Неправильный

Тонкие пальцы одним движением стряхивают пепел на зелёную траву. Парень затягивается в очередной раз и оглядывает парк. Мамаши гневно поглядывают на него, рассказывая своим деткам о его заполненной медицинской карте и почерневших лёгких, девушки равнодушно проходят мимо. Всё как всегда — мир либо игнорирует его существование, либо осуждает. — Можно одну? — незнакомый голос приводит его в замешательство. Он поворачивает голову и встречается взглядом с молодым парнем. — Что? — незнакомец кивает на сигарету, и до него наконец доходит смысл просьбы. Он протягивает ему приоткрытую пачку сигарет и ждёт, пока длинные пальцы не обхватят фитиль одной из них. Нарушитель его спокойствия раздраженно смахивает со лба прядь своих кучерявых волос и делает долгожданную затяжку. — Ты меня спас, — облегченно выдыхает он, не тратя время на «выканья» и прочие условные стандарты вежливости. — Дольше недели без этого не продержался, — он хмыкает, снова набирая дым в лёгкие. Парень молчит, не видя причин поддерживать пустую болтовню, незнакомец докуривает сигарету, благодарит его и уходит по своим делам. Он смотрит на часы, встаёт со скамейки и неторопливо возвращается к своей работе. У дверей в архив приходится немного подождать — ключ ему, стажеру, ещё не выдали, а оставлять открытым помещение, таящее в себе секреты фирмы, неблагоразумно. Второй день на новом месте и новой должности, а он уже устал видеть эти бумажки, пузатого начальника и его глупую секретаршу, но деньги нужны, поэтому он заставляет себя молча терпеть до тех пор, пока его окончательно не пустят в архив, где ждут покой и уединение. Глубоко вздохнув, парень принимается составлять реестр поступивших с прошлого года отчётов и приказов, которых накопилось столько, что сидеть ему с ними до конца месяца, благо рабочий день заканчивается в шесть часов. Стоя у дверей, ведущих на улицу, парень проклинает и синоптиков, и погоду, и себя за то, что не взял чёртов зонт. Он подготавливает себя к ледяному душу и выходит, надеясь не заболеть. — О, привет, — снова окликает его тот же голос, что и днем, и пристраивается рядом, прикрывая его от капель дождя. — Привет, — не менее удивлённо отвечает парень, но от помощи не отказывается. Собеседник интересуется, в какую сторону ему нужно, и они вместе идут до остановки. — Ты здесь работаешь? — парень вертит головой, врёт, не желая об этом говорить, но кучерявому обладателю зонта, видимо, хочется поболтать: — А я работаю. На четвертом этаже, в службе поддержки, — кажется, его нисколько не смущает столь молчаливый компаньон, поэтому он продолжает об этом говорить, рассказывая, с какими вопросами ему обычно звонят клиенты компании. На середине рассказа парень даже усмехается в ответ на очередную глупость от звонящих и понимает, что такая разновидность разговора его вполне устраивает. Когда они доходят до остановки, парень прощается с ним и заходит в автобус. Расплатившись за проезд, он замечает, что кучерявый незнакомец (как он окрестил его в своей голове) возвращается обратно тем же маршрутом, которым они пришли. Он удивляется тому, что посторонний человек провел его до этого места, хотя самому нужно было в совершенно противоположную сторону. В следующий раз они сталкиваются через пару дней в кофейне, которая находится в нескольких кварталах от работы. — Привет! — незнакомец бесцеремонно подсаживается за его столик в безлюдном углу помещения. — Привет, — парень отрывается от своего планшета и немного хмурится, отмечая, что чувство такта у этого индивида совершенно отсутствует. Его расспрашивают об этой кофейне, о том, как часто он в ней бывает, и какой кофе предпочитает. — Я случайно сюда забрел — отвозил документы начальству на подпись и решил заскочить. Интересно получилось, — он благодарит официантку, забирая свой американо, и продолжает рассказ. Парень слушает его, изредка кивая и отвечая на вопросы. Когда они прощаются, он почему-то уверен, что это не последняя их случайная встреча. Две недели приходится безвылазно заполнять какие-то формы, распределять никому ненужные бумажки по папкам, и вот настает день Х — ему передают ключ от архива. Он заходит внутрь, наслаждается мыслью, что больше никто не будет болтать под ухом по телефону, раздавать поручения, щелкать автоматической ручкой. Парень усаживается на старенький стул и включает рабочий компьютер. Теперь он должен вести учёт документов и выдавать их по запросу в отделы. Зарплата, соответственно, не особо высокая, но могло быть и хуже. Главное то, что его контакты с людьми ограничены деловыми письмами на почту. Он сидит в тишине и спокойствии до того момента, пока не начинаются сбои с электричеством в этом огромном, чтоб его, здании. Вот тогда о тишине и спокойствии можно забыть, потому что они нарушаются каждые 15 минут визитами сотрудников со всех этажей и кабинетов. И, как назло, вся эта возня приходится именно на конец третьего квартала. Парень проклинает свое решение устроиться на работу именно там, когда слышит очередные шаги по лестнице. — Добрый день, — бодро здоровается с ним знакомый голос и через мгновение восклицает: — а сказал, что не работаешь тут! — Привет, — обреченно проговаривает парень, одновременно прощаясь со своим уединением. — Я бы остался, чтобы долго тебя порицать за эту ложь, но, к сожалению, спешу, — он смеётся и передаёт ему список необходимых отчётов, а когда получает их, действительно сразу же уходит. На следующий день он возвращается, уже никуда не спеша, и позволяет себе несколько минут поболтать с коллегой, пусть тот и не особо рад его обществу. Ещё через неделю парень почти привыкает к его приходам и болтовне «ни о чем». Он замечает, что посетитель перестаёт запрашивать документы, а начинает просто навещать его, иногда притаскивая с собой разные сладости (что делает его визиты немного приятнее, чем есть на самом деле). — Держи, — он протягивает парню кружку кофе и усаживается на край стола. — Сегодня у тебя тут заметно холоднее, чем обычно, — отмечает он перед тем, как перейти к своим рассказам и подслушанным сплетням. В какой-то момент он замолкает, и парень поднимает на него вопросительный взгляд. — Это твоё имя? — он показывает на золотистую табличку на столе, которую принесли только этим утром. — Джон Мерфи? — Да, — пожимает плечами парень и краем глаза замечает, как собеседник поправляет чёрный напульсник на правой руке. — Беллами Блейк, — слегка отрешенно представляется он и смотрит на Джона, словно ожидая какой-то реакции. — Спустя два месяца я узнаю, как тебя зовут, — Джон хмыкает и делает глоток кофе, не обращая никакого внимания на странное поведение Блейка. А когда, наконец, видит настороженный взгляд, словно понимает, что к чему. — Это не я, понял? — жёстко отрезает он. — Что? — Имя на твоём запястье, — Беллами рассеянно хватает себя за руку, будто желая спрятать что-то. — Оно не моё. Беллами торопливо прощается с ним и уходит в свой отдел. Джон практически уверен в том, что он не вернётся. Как и в том, что не его имя спрятано за широким напульсником. В конце октября Джона ждёт «приятный» сюрприз — сбои с электричеством добираются до его подвала, в котором и без этого не бывает много света и тепла. Спустя пару часов он с трудом может шевелить пальцами, а о гребаные лампы особо не согреешься. — Привет, — Джон удивляется, когда слышит знакомый голос и видит плед и свечи. — А где вино и закуски? — шутит он, когда Беллами расставляет на столе свечи и зажигает их. — Обойдешься, — в тон ему отвечает Беллами, протягивая плед и кофе. Джон согревается за несколько минут, замечая, что от свеч исходит много тепла, что плед мягкий, а кофе горький. Он не благодарит Беллами вслух, но понимает, что без него мог сильно простудиться. Беллами рассказывает, как ходил на матч по хоккею, как соперники разгромили его любимую команду в пух и прах, так эмоционально, что даже Джону передаётся часть его настроения. Джон вообще часто чувствует себя эмпатом рядом с ним, замечая, как эмоции Беллами отражаются на нем самом. Они сидят рядом, с трудом различая лица друг друга в мерцающем свете свеч, и разговаривают до тех пор, пока Беллами не наклоняется к нему и не целует в губы, сразу углубляя поцелуй. Джон не отстраняется, но и не проявляет хоть какой-то интерес к происходящему. — Это не я, — спокойной повторяет он, когда Беллами прерывает поцелуй. — Я же сказал. — Я тебе не верю, — упрямо смотрит в его глаза Беллами и придвигается ближе, наклоняясь к шее для того, чтобы оставить на ней несколько поцелуев. — Не верю. Джон кусает свои губы, признавая ласку довольно приятной, но отодвигает его за плечи от себя, снимает с правой руки напульсник и демонстрирует ее. Беллами мягко проводит пальцем по запястью, на котором нет его имени. На котором нет вообще никакого имени. На его запястье нет н-и-ч-е-г-о. — Теперь веришь? — Джон усмехается. — Я не предназначен для всего этого дерьма с соулмейтами. Беллами молча прижимает чужую ладонь к лицу и вдыхает его запах, словно не понимая своих ощущений. — Нет, — отвечает он через какое-то время. — Это не так. — Ты сам видишь. Я никому не предназначен. — Неправда, — Беллами снимает со своей руки браслет, и Джон заворожено читает на его запястье «Джонатан Мерфи». — Я уверен, что это ты. — Тогда тебе не повезло, — он усмехается и мотает головой. Беллами снова целует его, пытаясь пробить железное и неподдельное безразличие, и стоит отдать Джону должное — даже без эмоций он целуется слишком хорошо. Когда заканчивается рабочий день, Беллами выясняет, что не только это Джон умеет делать хорошо. А Джон не имеет ничего против такого рода отношений, предупредив Беллами заранее о том, что кроме секса между ними ничего больше не будет. Никаких свиданий, никаких разговоров перед сном, никаких держаний за ручки и ласковых прозвищ. Но он не ставит табу на совместные завтраки после бессонной ночи и обеды в середине рабочего дня, когда Беллами может принести ему что-то из фастфуда. С холодом в его подвале они справляются также совершенно не новоизобретенным, но превосходно работающим способом — у Беллами может встать на него абсолютно в любой момент, а Джон не сильно возражает. Отказывать такому красивому парню не в его правилах. Джону начинает казаться, что их близость похожа на их разговоры — зачинщиком всегда выступает Беллами, поддерживать беседу приходится ему же, а стоит Джону пару раз ответить, и диалог можно назвать идеальным. Беллами любит целоваться и злится каждый раз, когда Джон называет его ребёнком. Он любит целовать его в губы и оставлять засосы на груди, плечах, спине — на шее Джон не разрешает. — Почему ты позволил этому произойти? — Беллами накрывает лицо ладонью, признавая свое поражение. Он нарушает главное правило их отношений — не влюбляться. — Ты же знал, что все закончится этим. — Знал, — соглашается Джон, и готовится к удару, скандалу, ещё какому-либо способу выяснения отношений, но вместо этого сильные руки просто прижимают его к себе, накрывая их обоих одеялом. — Ты уйдешь? — равнодушно интересуется он, чувствуя, что хватка усилилась. — Не смогу, — Беллами знает, что долго он так не протянет, но ничего не может с этим сделать. Пока Джон не против, он хочет быть рядом с ним, ничего не требуя и не выпрашивая. Со стороны их отношения похожи на идеальные — Беллами каждый день берет две кружки кофе и две порции лапши в коробочке, сразу запомнив, что Джону больше нравится удон, а рисовую он терпеть не может. Каждый день спускается к нему, чтобы вместе пообедать, покурить или просто потому что захотел его увидеть. — Ты никогда не хотел кого-то полюбить? — спрашивает Беллами, когда Джон сидит за рабочим компьютером. — Пожалеть меня решил? — шипит он, плотно сжав губы. — Нет, мне просто интересно. — Не хотел, — он отрывается от экрана и смотрит на лицо Беллами, думая увидеть там отражение боли, разочарования или злости, но не видит. Он удивлённо замечает, что парню ни холодно ни жарко от такого ответа, а потом понимает — Беллами просто принял его таким. Неспособным на проявление эмоций, чувств. Он принял неспособность полюбить его в ответ. То, что весь мир осуждал в нем все эти годы, Беллами принял ещё в первый же день знакомства, возложив на себя обязанность говорить за двоих. Впервые Джон думает, что все стало бы проще, будь на руке записана его судьба по имени Беллами Блейк. И впервые он сам тянется, чтобы поцеловать его в губы. Они редко ругаются и часто занимаются сексом, потому что постель — единственное место, где Джон весь принадлежит Беллами, где он ловит его стоны, и каждое движение столь любимого тела посвящено ему. Джон как-то шутит, что им надо съехаться, потому что он физически не может возвращаться домой после такого. Беллами мысленно прикидывает, сколько места займёт парень в его квартире, и готов избавиться от половины своих вещей. — У тебя были отношения раньше? — Джон давно перестает ощущать дискомфорт от таких вопросов. — Нет. — Любовники? — Иногда появлялись на раз или два, — Джон хмыкает, вспоминая, что большая часть на следующее утро со скандалом покидала номер гостиницы. — А что у нас с тобой? — как-то повседневно интересуется Беллами, зажигая сигарету. — Думаю, что мы… — Джон действительно задумывается на мгновение, а потом понимает, что не хочет давать парню надежду и отвечает: — любовники. — он забирает у Беллами сигарету и тоже затягивается, бросив взгляд на его запястье. Они перестали прятать руки в присутствии друг друга, и Джон почти готов признать, что ему нравится видеть свое имя на смуглой коже. Беллами не реагирует на его ответ совершенно никак, и почему-то Джону кажется это плохим знаком. Он привык к тому, что люди с ним спорят, пытаются внушить какие-то идеи о семье, будущем. Блейк ничего из этого не делает, словно принимая свою участь и соглашаясь: «Любовники так любовники». Они проводят в таком ритме всю зиму, а весной Джон понимает, что это нужно прекратить. Он каждый день ломает голову над тем, как Беллами все ещё не послал его нахрен и не нашёл кого-то нормального. С такими внешними данными, характером, квартирой, он может завести обычные отношения и будет получать от них в несколько раз больше, чем получает от своего неправильного соулмейта. Джон начинает уходить с работы пораньше, не остаётся на обед, старается вообще не сталкиваться с Беллами, пока тот не вылавливает его прямо у дверей в архив. — Джон, что происходит? — он возвращает его обратно в комнату и закрывает за собой дверь, складывая руки на груди. — Мы должны это прекратить, — он не смотрит на Беллами и нервно кусает губы. — Почему? — обескураженный голос Беллами и продолжение фразы заставляют грудь сжаться: — Я сделал что-то не так? — Джон мотает головой не в силах подобрать слова. — Ты ни разу за все это время не сделал что-то не так, — он чувствует, как в горле образовывается ком, мешающий говорить. — Я не заслужил тебя, — фраза, сотни раз прокручиваемая в голове, теперь звучит слишком глупо. — Белл, я не могу дать тебе ничего, — Джон не замечает, как в удивлении вытягивается лицо собеседника. — И я не могу больше встречаться с тобой, зная, что тебе тяжело. Я не предназначен для всей этой чуши, Белл, — он отталкивает тянущиеся к нему руки и с опозданием понимает, что щеки влажные от слез. — Прошу тебя, забудь обо всем этом. Сотри это дурацкое имя, найди другого Джона Мерфи, или просто хорошего человека, чтобы с ним ты смог быть счастлив. Оставь это все. — Джон, погоди! — восклицает Беллами, когда парень в глупом порыве обнажает его запястье и пытается зачеркнуть свое имя, будто это заставит Беллами забыть о чувствах. — Сними браслет. — Там ничего нет! — он одергивает руку и прячет её за спину. — Чёрт, Белл, неужели тебе нравится пытать себя пустыми надеждами? — Я и не надеюсь ни на что, — спокойно отвечает Блейк. — Я счастлив только от того, что могу быть рядом с тобой. — Ты врешь! — Не вру, — он проводит пальцем по его щеке, вытирая слезы. Джон невольно расслабляется и позволяет отстегнуть с руки браслет, смотря в глаза напротив. Он не понимает почему Беллами улыбается. Он никогда не улыбался, смотря на его запястье. — Я люблю тебя, — грудь затапливает что-то тёплое, когда он слышит эти слова, но непонимание никуда не уходит. — Смотри. Джон таращится на правую руку, словно видит её впервые. Впрочем, надпись он действительно видит на ней в первый раз. — Как? — спрашивает он в никуда, и вдруг осознает, что этот кучерявый парень напротив вызвал у него столько эмоций, сколько не вызывал ещё ни один человек на планете. Ему не интересно, откуда взялась эта надпись, потому что переполняющие его чувства намного важнее. Он смотрит на свое запястье, на котором записано имя «Беллами Блейк» и понимает, что этот парень изменил в его жизни все. Хоть весь мир и ненавидит его, но эта счастливая улыбка — его личная Вселенная. А все остальное пусть катится в задницу.