Жена колдуна

      Дни и недели после возвращения из Аркхема слились для Анны в непрерывный кошмар.       То, что рядом с ней — не Чарльз, она поняла очень скоро. Карвен этого и не скрывал: должно быть, считал ниже своего достоинства ломать комедию перед женщиной — или просто понимал, что обмануть ее не удастся.       Чарльз Вард (подлинный Чарльз Вард!) по натуре был замкнут и застенчив, как многие ученые, жил почти затворником — рядом с ним не было близких друзей, способных разоблачить обман. А дальние знакомые ничего не замечали. Мертвенная бледность лица и тяжелый взгляд их не настораживали; изменения в голосе, в походке, в интонациях оставляли равнодушными. Удивительно, до чего невнимательны бывают люди к тому, что не касается их самих. Как старательно отводят глаза от всего, способного разрушить их привычный мир.       Анна долго не могла поверить, что превращение необратимо. Звала Чарльза, умоляла откликнуться. До боли всматривалась в его родное — и такое чужое — лицо. Готовила его излюбленные блюда; как бы невзначай оставляла на виду то его незаконченную рукопись, то любимую книгу, отчаянно надеясь, что воспоминания помогут ему вырваться из-под чуждой власти и вновь обрести себя. Что еще миг, еще усилие — и взгляд Чарльза потеплеет, он улыбнется ей, как прежде… Но и ее надежда, и отчаяние лишь забавляли Карвена.       Ее мольбы он встречал кривой усмешкой, крики и рыдания останавливал хлесткими, тяжелыми, как камни, пощечинами. К приготовленным ею обедам не притрагивался. Анна не понимала, что он ест — и ест ли хоть что-нибудь. Быть может, это противоестественное существо уже не нуждается в пище?       Впрочем, иные физические потребности у него сохранились. Дни и ночи проводя в подвале, где оборудовал себе что-то вроде святилища — Анну туда не впускал, да и сама она ни за какие блага мира не решилась бы туда войти — порой перед рассветом колдун являлся к ней в спальню. В их с Чарльзом спальню. Срывал с нее одеяло. Приказывал: «Просыпайся, женщина!» По имени не называл ее никогда — словно избегал даже тени близости. Она открывала глаза, вырванная из тяжелых снов — и видела над собой злобный оскал на мертвенно-белом лице. Лице, что еще недавно было для нее милее всех на свете. «Просыпайся, пора исполнять супружеский долг!»       И в постели Карвен был полной противоположностью Чарльзу. Он вертел ее, как куклу, вбивался в нее резкими, болезненными толчками, до синяков стискивал груди и выкручивал соски. Но страшнее унижения и боли, страшнее всего была неестественная твердость его тела и исходящий от него запах — слабый, но отчетливый сладковатый запах мертвечины. Впервые ощутив эту тонкую вонь, Анна поняла: все кончено. Чарльз не вернется. Она — вдова, и труп ее мужа присвоил дьявол.       Умереть она не боялась; страшнее казалось сойти с ума. Бежать? Но куда? У нее — ни родных, ни своих средств. И в глазах закона она по-прежнему жена Чарльза Варда. Искать помощи? В церкви, в полиции, в суде? И что ответят ей, услыхав, что в тело ее мужа вселился его прапрадед, колдун, сожженный более ста лет назад? Тогда она точно окончит жизнь в сумасшедшем доме…       В серых сумерках, где день неотличим от ночи, Анна тенью бродила по старому дому: зябко кутаясь в шаль, вздрагивая от песнопений и криков, доносящихся из подвала, вяло размышляя то о бегстве, то о самоубийстве. Быть может, она уже сползала в безумие. Спасла ее кровь — след окровавленной пятерни на простыне.       В тот вечер к Карвену опять явились те двое мерзких стариков, Орн и Хатчинсон. Вместе полночи читали свои заклинания, затем куда-то ушли втроем— а перед рассветом Карвен снова ввалился к ней в спальню. Он пошатывался, как пьяный — не то от усталости, не то от чего-то иного, и на бледном лице его застыло выражение сытого, злого торжества.       — Теперь уже близко! — бормотал он. — Они уже отвечают нам из-за Предела! Еще несколько месяцев, и… На что это ты уставилась?       И, проследив за ее полным ужаса взглядом, раздраженно поморщился и вытер руку о край простыни.       — Ничего страшного. Зарезали бродячую собаку. Нам нужна была кровь — много теплой крови… Да нечего дрожать, говорю тебе, это всего лишь уличная шавка!       А наутро Анна прочла в «Бостон Геральд» об убийстве. Уличная девица по имени Дорис Вейл исчезла вечером — а наутро бродяга нашел ее обнаженный труп. Девушка была полностью обескровлена, на теле вырезаны лезвием странные рисунки и непонятные письмена. Товарки несчастной сообщили, что уже после полуночи она ушла с клиентом— немолодым бородатым мужчиной, с виду похожим на джентльмена. Нашли ее на свалке в конце Тремонт-стрит. Неподалеку от дома Вардов.       «Уж не завелся ли у нас в Бобовом городе свой Джек-Потрошитель?» — спрашивал журналист в конце заметки.       Анна аккуратно сложила газету и долго сидела, невидящим взором глядя в окно. За окном занималось серенькое зимнее утро. Перед глазами стоял отпечаток окровавленной пятерни.       «Еще несколько месяцев, — думала она. — Быть может, еще несколько замученных женщин. И Они, кто бы они ни были, явятся из-за Предела. Сюда, к нам».       Ужас, горе, отчаяние этих страшных недель никуда не ушли — но словно опустились на дно души, а поверх них проступило что-то новое. Спокойная, холодная решимость.       Нет, она не сбежит — ни в неизвестность большого города, ни в безумие, ни в смерть. Она найдет способ. Джозеф Карвен — могущественный колдун, но и у него есть слабости.       По крайней мере, две его слабости ей известны. Он сластолюбив, этот страшный старик — и ни в грош не ставит женщин. В его глазах даже лучшие из них — тупые трусливые овцы, годные лишь на то, чтобы прислуживать мужчинам, ублажать их в постели… или поить их неведомых богов своей теплой кровью.       Что ж, такое низкое мнение об ее уме и мужестве Анну вполне устраивало.       Книгу, положившую начало бедствиям Вардов — «Некрономикон», так он ее называл — колдун держал в кабинете Чарльза, на резном бюро. Спускаясь в подвал, часто брал ее с собой. Но не всегда.       По хрупким от старости страницам змеились тонкие ровные строки, черные, кое-где сочащиеся вспышками красной киновари. Средневековая латынь. Немногие женщины владеют латынью или способны разобрать рукописный готический шрифт; но Анна — дочь ученого, жена (нет, вдова) ученого, — умела и то, и другое. А еще знала, как историк читает «первоисточник» и, отбрасывая шелуху, выбирает из него нужные сведения. Этому тоже научил ее Чарльз — Чарльз, которого больше нет.       Три недели торопливых, тревожных ночных бдений ушли на то, чтобы бегло прочесть Книгу целиком, усвоить основные принципы. Еще неделя — чтобы переписать нужный ритуал в хозяйственную тетрадь, тщательно скопировать чертежи, сверить каждую букву в заклинаниях. Один раз Анна забыла в кабинете испачканное чернилами перо — и, вспомнив о нем, едва не умерла от страха. Но Карвен не заметил.       Самой сложной оказалась задача совсем не волшебная — сдвинуть кровать. Королевскую кровать с балдахином: свадебный подарок Чарльзу от троюродного дядюшки, как видно, обладавшего игривым воображением. Четверо возчиков, пыхтя и топая сапожищами, втащили ее в спальню; Чарльз — в летнем пальто в накидку, с цилиндром в руке — шел за ними. Когда королевское ложе наконец встало на место, он обернулся к молодой жене, сжал ее руку, улыбнулся нежно и чуть смущенно; она ощутила, что краснеет, но ответила прямым, смелым взглядом и пожала в ответ его ладонь. За окном раскачивались зеленые ветви высокого тополя, и медные шишечки на прикроватных столбиках блестели в солнечных лучах — бушевало лето…       А сейчас за окном темно, и голая ветка стучит в стекло. Бесконечная ночь — и снаружи, и внутри. Анна долго сидела на кровати, перебирая бахрому покрывала, с тетрадью на коленях; хотела бы заплакать — но слез больше не было, словно вместе с Чарльзом иссохло и умерло ее сердце.       — Ненавижу его, — тихо сказала она. — Ненавижу.       И принялась за дело.       Сдвинуть кровать с места ей так и не удалось. Залезть под нее и чертить магические знаки, ползая по полу в темноте — решение сомнительное. К чему приведет криво начерченная пентаграмма? Книга гласит, что неумелый или рассеянный маг, допустив ошибку в заклинании, может оказаться во власти демонов, которых вызвал, и стать их вечным рабом. Вряд ли это намного страшнее замужества за Карвеном… но все же рисковать не стоит.       В конце концов она сняла матрас, начертила пентаграмму и все необходимые знаки углем прямо на голых досках, поверх чертежа снова положила матрас и тщательно застелила постель. Под конец работы совсем успокоилась, даже начала напевать себе под нос какую-то песенку — входила в роль. Хорошая хозяйка, верная и послушная жена в ожидании своего господина.       Распахнув дверь спальни, Карвен приподнял бровь и удивленно хмыкнул. Похоже, его здесь ждут! Вместо обычной тьмы и тишины — теплый, уютный свет свечей в нескольких подсвечниках; на столике два бокала красного вина, у столика — Анна в шелковом халате поверх кружевной ночной сорочки, с распущенными волосами, разрумянившаяся, с какой-то новой решимостью и волнением в блестящих темных глазах.       — Хм! И что все это значит? — Карвен обвел широким жестом преображенную спальню и ее хозяйку.       Анна глубоко вздохнула. Настал решительный миг.       — Джозеф! — начала она, шагнув к нему. В первый раз она назвала Карвена по имени. — Знаешь, я много думала эти дни, и…       Голос дрожит — это хорошо. Опустить глаза, словно от смущения, чтобы он не прочел во взгляде ее истинные чувства.       — И приняла решение. Я решила смириться с неизбежным. К чему обманывать себя? Чарльза не вернешь. Теперь мой муж — ты, и я…       Еще шаг к нему. Протянуть руку, робко погладить по отвороту халата.       — Я хочу быть тебе хорошей женой.       Железная рука схватила ее за подбородок, вздернула голову. Острым, пристальным взглядом Карвен всматривался ей в лицо. Анна затаила дыхание.       — Так-то лучше! — проговорил он наконец, похлопав ее по щеке. — Я знал, что ты умная девочка. Ну что ж… — Он грузно опустился в кресло, взял бокал, другой рукой распуская пояс и распахивая полы халата. — Иди-ка сюда, становись на колени и покажи мне, какая ты послушная жена!       Такого поворота Анна не ожидала. Она-то рассчитывала, он потащит ее на кровать — да и… как, скажите на милость, произносить заклятие, когда рот у тебя занят? Но замешкалась лишь на миг — не дольше, чем колебалась бы стыдливая женушка, послушная, но непривычная к таким откровенным ласкам.       «Незачем притворяться, что мне это нравится, — мелькнуло у нее в голове. — Не поверит. Ему и не нужна моя любовь — только покорность».       Она боялась не совладать с отвращением; но, опустившись на колени и вобрав в рот его твердую прохладную плоть, с удивлением поняла, что ничего не чувствует. Все равно, что сосать набалдашник трости. В этой мертвой плоти, движимой злобным и извращенным разумом, ничего уже не осталось от Чарльза, совсем ничего.       Карвен положил руку ей на затылок и толкнул к себе, понуждая двигаться энергичнее. Не очень понимая, чего именно он хочет — с Чарльзом она никогда этого не делала — Анна все же начала сжимать его член губами и обводить головку языком, ритмично, неторопливо, повторяя про себя слова заклятия.       — Ладно, — сказал наконец Карвен и оттолкнул ее от себя. — Для первого раза неплохо. Научишься еще. А теперь ложись.       Наконец-то!       Анна начала было стягивать халат — но он ее остановил.       — Нет, прямо так!       Он толкнул ее поперек идеально застеленной постели, лицом вниз. Задрал подол. Сам грузно опустился рядом, навалился на Анну сзади. Она приподняла бедра и подалась ему навстречу, вдруг с удивлением и некоторым стыдом ощутив, что притворяться не придется — она возбуждена, должно быть, от волнения и сознания опасности.       И, пока он вбивался в нее, распластав на кровати и рыча от удовольствия — беззвучно, одними губами, она шептала слова, которые повторяла много дней и ночей, пока не выучила, как молитву:       Мглнуи ррваффл Анхъездот фхтагн…       И когда вздернул ее голову за волосы и впился зубами в шею, и когда резким движением выкрутил сосок — она почти не ощутила боли.       Аргх энема ингръамма фхтагн…       В ритме неслышного заклинания двигалась она навстречу Карвену, впуская его глубже и глубже. Забыв о стыде, о верности Чарльзу — обо всем, кроме своей ненависти. И желания. Пусть у нее получится, пожалуйста, пусть все получится!       Все резче, все быстрее. Содрогалось ее тело, содрогался на ней Карвен, содрогалась под ней земля. Что-то огромное рвалось наружу из глубин.       Нъарлъ-атхх-отэпп, Йог-Сотот, Ктулхъу фхтагн…       Матрас сбился на сторону, и перед глазами у Анны мелькнул рисунок углем — кончик луча начерченной ею пентаграммы. Нарисованные линии ожили: они подрагивали и еле слышно гудели, словно напоенные силой.       Они меня слышат. Они идут.       — Эй! — Карвен вдруг резко вышел, скатившись с нее, развернул лицом к себе. — Что ты там бормочешь?       Пора!       — Мнглуи ррваффл ихьармаррна фхтагн! — крикнула она Карвену в лицо и, толкнув его в грудь, спрыгнула с кровати.       — Что?! Что ты сде…       По плану Анна должна была выбежать из спальни и запереть дверь снаружи. Но рано — оставалась последняя строка:       — Фхтагн эрра аменххва гхоул! — выкрикнула она, что было сил, указывая на него рукой — и не узнала собственного голоса.       Придите и примите мою жертву!       Карвен приподнялся на кровати, голый, мучнисто-бледный, с нелепо торчащим членом. Анна смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно видела впервые. Как могла она хоть на миг принять этого жалкого, уродливого старика за Чарльза?! Что между ними общего?       Он хотел вскочить, хотел бежать — но уже не мог. Вокруг постели сгустился мрак; сквозь него едва пробивался свет свечей. Пространство вокруг Карвена начало сворачиваться внутрь, словно лепестки огромного полупрозрачного цветка.       — Анна! — вскричал он, простирая к ней руки — то ли в последней угрозе, то ли в мольбе.       Наконец-то вспомнил, как ее зовут.       А в следующий миг огромная кровать словно взорвалась. Из середины ее — из центра невидимой пентаграммы — вырвался и ударил в потолок луч света, переливающийся немыслимыми, чуждыми нашему миру оттенками. От изголовья и изножья рванулись к Карвену сверкающие цепи… нет, не цепи — живые, металлически блестящие щупальца, словно принадлежащие какому-то огромному кальмару или осьминогу, с острыми, как бритвы, краями. Блестящие жгуты впились в тело колдуна — украденное и оскверненное тело Чарльза — с разных сторон, и на бледной мертвой плоти страшными цветами расцвели бескровные черные раны.       — Ан… на!…       Он бился на постели, разрывая ногтями простыню, пытался отползти — а «руки» незримого чудовища ощупывали его, растягивали, резали, рвали на части. Вот одно щупальце нырнуло в вопящий рот — и крики Карвена сменились придушенными стонами. Вот другое обвило руку и принялось выламывать ее из плеча…       Но этого Анна уже не видела.       За миг перед тем, как две чудовищные «руки», обвив щиколотки Карвена, начали неторопливо разрывать его надвое, новый мир открылся перед ней. Или, вернее, тысяча миров.       Она увидела вдруг — не глазами, нет, но увидела ясно, как никогда в жизни — многоколонные дворцы под черной толщей океана, и позеленевшие от древности барельефы, на которых люди-рыбы поклонялись богу с сотней рук. И безобразные пятнистые цветы в садах неведомых планет. И заброшенный город во льдах, где спят шогготы, ожидая возвращения своих повелителей. И пляски ведьм на холмах близ Аркхема, и беснование желтолицых дикарей, призывающих Ктулху, и — в дальней дали — непостижимые для человека пути разумных, говорящих звезд. И тайные двери и коридоры мироздания, что даруют Знающему короткие пути к самым отдаленным уголкам Вселенной. И безликих танцоров, извивающихся в пустоте под звуки обезумевшей флейты. И — всего на мгновение — смуглого золотоглазого незнакомца с лицом, похожим на маску: он улыбнулся ей и поманил рукой.       Все сразу увидела она в один миг — и, потрясенная, захваченная этим потоком видений, рухнула на пол, содрогаясь от немыслимого прежде наслаждения и восторга...       А потом все кончилось.       Словно пробуждаясь от долгого сна, Анна огляделась вокруг себя.       Стояла глубокая тишина. Снова ровно и ярко горели свечи. Постель идеально заправлена и девственно чиста. Никаких следов Карвена. Лишь на полу у кресла свернулся сброшенный второпях мужской халат.       Чарльзу бы это не понравилось, подумала Анна. Мало того, что его любимый халат носил самозванец — так еще и бросил на пол, словно ветошь. Надо отнести на место.       В кабинете взгляд ее упал на «Некрономикон» — и Анна надолго задумалась, застыв с халатом мужа в руках.       Разумеется, она помнила, что должна сделать. Этот пункт тоже стоял в плане: сжечь проклятую Книгу в камине, до последнего уголька, а пепел закопать в саду.       Но теперь — когда она краем глаза заглянула за Предел…       — «Нет для человека цели более величественной, чем поиск знаний, — негромко проговорила Анна. — И ничто на свете не приносит такой же радости». Так ты говорил, верно, Чарльз? А что сделал бы ты?       Глупый вопрос. Чарльз Вард был добропорядочным человеком, всегда поступал, как должно. Разумеется, он уничтожил бы Книгу, как убивают ядовитую змею! Хотя бы для того, чтобы она снова не попала в дурные руки.       Да, Чарльз не мог бы поступить иначе… Но Чарльз умер. Мертв и Карвен. А Анна жива — и теперь ей предстоит самой выбрать свой путь.       — Прости, любовь моя, — прошептала она.       К глазам подступили слезы; но Анна проглотила рыдание. Оплакать Чарльза она еще успеет. А то решение, что принимает сейчас — важнее и скорби, и даже любви.       — Прости. Знаю, ты бы отверг искушение. Но я — не ты. Я уже сделала шаг за Предел — и пойду дальше.