лицо подводной девы из своих снов.       Чуть позже, когда Барбара кладет голову ему на грудь, а он гладит ее по волосам, раздается стук в дверь и бодрый голос Вики (сегодня она за боцмана):       — Эй, сони, подъем! Прямо по курсу земля!       Он в шортах, она в халатике — выходят они на палубу. Солнце — жаркое солнце средиземноморского лета — уже поднялось; оно слепит так, что больно глазам, играет в светло-зеленых волнах, блестит на торчащих из воды рифах. С этими рифами надо бы поаккуратнее, думает Пол. А, ладно, Говард знает, что делает.       За рифами виднеется скалистый берег, а на берегу город. Даже не город — так, деревушка. Три десятка рыбацких домишек лепятся друг к другу на крутом склоне, сгрудившись вокруг мрачноватой, готического вида церкви.       — Странная какая церковь, — говорит Барбара. — Смотри, шпиль есть, а креста нет.       В самом деле, странно. Голый острый шпиль целится в небеса, словно рыбья кость.       — И весь город… как, ты говорил, он называется?       — Имбока, — рассеянно отвечает Пол. Он смотрит на шпиль и почему-то не может отвести взгляд.       — Неприятный какой-то. Выглядит как-то… неправильно.       Пол понимает, о чем она. Солнечный свет заливает и море, и берег, но Имбока словно остается в тени. Как будто что-то в самих этих приземистых домишках, на кривых улочках, в церковном шпиле, непримиримо воздетом к небесам, отталкивает свет.       — Может, не стоит нам здесь останавливаться? — жалобно говорит Барбара. Быть может, она вспоминает свой сон. — Точно тебе говорю, с этим местом что-то не так!       Пол медленно качает головой. Солнце палит как безумное — но его бьет дрожь.       Барбара права. Что-то не так с этим местом; что-то не так с самим Полом. Очень сильно не так. Он узнает этот город — хоть никогда его не видел, ни наяву, ни даже во снах.       Еще немного — и он вспомнит, почему всегда, даже безоблачным жарким летом, в Имбоке холодно и темно. Вспомнит, кто населяет этот городок. Кому молятся его жители в церкви без креста.       Бог знает, что это значит — но, кажется, он вернулся домой.