Драбблы по МиюСаве

      Когда-то Миюки думал, что ему всё подвластно, что у них всё будет хорошо, что у он всегда будет рядом с его золотом — драгоценным и ярким, что никогда не утонет в море слёз и обиды. Теперь, каждый раз приходя в пустынную и холодную квартиру, он хотел уйти. Савамура призраком ходил по ней, глядя своими пустыми глазами на него и ничего не говорил.       Савамура исчезал буквально на глазах. От него не было тепло, он не улыбался, а лишь сидел, глядя на кетчера через призму телевизора, что побеждал там — на горке вместе с питчером, заставляя его сиять, но он не мог заставить сиять Эйджуна, что сгорел дотла.       На столе валялись таблетки: антидепрессанты, обезболивающие, что выписывал его врач. Телевизор был всё так же включен и изо дня в день там не менялся канал: там был бейсбол и только он. Иногда Миюки видел в глазах Савамуры тот огонь, который придавал бывшему питчеру сил, но он тут же затухал, когда эти самые прекрасные янтарные глаза глядели на экран.       Миюки снял обувь и прошёл в коридор, затем смотрел, как Савамура сидел за компьютером и впервые улыбался за эти три года бесконечного уныния и печали. С кем он общался? — пролетела мысль в голове Казуи, но он прошёл мимо — прямиком в свою комнату. Он жутко хотел спать.       Так было каждый раз. Миюки возвращался, смотрел, что делал Савамура и ложился спать. Они даже не разговаривали, просто жили вместе, а кухня всегда оставалась нетронутой. Миюки ел в кафе, а Савамура заказывал её — горячую, свежую и вкусную. — У тебя завтра матч? — спросил Эйджун тихо, стоя рядом с открытой дверью. — Да, — отозвался Миюки, вздрогнув. Он давно не слышал настолько живого голоса Эйджуна. — Я… Меня завтра не будет, приду поздно. — Хорошо.       Миюки посмотрел, как тень Савамуры ушла и потёр глаза. Он устал и хотел спать, а завтра всё будет так же.       Однако, ни поздно вечером, ни утром Эйджун не вернулся, а сообщение от него звучало так: «Я улетел в Америку.»