Возьми меня с собой

Падме появляется из темноты. Сначала, будто стилусом на датападе, обрисовывается ее силуэт — голова, два аккуратных завитка волос, длинный плащ до пола — а потом становятся видны черты лица. Фигура же полностью закрыта плащом. Вейдер не решается подойти ближе. Лицо Падме не выражает никаких эмоций, только спокойное внимание. Она осматривает его — маску, доспехи, задерживает взгляд на световом мече. «Убери», — слышится мысленный приказ. Вейдер снимает меч с пояса и отбрасывает далеко в сторону — он скрывается в темноте, и призвать его с помощью Силы будет сложно, если не видеть. Падме кивает. Смотрит ему в глаза и спрашивает: — Чего ты хочешь? Вейдер в очередной раз произносит всё ту же фразу: — Возьми меня с собой. Он ощущает чужое присутствие в своем разуме — Падме убеждается в том, что он по-прежнему представляет себе эту сцену с точно такими же условиями. Снова кивает, протягивает вперед руку. Ее тонкая кисть светлым пятном выступает из темноты, плавно опускается вниз, и Вейдер встает на колени. Падме всё так же медленно, давая возможность подготовиться, сжимает пальцы в кулак. Когда такие же, но невидимые пальцы сжимаются на горле Вейдера, он не сопротивляется. Всё так и должно происходить, он ждал именно этого. Но когда он пытается вдохнуть и не может, то с трудом удерживается от того, чтобы начать сопротивляться. Ему сразу же хочется рваться во все стороны, делать то же, что и все его жертвы, отчаянно царапать горло. Но он не шевелится, хотя страх разливается по телу противным холодком. Падме ослабляет хватку, и снова можно дышать. Она убирает руку под плащ. Вейдер хочет спросить, почему же она остановилась — но это так же бесполезно, как и хвататься за собственное горло. Ему прекрасно известны условия. «Я не буду сопротивляться», — мысленно произносит он. — Ты хочешь всё того же? — терпеливо спрашивает Падме. — Испытать то, что сделал со мной двадцать лет назад? Да. Разумеется, это так. Он хочет почувствовать во всех подробностях именно то, чему подверг Падме — удушение, потеря сознания, хоть какое-то подобие смерти. — Но я не могу так продолжать. — Падме подходит ближе, и Вейдер по-прежнему видит только ее лицо, а плащ, закрывающий всё тело, словно нарисовали грубыми мазками кисти. — Я тогда не боялась. Ни тебя, ни удушения. Значит, не могу душить сейчас, если тебе страшно. Она склоняется и осторожно касается маски Вейдера. Кажется, что на миг маска исчезает, потому что он чувствует тепло ладони на щеке — но коснуться этой ладони нельзя. — Я всегда любила тебя, — говорит Падме. — До самого конца. Я вернусь, если позовешь. Ее рука вновь скрывается под складками плаща. Падме отворачивается и быстро уходит, сливаясь с темнотой. *** Через несколько дней она появляется снова. Задает тот же вопрос, получает тот же ответ. Делает тот же самый жест. Сжимает пальцы так же медленно. Вейдер снова пытается дышать и чувствует слабый страх. Это не ужасающая паника, как при первых попытках, и он заставляет себя игнорировать его. Вновь и вновь мысленно повторяет, что Падме не причинит вреда, что он сам попросил и продолжает просить о таком. Закрывает глаза, но без картины перед глазами невидимые пальцы на горле вновь кажутся угрозой. Голова начинает кружится, и после очередной попытки вдохнуть Вейдер забывает о самоконтроле, хватается рукой за горло, царапая дюрастил на шее. Пальцы сразу же исчезают, но Вейдер еще некоторое время пытается их смахнуть. Лицо Падме снова ничего не выражает. Она подходит ближе и внимательно осматривает Вейдера — он знает, что Падме сможет различить опасные повреждения, и не снимая его доспехов. Впрочем, опасность исключена — она ощутит возможный риск еще раньше, чем сможет навредить. Дождавшись, пока Вейдер придет в себя, Падме скрывается в темноте. *** — Возьми меня с собой. Падме кивает, как и раньше — кажется, что если записать это на камеру, то кадры от каждой их встречи идеально совпадут. Вейдер с досадой думает, что пережил столько боли — ампутацию всех конечностей, горение заживо, операцию без анестезии, привыкал жить заново после того, как чудом избежал смерти — и не мог теперь позволить Падме сделать с ним такую простую и справедливую вещь даже после того, как сам попросил об этом. — Боль ни при чем, — ласково говорит Падме. — Это не наказание. Это ради тебя. Я прихожу только ради тебя. Здесь не будет ни мести, ни погони за справедливостью. Я следую лишь за твоими желаниями. Вейдер медленно кивает, как раньше сама Падме. Ее присутствие в Силе ощущается как теплое сияние, но он боится подходить ближе. Стоя на коленях, он протягивает вперед руку, и одна невидимая ладонь обхватывает его кисть, другая сжимается на горле. Он не закрывает глаз, смотря только на лицо Падме, не замечая, как она сжимает пальцы. Ее лицо словно висит отдельно от тела в темноте. Голова начинает кружиться, и губы Падме изгибаются в улыбке — или это только кажется? «Не кажется, — мысленно произносит Падме. — Верь мне. Я хочу только добра». Почему Вейдер так беспокоился о рисках — думал, что надо спасать себя, когда не мог дышать? Падме позаботится обо всём. Нет нужды сопротивляться и отбиваться от воображаемой угрозы. Падме здесь, она всё сделает как надо. Голова кружится сильнее, а темнота вокруг исчезает, сменяясь теплым светом. *** Вейдер приходит в себя. Он не прислушивается к Силе, чтобы проверить своё тело на предмет возможных травм. Это уже сделано за него. Его голова лежит на коленях ученицы. Лея наклоняется и целует его в лоб — он чувствует тепло ее губ даже через шлем. — Вот и всё, — Лея улыбается. — Больше ничего не было. Вейдеру хочется возражать. Двадцать лет назад он не просто душил — он убил Падме. — Умирать не больно, — отвечает его мыслям Лея. — Больно, когда тебя бьют, рвут на части, насильно проникают в разум. А смерть милосердна. Я точно это знаю. — Всё точно происходило так? — спрашивает он. — Да. Твоё воспоминание очень четкое. Падме не было страшно. Мы воспроизвели всё в точности. Вейдер закрывает глаза. Наверное, это должно что-то изменить, что-то принципиальное, но сейчас в его голове ни одной мысли. — Не надо спешить, — шепчет Лея. — Теперь всё время — наше. И вся галактика. Жить — прекрасно, — ее ладонь скользит по нагруднику доспехов. — А умирать не больно. *** Он верит Лее — она действительно хорошо разбирается в том, как умирающие воспринимают смерть. До сих пор не может смириться с тем, что её жертвы умерли слишком легко. Вейдер во всех подробностях помнит тот день, когда его — тогда еще будущая — ученица осознала свой дар. Обычные методы допроса оказываются неэффективными, и он в полной растерянности — раньше никто не мог сопротивляться проникновению в разум. Юная принцесса не показывает страха, держится гордо и уверенно — по ее виду можно подумать, что Вейдер с ней вел беседы о политике, а не пытался вывернуть ее разум наизнанку после нескольких инъекций. Но Таркин не удивлен. Он в предвкушении убийства миллиардов — спокойно спрашивает, где база повстанцев, получает в ответ очевидную ложь и сразу же приказывает продолжать операцию. Вейдер отстраненно думает, что следовало бы помешать — он не может представить, что такие жертвы оправданны. Но всё происходит с ведома Императора. Таркин произносит: — Откройте огонь, когда будете... — и замолкает, силясь выговорить следующее слово. Хлопает себя ладонью по груди — ему нечем дышать. Сила окружает Лею, а потом словно вспыхивает вокруг неё — Вейдеру кажется, что она горит заживо, как он сам когда-то на Мустафаре. Таркин хватается за горло — слышится хруст и бульканье, из его рта течет кровь вперемешку со слюной. До Вейдера доносится отголосок боли, но он не приходит на помощь. Как они не заметили таких способностей? Всё в точности так, как он и говорил Мотти. Способность уничтожать планеты — ничто по сравнению с Силой, с такой чистой яростью. Лея выбрасывает вперед ладонь — у Таркина ломаются ребра, быстрым взмахом кисти она перебивает ему шею, даже не удивляясь своим новым способностям. Вейдер чувствует досаду принцессы — слишком быстро, слишком легко. Лея вытягивает руки в стороны, растопыривает пальцы — Сила тащит к ней адмирала Мотти и генерала Баста. Лея сжимает их шеи медленно, как можно медленнее — но у неё нет опыта, чужая боль почти не чувствуется, и пальцы слишком быстро погружаются в такую податливую плоть, рвут сосуды, выдирают наружу и разрывают трахею. Шея Мотти похожа на истерзанный кусок мяса, а рукава Леи пропитались кровью и липнут к рукам, но она судорожно нащупывает в этой мешанине позвоночник, ломает его — хотя адмирал уже мертв, оставив ей лишь память о том, что как раз умирать не больно. Она швыряет Баста через всё помещение — его череп разбивается о транспаристил иллюминатора, а смерть снова быстра и милосердна. Остальные офицеры — кажется, Лея даже не замечает этого — падают на пол, дерут ногтями свои шеи, а потом дергаются в конвульсиях. Лея поворачивается к Вейдеру. «Сила с нами», — мысленно говорит он. Лея изумленно распахивает глаза, ставшие полностью желтыми. Протягивает вперед невидимую руку, неловко пытается дотронуться ей до Вейдера — он, похоже, ощущается иначе, чем остальные. Наверное, Лея чувствует в нем подобного себе. *** Вейдер становится ее учителем. Показывает, как направлять Силу, как добиваться своих целей, всего, что может быть нужно. Лея так и не выдает повстанцев, но ей, похоже, нет больше нужды в таких союзниках — Сила надежнее всех, она не подведет, не оставит, уничтожит кого угодно. — Я ничего не боюсь, — без эмоций говорит Лея. — Помнишь, во время войн клонов был джедай — Скайуокер, «герой без страха»? Вот и я теперь ничего не боюсь. Вейдер рассказывает ей про Скайуокера. Это лишь очередной мертвец, смерть которого была чуть хуже, чем у большинства. Но Лея слушает внимательно — задает вопросы, берет его за руку, говорит, что страх и боль из прошлой жизни надо прогнать до конца. Вейдер показывает ей воспоминания о Падме. *** — Ошибки быть не могло, — Лея говорит так же спокойно, как и созданная ей иллюзия Падме. — Ты всё хорошо запомнил, а я хорошо прочувствовала. Тебе не за что себя винить. — Ее глаза сияют. — Как и мне. «Ты же хороший человек, — Вейдер, словно наяву, слышит слова Падме. — Не делай этого! Я тебя не узнаю!» А потом, впервые за много лет, ее голос замолкает.