О демонах, лунном свете и кислинках

      Мэйбл презирает ложь. Она презирает её всеми фибрами своей души, как и лунный свет, льющийся расплавленным серебром из окна их с братом комнаты. Она презирает это нежное, ложное сияние, как и саму обманщицу-Луну. Мэйбл ненавидит тьму, поэтому всегда стремиться разогнать её своей улыбкой.       И он знает это. Знает, поэтому ещё с большим усилием лжёт им с братом, заставляя играть по его правилам. Поэтому заходится в жутком, издевательском смехе, проникая в сны девушки под видом её близких и принося с собой кусочек той ненавистной тьмы.       Мэйбл терпеть не может кислинки. Она не переносит это противное ощущение кислой горечи на кончике языка и всегда забавно морщит нос. Мэйбл ненавидит их. Зато любит вкус конфет и разноцветной сладкой ваты, от которой отламывает маленькие кусочки и подносит к своим розоватым губам.       Слишком приторно сладко, отчего у демона порой сводит зубы даже от простого наблюдения за этим её действием.       Мэйбл ненавидит Билла. Ненавидит даже больше чем лунный свет, больше чем ложь и больше чем проклятые кислинки. Но, почему-то, вновь и вновь закрывает глаза на его пребывание в своих снах. Мэйбл ненавидит тот тон, с которым демон обращается к ней. Едкий, насмешливый и унизительно снисходительный. Она ненавидит его голос и смех, от которого по телу проходит табун мурашек, а сердце начинает учащённо биться от липкого и неприятного чувства страха. Но вновь и вновь краснеет, когда он называет её по тому глупому прозвищу, которое он сам ей и дал.       Билл знает и это, отчего хитро щурит глаза и насмешливо растягивает бледные тонкие губы в хищном оскале.       И Мэйбл никогда не признается, что каждое полнолуние, в одно и то же время, она садится на крышу дома, где уже в течение двух лет её поджидает её злейший враг. Она никогда не скажет брату о своих ночных вылазках и о том, как она, затолкав свой страх глубоко внутрь, ходит по краю крыши, балансируя на тонкой серебряной линии лунного света. Она никогда не расскажет, как холодные длинные пальцы демона в эти моменты держат её за руку, переплетаясь с её и не давая упасть. Она никогда не перестанет ждать момента, когда он наконец отпустит её руку или же столкнёт с крыши, издевательски скалясь и смеясь над её глупостью. Мэйбл ни за что в жизни не будет доверять ему, но вновь и вновь продолжит приходить на эту чёртову крышу в это чёртово полнолуние, каждый чёртов раз принимая его протянутую руку. Никто никогда не узнает об их маленьком секрете. Никто. Она ни за что на свете не откроет брату, что, когда тонкие губы демона властно накрывают её, Мэйбл забавно морщит нос от вполне ощутимой горечи на кончике языка, а у него сводит зубы от приторной сладости её губ, словно она совсем недавно ела ту самую сладкую вату, которую так невзлюбил Сайфер. О нет, Диппер никогда не узнает об этом…       Мэйбл ненавидит Билла. Ненавидит даже больше чем лунный свет, больше чем ложь и больше чем проклятые кислинки. Но, почему тогда она каждый день залезает на крышу и смотрит на ту самую обманщицу-Луну с кульком полным противных кислинок в руках, лжёт собственному брату и забавно морщит нос, ощущая горькое послевкусие на кончике языка?