Les ponts (Мосты)

      Солнечный диск клонился к западу. С каждым днём солнечный заход наступал всё раньше и раньше, а в воздухе запахло терпкой ноткой печали, в общем, осенью запахло. По водной глади струилась золотая дорожка, а след её разбивался, словно бы на золотые осколки.       В детстве, когда он был крохой, отец сказывал, что это — самое-пресамое настоящее золото, и что русалки будто бы порой вечером, пока никто не видит, выныривают его собирать. Он говорил, что обломками лучей закатного солнца они кроют свои волшебные подводные дворцы, точно черепицей. Помнится, Эрен тогда подолгу сидел на набережной, стремясь увидеть чудесную сказочную русалку. Конечно, спустя годы Эрен понял, что то отпетая брехня, а папа его злостно надул, но оттого явление не истратило своей первозданной чарующей прелести.       Студёная вода плотно обтекала расслабленное обнажённое жилистое тело, совершенное в своей хищной юности. Эрен словно купался в жидком блеске, приятной вечерней прохладой обжигающем раскалённую, словно поцелуй любви, кожу.       Он порывисто вынырнул и, судорожно тряхнув мокрой каштановой шевелюрой и позволив брызгам разлететься, запрокинул голову, широко распахнул глаза. Уставился в лазурно-апельсиновый свод, наблюдая, как тяжко и лениво плывут витиеватые облачные массы — призраки давно поверженных, — летя к окраине земного эллипсоида.       На нос упала жемчужная капля, и Эрен забавно скосил глаза на кончик. Дух захватывало, как только представишь, сколько всего повидала за своё долголетие эта крупица. Эрен зажмурился.       К тому времени, как он сошёл на берег, зубы стучали от холода, кожа пальцев покрылась рельефными морщинками, а губы посинели. Он устало свалился на специально постеленный заранее фланелевый плед, раскинув конечности в форме звезды и переводя дух. Так он пролежал некоторое время, наслаждаясь непередаваемым чувством эйфории, как его щеки коснулось чьё-то прерывистое горячее дыхание, словно прикосновение весны. Эрен неверяще замер. В зобу спёрло.       — Эй, огонька не найдётся? — с хрипотцой вопросил юношеский голос, и тепло отстранилось. Эрен осторожно, с недоверием приоткрыл сначала один глаз, а затем другой и недоумённо уставился на оппонента, изображая памятник «Шок и удивление в одном лице».       Голос куда-то бесследно пропал, а язык прилип к нёбу, что жук к мушиной ленте, но он всё же выдавил скорее жалобно, чем вопросительно:       — Что?       У незваного гостя были куцые русые волосы и бритый затылок, но всё это казалось не чем-то ужасно стандартным и правильным, а скорее кричащим и вызывающим. Рваная короткая чёлка неровными прядями спадала на лоб, глаза неопределённого цвета сияли торжеством, а на губах идеальной формы играла усмешка. Одет парень был в джинсы-слим с провокационно заниженной талией и свободную чёрную футболку; в брови и в носу у него кольца. Он театрально закатил ясны очи.       — Парень, ты что, в вакууме? Спрашиваю, зажигалки не будет?       Поскольку Эрен был в чём мать родила, он инстинктивно прикрыл промежность краем пледа, покрываясь лёгким румянцем.       — Д-да, найдётся, пожалуй… Вроде была… — промямлил он и поспешно потянулся к карману замшевого велосипедного рюкзака и протянул зажигалку парню. Тот пожевал губами, снисходительно принял её, сунул куда-то и тут же плюхнулся рядом с Эреном.       — Как звать? — небрежно бросил он, поджигая сигарету, и кинул механическое огниво на покрывало. Шёлковое ретивое в диафрагме Эрена судорожно стучало о стенки, орало изнутри, словно запертая в клетке синица. Ладони волнительно вспотели, пальцы мечтали за что-нибудь ухватиться, и он несмело улыбнулся.       — Эрен.       — А я Жан. Я тут пролётом, — заинтересованно вскинул брови, значительно улыбнулся и протянул руку. — Сколько лет?       — Восемнадцать… Нет, ладно, семнадцать, но скоро будет восемнадцать, — обречённо вздохнул и с любопытством пожал конечность. Резко его потянули вверх и поставили устойчиво на ноги. Жгучие сильные руки обхватили за талию, Жан запальчиво выдохнул искусительно на ухо, опаляя:       — И мне. Пошли потрахаемся.       Эрен гальванически, надрывно схватился за плечи парня и надтреснуто прошептал с неуверенностью:       — Д-даже не знаю…       И кожей ощутил впечатавшуюся хмельную усмешку, горячую ладонь, сжавшую его и потянувшую куда-то.       — Идём.       А потом промозглая земля, и листья, и чуть пожухшая трава под спиной в небольшой рощице неподалёку; жаркие, нетерпеливые лихорадочные поцелуи, податливое стройное молодое тело, литое и рельефное, захватывающая дух теснота и жар, охвативший с ног до головы. Бархатная нежная кожа, лилейные ягодицы, упругие на ощупь, Эрен стискивал до синяков и никак не мог насытиться.       Отпечаток каждого прикосновения хранит память о дурманящем, словно туман, голову постыдном удовольствии, о рваном дыхании и сдавленных стонах в унисон. Они перебирали друг друга, словно чётки, и эту близость запомнили губы.       — Ты в первый раз? — стараясь выровнять дыхание после свершившегося действа, вымолвил Жан, раскинувшийся на травяном матрасе, и повернул голову к Эрену, вкрадчиво заглядывая в глаза сияющие, синие, как океан перед линией шквала.       — А что, так заметно? — на выдохе усмехнулся.       — Нет… Но ты неплох для новичка.       Чуть погодя Жан стал торопливо одеваться, а Эрен наблюдал в смешанных чувствах. Вжикнув молнией джинсов, Кирштайн достал из кармана основательно помятую пачку сигарет и вычурно вытянул одну зубами. Поджёг зажигалкой конец… Постойте.       — У тебя же нет зажигалки, — недоумённо хмурясь, сказал Эрен, чем вызвал лёгкую блаженную усмешку на устах русоволосого.       — Как видишь, есть. Я соврал. Ну нужно же было как-то завести разговор, — игриво откликнулся он.       Когда они вернулись к месту, где были оставлены и свалены в аморфную кучу вещи Йегера, их там не оказалось. Эрен страдальчески застонал:       — Проклятье! Что ж мне, мать их, делать теперь?! Не голым же идти!       — Могу одолжить свои плавки, — сочувствующе ответил на риторическую реплику Жан.       — Чёрт, спасибо! Это реально выручит меня, — с благодарностью сказал.       — Нет проблем. — Порывшись в спортивной сумке армейской раскраски, выудил оттуда купальные короткие трусы и протянул Эрену, который без промедления их на себя натянул. — Вернёшь в эти выходные. На пристани, — коротко и совершенно очаровательно улыбнулся парень, перекинул сумку через плечо и собирался было уходить, как Эрен схватил его за запястье.       — Подожди.       Подойдя вплотную, он неловко клюнул Жана в щёку, а потом, помедлив, поцеловал в губы и отстранился.       — Поцелуй. На прощание, — кашлянув, объяснил он. — Ну… Теперь пока.       Развернувшись на пятках, направился в западную сторону.       — Я не прощаюсь! — окликнул его Жан, сложив руки рупором, заставляя обернуться и помахать. Краем глаза Эрен уловил довольную виноградную улыбку того и невольно заулыбался сам, словно только что выиграл в лотерее как минимум миллион долларов США.       Но на самом деле, конечно, он получил нечто большее, чем деньги. ***       По выпуклому вечернему небу, потерявшему покой, гурьбой плыли стаи лиловых небесных цветов — облаков. Из кустов доносился цокот цикад. Дул беспечный нежно-лёгкий ветерок, ласково холодя щёки, торс и всё остальное. Тело покрылось мурашками, только губы горели, совсем недавно обожжённые сладкими лобызаниями. Ноги крутят педали велосипеда, несущего, как верный скакун, домой по пыльной асфальтированной дороге. Фонари апельсиновым светом пролагали тропинку. Хотелось петь, но Эрен только улыбался.       — Дорогой, с тобой всё в порядке? — обеспокоенно поинтересовалась мама, когда он, опьянённый внезапно нагрянувшим в августе маем, завалился домой в одних плавках.       — Конечно, мам!       И он, пожалуй, впервые поцеловал маму в щёку не в качестве формальности при прощании и радостно рассмеялся. И Карла не смогла даже притворно рассердиться, видя милого сердцу сына таким счастливым. И ему было абсолютно монопенисуально, что подумали о нём люди, когда он ехал полуголый, улыбаясь, как пьяный в дугу.       И как только его туманная голова коснулась синтепоновой подруги, сон навалился сразу же, как измученный долгим ожиданием душитель, несколько часов прятавшийся в темноте спальни с подушкой наготове. ***       На набережной, в гавани было очень людно. Тут и там проносились неясные обрывки разговоров, раздавался детский смех. Работало множество летних кафе и аттракционов, сновали туристы. Взгляд Эрена привлёк глубокий таинственный блеск морской глади, а потом глазами он наткнулся на знакомую фигуру. Но Жан, как оказалось, заметил его раньше.       — Эй, Эрен, двигай булками сюда!       Тёплый бриз трепал короткие русые пряди. На устах парня играла приветливая улыбка, он махал рукой, привлекая внимание. Эрен улыбнулся то ли счастливо, то ли просто отчаянно и направился к эпицентру доносящихся слов.       — Ты не говорил, что уезжаешь, — кое-как протиснувшись через толпы, первым делом сказал Йегер вместо приветствия.       — Разве? Ну, я и не уезжаю. Я уплываю, — пожал плечами Жан, с интересом его рассматривая. Словно пытаясь впитать черты, что стали родными столь скоропостижно.       Чуть помедлив, когда пауза затянулась, Эрен пришёл к выводу, что ему жизненно необходимо что-то сказать, поэтому потянулся за бельём, одолженным накануне.       — Я принёс их. Держи, — он протянул парню аккуратно сложенные синие плавки, завёрнутые в целлофановый пакет. Жан чуть улыбнулся, а потом рывком подался вперёд и сгрёб Эрена в охапку.       — Ну ты и придурок. Оставь себе, — шепнул на ухо. Эрен чуть задрожал, резко вдохнул смешавшееся амбре мускусного запаха человеческой кожи, табачного дыма, солёной воды и мятной жвачки и зажмурился, изо всех сил цепляясь пальцами за одежду Жана, словно утопающий за соломинку.       — Мы когда-нибудь встретимся? — сдавленно, едва ворочая языком, проговорил он. И получил честный ответ:       — Не знаю, Эрен.       От собственного имени, произнесённого этими устами, по телу прошлись стаи мурашек, и шатен порывисто прижался губами к тёплым сухим губам напротив. Они оказались чуть солоноватыми и шершавыми, но всё равно мягкими, как он и представлял.       — Ждать. Я буду ждать, — глухо, сипло произнёс, будто заново открывал эти слова, и кивнул сам себе. — Сколько потребуется.       Кирштайн ткнулся холодным носом ему куда-то в район шеи, и контраст ошарашил на мгновение — как ледяная вода, вылитая на раскалённые угли, потёрся и резко отстранился.       — Не разводи сопливую девчачью мелодраму. Подобные сценарии оставим для гетеросексуалов. Давай, — хохотнул он и, напоследок мимолётно коснувшись руки, пошёл на паром. Его широкая спина всё отдалялась, пока не скрылась из фокуса зрения окончательно. Ещё чуть-чуть постояв, Эрен тоже двинулся обратно. Домой.