Ветер в ивах

Доктор Ганникрот Рлектер ни разу не присел за всё утро, потому что приводил в порядок свой роскошный домик после долгой зимы. Убрав в высокие дубовые шкафы все свои многочисленные вещи: английские костюмы, галстуки, шляпы, итальянские ботинки, французские колготы, подвязки и чулки, он накрыл всю мебель толстым слоем клеёнки, а затем развел в тазу побелку для стен. Доктору Ганникроту хотелось разделаться с неприятным делом как можно скорее, поэтому он занимался несколькими задачами одновременно: переносил с места на место тяжелую старую стремянку, выдраивал щетками кружева паутин, оставленные паучками-квартирантами, орудовал длинной шваброй под высокими кроватями, вельветовыми пёстрыми креслами и лакированными стульчиками. Сложно было поверить, но хозяин намеревался даже успеть вычистить до обеда тяжелый персидский ковёр! Однако глаза ему скоро запорошила едкая противная пыль, его седоватая шерстка вся испачкалась в извёстке, а лапки скрутила страшная судорога. За зиму Рлектер Ганникрот очень разленился и такая тяжелая работа была для него не по силам. — Как нелепа бессмысленна моя жизнь! — воскликнул огорченный доктор Ганникрот, сел на винтажную скамейку и горько заплакал. Слёзы из его блестящих глаз-бусинок закапали на пыльный пол. Это заставило Рлектера чихнуть. — Апчхи! — Гулом донеслось из норки, — Апчхи! Апчхи! — Никак не хотел униматься носик крота. Вдоволь начихавшись доктор заметил наконец, что в его жилище проник необычайно приятный аромат. Принюхавшись, он догадался, это пришла красавица весна! Тогда, дерзко позабросив куда подальше свой фирменный ремонтный инвентарь, Ганникрот принялся рыть ход наружу. Долго перебирал он своими шустрыми пальчиками с острыми наманикюренными коготками и, в конце концов, сумел выбраться на поверхность. Мордочка доктора выглянула из темного подземного коридорчика, и ласковое утреннее солнышко озарило чумазые пушистые скулы. Крот прищурился и глубоко вздохнул. — Восхитительно! — Пропел голосок Ганникрота, и зверёк сам не заметил, как залез на пенёк и принялся радостно выстукивать чечетку, как во времена его былой молодости. Доктор в этот момент имел настолько грациозный вид, что пролетавший мимо скворец Кэвин залюбовался его развивающейся на ветру чёлочкой, кругленьким пушистым брюшком и, не совладав с собой, врезался в высокую ель. Впрочем, птица выжила, хоть и стала с тех пор говорить разные непонятные вещи, называя их великими пророчествами. Доктор Ганникрот спрыгнул с пенька и приземлился прямиком на пушистую салатовую полянку. Свежая роса в миг омыла его пыльную спинку, вернув Рлектеру его привычный опрятный вид. От удовольствия снова оказаться чистым и бодрым доктор в припрыжку бросился бежать вдоль земляной тропинки, усеянной маленькими следами какого-то лесного зверька, должно быть енотовидной скумбрии, которая в это время года особенно подвижна и общительна. Оказавшись около живой изгороди на противоположной стороне широкой ароматной поляны, Рлектер замер. Кроту пришлось остановиться, потому что увидел свирепое семейство диких кабанов Вёрджеров. — Стоп! — Крикнул ему дерзкий клыкастый кабан с большим рылом, перегородив своим мощным копытом весь свободный от мокрой травки путь. — Меня зовут Корделл-Пухлик. Ты, — затыкал кабан, и Рлектер сразу счел его неопасным, — вторгся на территорию моего господина Мэйсона-Хрюнделя! — Что это значит? — Удивился Ганникрот и сделал шаг назад. Не начавшийся толком день рисковал быть безвозвратно испорченным. — А то, что ты должен заплатить шесть пенсов за вход, если не хочешь остаться без зубов! — Воскликнул грубиян Пухлик и еще больше, чем прежде, нахохлился. Но самолюбивый Ганникрот Рлектер даже взглядом не удостоил препротивного хулиганишку, и обойдя его, с достоинством направился дальше. Через пару-тройку шажков он обернулся и крикнул побагровевшим от злости поросятам: — Грузинский шашлык! Грузинский шашлык! — а потом весело залился звонким смехом. Высказывание доктора звучало предельно глумливо. Кому приятно напоминание, что твою родню кромсают на аккуратные пропорциональные кубики и нанизывают на шампура? К тому времени, когда Ганникрот уже скрылся за пушистыми ивами, кабаны очнулись от шока, и главный среди них, высокий и противный хряк в песцовой шубе стал кричать. — Какой же ты тугодум, Корделл-Пухлик! За что я плачу тебе?! — В следующий раз я ему точно задам, босс! Вот увидите! — Это в твоих же интересах. Малыши-поросята грустно повизгивали. Весь хрюшачий табор ходил ходуном, но для атаки стало уже поздно. Для того, чтобы отомстить им нужно было подготовить новый план. До безумия чудный день! Не уж-то возможна на свете такая дивная радость?! Доктор Рлектер миновал заросли лугового кордебохера и деловито потопал вдоль живой изгороди, идеально выстриженной местным садовником по последней моде. Пересекая оживлённую рощицу Ганникрот увидел сотни разновидностей перелётных птичек, которые возвратились в родные края совсем на днях и уже вовсю готовили для себя новые гнёздышки. Повсюду струились великолепные трели, обнажались белёсые росточки ландышей, просыпались дикие клетчатые жирафовые мухи-копатели. Рлектер наслаждался рождением нового года (а по-звериному весна была новым годом) чувствовал, будто он разом сбросил с себя весь груз прожитых лет и снова превратился в молочнозубого студента первокурсника медицинского факультета лесной академии. Ганникрот разнежился и обмяк. Казалось, прикоснись к нему — и он обернется горкой взбитых сливок, осыпанных сахарной пудрой. Зверьку было так хорошо, что он и подумать не мог о чем-то, кроме глядящего на него желтовато-го цветочка, склонившего свою тяжелую голову к земле. Вдруг, продолжая лежать на солнышке и почесывать своё тёплое брюшко, Рлектер Ганникрот разглядел в плещущееся от переполняющих её талых вод реке какого-то незнакомого лесного жителя. Доктор даже поднялся, потому что был поражен блеском извивающегося тела причудливого создания. Оно свободно плавало на поверхности голубой реки, скользя и выгибаясь не менее привлекательно, чем Рлектер танцевал. Ганникрот стоял уже у самой воды, будучи неимоверно очарованным прекрасной бестией. Щечки его раскраснелись, а пушок на брюшке встал дыбом, маленький лысый хвостик зашевелился, подметая около себя всю пыль. Несомненно, это была любовь с первого взгляда. Доктор все глядел и глядел вдаль, пока великолепный пловец сам не решился приблизиться к нему. — Здравстуйте! — Игриво рыкнул подкравшийся водяной мангуст с рыжеватой мордочкой. — Доброе утро, о прекрасный юноша! — Воскликнул не помнящий себя от любви трепещущий Рлектер. — Как вас зовут? — обольстительный тоном спросил мангуст, понимая, что собеседник всецело в его власти. — Меня зовут доктор Рлектер Ганникрот. — Промямлил растерянный зверь, уже готовый сделать для мангуста напротив все, что тот пожелает. — Очень приятно! — Промурлыкала бронзовая бестия и одарила Ганникрота флиртующей улыбочкой. — А моё имя мистер Уилл Рысси водный мангуст, но для вас я просто Уиллирыкл. Так меня называют только близкие, — неожиданно посвятил крота в свою тайну прыгучий непоседа. — А что вы тут делаете, Уиллирыкл? — Нетерпеливо поинтересовался доктор, мечтая каким-нибудь образом завладеть красавцем мангустом, поселить его навечно в своей норке. — Я плаваю на своей лодке, — учтиво произнес Рысси мангуст и стрельнул в кротишку глазками. — Припарковал её в зарослях у северного берега. Хотите провести своё время со мной? Вы окажете мне большую приятность. — Рлектер только того и ждал и страшно обрадовался. — Но как я взойду на борт? — Опечалено пролепетал доктор, измеряя ширину необходимого прыжка. — Не бойтесь, Ганникрот, прыгайте, и я вас поймаю, — успокаивал его мангуст, раскрывая свои объятия. Действительно, как только доктор разбежался и прыгнул, мангуст тут же сумел поймать его в трех сантиметрах от борта. Мангустовы лапки сцепились на пушистой спинке крота, и звери повалились на палубу. — Как вы красивы, Уиллирыкл, — не сдержавшись все-таки произнес раньше времени уже немолодой, но любвеобильный доктор Ганникрот, нависая над переливающейся мокрым золотом мордочкой мангуста. — Знаете, о чем я сейчас мечтаю вкрадчиво произнес Рысси мангуст в кротовье ушко. — Ммм? — только и смог произнести порозовевший Рлектер. — Чтобы меня поцеловал такой сильный и статный крот, как вы, — уже шепотом послышался нежный мангустовый голосок, а усики его стыдливо зашевелились, как тонкие стебельки-струнки редкого по своей манкости растения. Тогда Ганникрот прижался своим горячим ртом к мангустовым бежево-коралловым губкам с стал нежно целовать рыженькую красавицу. Мангуст отвечал на его ласки приятными поглаживаниями брюшка (несомненно, он был очень умелым любовником) и тихо постанывал. Спустя тридцать минут, немного пришедшие в себя от невинных, но приторных лобзаний звери приподнялись и лягли около дружки на животики, чтобы любоваться рябью на воде, наслаждаться мерным покачиванием судна, греться на солнышке и слушать песни соек. — Можешь себе представить, — перешел крот на «ты», — я ни разу в жизни не катался на лодке. Ни разу! — Что? — Раскрыл пухленькую нижнюю губку мангуст, от чего Рлектеру снова захотелось его чмокнуть. — Никогда не ка… Ты не разу в жизни не… Я не представля… Слушай, а как ты расслаблялся все это время? — Ошарашенно забормотала рыженькая красавица, которую все же чмокнули, когда она замолчала. — Ну, — начал доктор, — я играл в шахматы. — А еще? — удивился Уиллирыкл. — Чистил столовое серебро. — А еще?! — Не унимался мангуст. — Делал перепись имущества и вел фотоальбом. — Бедный мой кротишка, — нежно произнесла рыжуля и заботливо погладила доктора по голове, — Ты был лишен всего самого приятного, что способна дать жизнь. Спокойной возни с лодочкой, ловли рыбки, отдыха на просторах тихих вод, вдали от беснующегося зверья. Когда весь остальной мир теряет значение. Можно просто плыть, позабыв обо всех заботах. Будто бы заниматься важным делом, хотя на самом деле ничего важного не делать либо плавая, делать все-что угодно, это решительно все равно. Послушай-ка Если ты сегодня ничего другого не наметил, давай-ка махнем вниз по реке и хорошо проведем время. А? Ганникрот пошевелил всеми своими мохнатыми и блестящими от бальзама пальцами на всех четырех лапах, выражая этим свое полное удовольствие и решимость, глубоко, радостно вздохнул и в полном восторге откинулся на подушки ручной работы. (Из кожи и какого-то очень мягкого, пружинистого наполнителя). — О, какой день! — томно прошептал он. — Поплыли! Сейчас же! — Тогда минуточку посиди спокойно, — сказала рыжуля. Она привязала веревку к металлическому колечку у причала, взобралась по откосу к своей скромной норе, огражденной самодельным заборчиком, и вскоре появилась снова, держа в лапках, ногти на которых внезапно приобрели ярко-алый оттенок, плетеную корзину. — Засунь её под лавку, — деловито велел мангуст, передавая корзину кроту. От Рыжули запахло лесными ягодами и йогуртом с ванилью — новомодным в Чесапике парфюмом. — Что в ней? — недоверчиво спросил Рлектер, привыкший все готовить самостоятельно. — Жареный цыплёнок и кола, — преспокойно сообщил Уиллирыкл, не подозревая, что будет дальше. — Прости, я могу воспользоваться твоей кухней? — спросил доктор. — М… да. Продукты в холодильнике имеются, но тебе не обязательно… — Пустяки, — по-профессиональному кивнул крот с видом заправского повара, а потом сам выпрыгнул из лодки и скрылся в домике мангуста. Спустя четверть часа он вернулся с той же кортиной, но на этот раз у нее просто распирало бока. Поэтому он сам водрузил её на борт, намочив себе при этом весь хвостик. — Что там? — Удивился мангуст, который мог неделями обходиться одной сардиной. — Отварной язык, копченый украинский бекон, пряный ростбиф, корнишоны, греческий салат, французские булочки, холодец и розовое шампанское. — Как? Где ты это взял?! — Округлились глаза рыжули. — Это профессиональная тайна, — хитровато повел бровью доктор и сам забрался на борт. И они снова пустились в спокойное плавание в уединенных потоках прозрачной реки. Уиллирыкл рассказывал о своих приключениях на охоте за диковинными видами рыб, которых он продавал в Вашингтонский исследовательский центр, а Ганникрот с наслаждением ловил каждое слово из прелестного рта своего уже, несомненно, возлюбленного мангуста-рыжули. Терпеливо дождавшись, когда Уиллирыкл устанет без остановки болтать, Рлектер Ганникрот снова крепко обнял его фигуристое тельце и, прижав к себе, покрыл страстными поцелуями. Везде при везде, даже чмокнул мангуста под переливающийся на солнышке хвостик и, будучи скрытым его пушистым мехом, что-то сделал. Но об этом мы уже не расскажем, так как сказка у нас приличная.