Тихий вечер

      Вондер сидел, опершись на свою подругу Сильвию, которая, свернувшись в клубок, мирно спала.       Он сидел и смотрел вверх, на звезды, что мирно блестели, на кометы, что пролетали мимо, оставляя за собой временный след, на всё звездное небо вселенной в целом, что сейчас развернулось во всей своей красе…, и вслушивался в тишину. Вслушивался до боли, пытаясь обнаружить какие-либо другие звуки, помимо собственного дыхания и сердцебиения. Пытаясь отвлечься, отгородится от этой ужасной тишины.       Вообще, Вондер любил тишину. К примеру, когда они с Сильвией оказывались на какой-нибудь планете, покрытой пустынями, тишина была шуршащей, горячей, и при этом успокаивающей. Или когда он с подругой пробирался на корабль Хейтера, тишина была радостной, предвкушающей и такой привычной, но все равно остающейся немного тревожной.       Но такую тишину Вондер не любил. Наверное даже ненавидел. Такую плотную, массивную, нависающую над ним, что кажется, ещё немного и она его поглотит. Ничего после его не оставив. Или, наоборот, такую жидкую, тянущуюся, проникающую в рот, в горло, попадающую внутрь, вытесняя все, что там находилось. Все, даже далеко и надежно запрятанное. Все, даже самое страшное и ужасное. Даже то, что Вондер при огромном желании, вспомнить не мог.       Да и не было желания. Был лишь странный неописуемый страх. Вондер боялся. Боялся своих мыслей. Своих ли?       Он воздвигнул крепость, фундаментом которой послужила вера в добро, кирпичами для которой послужила надежда на свет в каждом, даже самом ужасном человеке, а цементом послужили воспоминания о тех редких людях, которые показывали ему красоту этого мира. В этой крепости он запер все страшные мысли, воспоминания. Порой страннику казалось, что там он запер часть себя. Запер на кучу замков и дверей, глубоко в душе. Настолько глубоко, что забыл, кем он был раньше. Даже собственное имя.       С каждым днем он сооружал всё больше ограждений и дверей, создавал охранников из счастливых воспоминаний и с каждым днем все отчетливее слышал и ощущал скрежет. Будто кто-то всеми силами пытается вырваться на свободу. Или что-то. И Вондеру было страшно.       Как-бы странник не старался отвлечься от ужасного скрежета, что с каждым днем, часом, минутой, секундой становился громче и неприятнее, ему не удавалось. Он старался избавиться, заглушить, забыть его. Он настолько повышал голос, когда с кем-то разговаривал, что у многих начинала болеть голова. Он забивал свою голову бессмысленными деталями и мыслями и так зацикливался на чем-то, что прекращал обращать внимание на то, что происходит вокруг. И все постоянно твердят ему об этом. Их голоса сливаются в неразборчивую взрывающуюся какофонию, которая отдается в мозге болезненной пульсацией. Ну и пусть. Все что угодно, лишь бы заглушить этот сводящий с ума скрежет.       Вондер начинает играть какую-то незатейливую мелодию на банджо. Он вновь забивает свою голову бессмысленными мыслями о том, что будет на завтрак, куда они отправляться дальше с Сильвией и т.д., попутно запихивая все предыдущие мысли подальше вглубь души. Туда, где обосновалось это нечто. Нечто, что когда-нибудь обязательно вырвется на свободу.       Вондер сидел, опершись на свою подругу Сильвию, которая, свернувшись в клубок, мирно спала, играл на банджо и размышлял о каких-то глупостях, в то время пока что-то в глубине его души тихо, но пугающе смеялось.