Северные традиции

— Ты с ума сошел! Нас же увидят! — Ричард сдавленно зашипел, ощутив на своем бедре горячую ладонь. Рокэ тихонько фыркнул ему в ухо. — Ну так пойдем отсюда. Сил нет терпеть эту нудятину. — Как ты смеешь? — возмущению Ричарда не было предела. На них начали коситься, и он резко сам себя оборвал, добавив гораздо тише: — Хотя бы проповедь можешь выстоять спокойно? Отец Маттео будет недоволен, если я… — К кошкам отца Маттео, — богохульно и искусительно-жарко зашептал ему в ухо Алва, бесстыже скользя ладонью под шерстяную полу килта. — Когда ты в этой своей юбке, у меня в глазах темнеет. Признайся, ты это специально. — Нет! — решительно оборвал его Ричард, возражая то ли против настойчивых рук, то ли против несправедливого обвинения. — И вообще, это не юбка, а килт, — добавил он уязвленно. — Да, конечно, — отрешенно пробормотал Алва, гипнотизируя взглядом колонну, за которой они скрывались, в попытках унять бешеное возбуждение. — Хоть тога. Только пошли отсюда, я тебя умоляю. К тому же, — добавил он, хищно ухмыляясь и облизываясь, — ты же хочешь. Я тоже, — и в доказательство прижался к бедру Ричарда своим пахом. Тот судорожно выдохнул сквозь зубы. Рокэ смотрел, не отрываясь, на его сурово сведенные брови, пятна румянца на скулах и недовольно поджатые влажные губы, чувствуя, что еще немного, и дело обернется небольшим светским скандалом. Рокэ Алва возьмет герцога Окделла прямо в церкви во время службы на глазах у ошеломленных прихожан. Не то чтобы это не выглядело соблазнительно. Чопорность северян уже начала его утомлять. — Пойдем, — настойчиво повторил он и потянул Ричарда за руку прочь из душного, пропахшего свечами и ладаном, храма. Тот, посопротивлявшись для виду, так, чтобы не наделать шуму, наконец подчинился. Рокэ успел достаточно его изучить, чтобы запомнить, как с ним нужно обращаться. Ричард порой не знал, что для него лучше, хоть и куражился, гордо задирая нос. Стонал сквозь зубы, стоически сдерживаясь на пике наслаждения. Рокэ это злило до звездочек перед глазами, толкало на безумства и доводило до отчаяния. Как бы там ни было, он полюбил его такого, закованного в громоздкие доспехи родовой чести и долга, правильного до зубовного скрежета, вспыльчивого, горячего и порой невыносимо заносчивого. Было сладко сбивать с Ричарда глупую, ненужную, не красящую его спесь, выдирать из заскорузлых, душащих рамок средневековой добродетели. Ричарду это было необходимо как воздух — чтобы кто –то порой брал его за шкирку и немилосердно встряхивал, раздвигая границы дозволенного, позволяя дышать полной грудью. Рокэ охотно ему в этом помогал, делясь с потомком надорских танов жаром ревнивой и распущенной кэналлийской страсти, согревая его собой, словно солнце — холодный северный камень. Ричард поддавался с трудом и неохотно. Рокэ любил в нем и это. Они вышли на окраину деревни, утонув в душистом вересковом море надорского плоскогорья. Где–то невдалеке блеяли овцы, многочисленные стада белых облаков с черными мордами, залог богатства Севера и его хозяина. Рокэ крепко держал Ричарда за руку, словно опасаясь, что тот передумает и вернется в гулкую духоту церкви. Ричард шел, не глядя на своего спутника, отрешенный и далекий, но руки не отнимал. Рокэ не выдержал и толкнул его, подсекая ногой под коленями. Они кубарем покатились по душистым фиолетовым колокольчикам прямо в заросли дрока. Ричард оказался подмят, распростерт на согретой солнцем земле. От полуденного зноя рябило в глазах. Рокэ потянул с себя душный колет. Ричард смотрел на него, не отрываясь, не пытаясь вырваться или оказать сопротивление. Его серые глаза, яркие на загорелом лице, потемнели, а меж бровей залегла морщинка. Рокэ наклонился, чтобы разгладить ее губами. — Ну же, герцог, — дразнящее сказал он. — Так и будете лежать бревном? На Ричарде был лишь черный жилет с блестящими золотыми пуговицами, белая рубаха и килт в фамильную черно–красную клетку. Рокэ сводил с ума его небрежный деревенской вид, а в особенности осознание, что под плотной клетчатой тканью на Ричарде больше ничего нет. Стоит только провести руками по обнаженным бедрам — и Ричард будет доступен нескромным взглядам и откровенным ласкам. Иногда северяне казались ему необычайно распутными в какой–то совершенно извращенной форме. Быть может, это была отдушина в жестких рамках северной морали. Как бы там ни было, Рокэ нравилось. Да что там — его вело от одного взгляда на такого Ричарда, а в штанах становилось мучительно тесно. Он стянул через голову рубашку, наблюдая, как Ричард под ним неторопливо расстегивает пуговицы своего жилета, и нетерпеливо рыкнув, сунул руки под килт. — Эти ваши юбки такие удобные, — довольно пробормотал он, склоняясь, чтобы поцеловать Ричарда. — Ты уверен, что твои предки ничего подобного не имели в виду? — Не уверен, — хмыкнул Ричард, рывком пригибая его голову и толкаясь языком ему в рот. Рокэ вздрогнул и горячо ответил, принимаясь ласкать его бедра и сминать совершенно доступный зад. Ричард глухо, сладко застонал. Рокэ видел, чувствовал, как его накрывает. Это сводило с ума и пьянило похлеще Дурной Крови. Ричард разорвал поцелуй только для того, чтобы снять рубашку, и потянулся было с поясу килта, но Рокэ перехватил его руки: — Не смей. Я так давно мечтал это сделать. — Что именно? Запачкать мои родовые цвета? — насмешливо спросил Ричард, пристально его разглядывая. И откуда выдержка взялась? — Может и так, — согласился Рокэ, поглаживая его запястья. — Ты против? — Нет, — Ричард едва слышно фыркнул и принялся распутывать ленты на штанах Рокэ, заставив того подавиться судорожным вздохом. — Если ты так сильно этого хочешь… — он запустил руку в белье, вынимая его сочащийся влагой член, медленно лаская его и потирая большим пальцем головку. Рокэ вцепился в его бедра, бесцеремонно задирая килт, и часто задышал, запрокинув голову. Ричард укусил его за шею. — Очень хочу, — сдавленным голосом согласился Рокэ, сбрасывая его руку. — Поэтому иди сюда, — он подтянул Ричарда ближе, закидывая его ноги к себе на талию. — Давай, оближи. Ричард покорно принял в рот протянутые пальцы и принялся их сосать, не отрывая цепкого взгляда от лица Рокэ. Тот, едва сдерживаясь, чтобы не послать к Леворукому осторожность — не в первый же раз они вот так, — снова провел ладонью по бедру Ричарда и сомкнул руку на его твердом члене. Ричард сглотнул, прикрывая глаза, и непроизвольно дернулся, толкаясь в кулак. Рокэ не выдержал и, отобрав руку, ввел мокрые от слюны пальцы в его растянутое с ночи нутро. Ричард взвился, выгибаясь и ерзая под ним. Килт задрался почти до пояса, уже ничего не скрывая. Рокэ ласкал его изнутри, не столько готовя, сколько дразняще поглаживая горячий бугорок, и чувствовал, что еще чуть–чуть, и не выдержит, изольется прямо так, от одного вида распаленного, почти полностью обнаженного Ричарда, постанывающего и сжимающегося вокруг его пальцев, готового вот–вот уступить и отпустить себя полностью. Рокэ наклонился и поцеловал его, вырывая настоящий, полноценный стон, ставший последней каплей. Избавление от пальцев Ричард встретил протестующим рыком и возмущенным, требовательным взглядом. Его ноги скрестились у Рокэ на пояснице, подгоняя и прижимая его ближе. — Хочешь? — жарко спросил тот, потираясь головкой изнывающего от возбуждения члена об его горячий, жаждущий вход. Ричард упрямо сверкнул глазами, крепко сжимая припухшие от поцелуев губы. Рокэ шало усмехнулся, разглядывая его, распростертого под ним, такого сильного, красивого и упрямого. Сладостный узел внизу живота затянулся еще туже, вынуждая толкнуться бедрами. Тело Ричарда жадно приняло его, вырывая у обоих вздох. — Ты хочешь сильнее, — хрипло, задыхаясь от резких, глубоких толчков, заметил Ричард. Рокэ взрыкнул и куснул его за плечо, сильно, почти до крови, заставляя запрокинуть голову и вновь громко, протяжно застонать. — Перестань, — прошептал Рокэ ему на ухо. — Тебе же нравится. Позволь себе… Член Ричарда, твердый, горячий, скользил в его ладони. Рокэ размазывал по нему выступавшие на головке капли и задерживался у основания, чтобы приласкать набухшую горячим семенем мошонку. Ричард кусал губы и ерзал, принимая его в себя, принимая все, что Рокэ желал и мог ему дать, и брал сам, отвоевывая свое наслаждение. Его ноги крепко, до боли, сжимали бока Рокэ, подгоняя его, заставляя ускорить ритм. В один момент Рокэ не выдержал и, закинув его ноги себе на плечи, завалил Ричарда на лопатки, почти не оставляя ему пространства для маневра. Теперь Рокэ входил глубоко и часто под нужным углом. Член Ричарда терся между их телами, вынуждая его дергаться и хрипло дышать, постепенно теряя голову. Рокэ видел, что он близок, ближе, чем когда–либо, к тому, чтобы отдать контроль, позволить себе вырваться из тесного панциря холодной герцогской личины. Чем сильнее Рокэ его стискивал, тем свободнее он становился. — Ну же. Давай, — жарко подбодрил он Ричарда. — Я с тобой. Дикон… От этого горячего, заполошного «Дикон» повело обоих, словно плетью хлестнуло по оголенным нервам. Ричард вскрикнул, дергаясь и сжимаясь, горячо, туго, выбивая воздух у Рокэ из груди. Он запрокинул голову и крепко зажмурил глаза. Тело его расслабилось, а руки соскользнули с чужих плеч. Рокэ заворожено смотрел, как Ричард позволяет себе наслаждаться их близостью, доверяет всего себя, наконец–то перестает бороться с ним и с самим собой. От этого вида открытого, стонущего Ричарда его бросило в жар. Член мучительно заныл и запульсировал. Рокэ рывком приподнялся, чтобы дотянуться до члена Ричарда, сжать его, отправляя их обоих за грань. Несколько глубоких рваных толчков — и он ощутил на пальцах горячую влагу. Ричард сжал его шею до радужных кругов перед глазами, содрогаясь от наслаждения. Глубокое синее небо прострелил его откровенный стон, и победный — Рокэ. Они расцепились, с трудом приходя в себя. Ричард протянул руку, заботливо убирая Рокэ с глаз налипшие мокрые пряди. Он спокойно улыбался и выглядел умиротворенным, как человек, наконец–то, обретший недостающую частичку себя, ставший целым и вмиг переставший куда–то спешить. Рокэ поцеловал его глубоко, долго, вкладывая в это нехитрое действо все, что не привык, не мог сказать. Он и сам чувствовал себя спокойным и свободным, словно именно в это мгновение они сбросили, наконец, непомерный груз, повешенный на них Изломом, и новый Круг начался для них только сейчас. Ричард сел и принялся поправлять задранный килт. — Ну, что, ты доволен? — с ласковой ехидцей спросил он, щурясь от яркого солнца. — Вполне, — посмеиваясь, согласился Рокэ, лениво оправляя штаны и нашаривая рубашку. — Можно подумать, что ты — нет. Согласись, это лучше, чем твои эсператисткие проповеди. — Не богохульствуй, — добродушно оборвал его Ричард, все еще сладко потягиваясь на смятой траве. — Какой с этого прок? — недоуменно спросил Рокэ, с удовольствием его разглядывая. — Ты же не веришь в Создателя. — Ничего не поделаешь, — пожал плечами Ричард и закинул руки за голову. — Это — часть наших традиций. Рокэ хмыкнул, заметив его довольный, поблескивающий взгляд. — Не уверен, что пойму тебя в этом, — сказал он, скользнув ладонью по колену Ричарда под только что оправленный килт. — Но некоторые ваши традиции определенно мне по душе. Ричард засмеялся и поцеловал его, заваливая в колючие заросли чертополоха. — В таком случае, вам стоит познакомиться с ними поближе, господин регент. Смеясь и ругаясь, Рокэ скинул его с себя, выпутываясь из колючек. — Кошки бы побрали эти ваши липучки, — пробормотал он. — Но — но, — с деланной строгостью произнес Ричард. Глаза его смеялись. — Попрошу не оскорблять наш национальный символ! — Чертополох? — Рокэ задумчиво покатал между пальцами колючий шарик. — В этом определенно что–то есть. Тебе идет. И, между прочим, у тебя весь килт в этом символе. Ричард осмотрел себя и фыркнул. — Сейчас сниму. — Этот репей? — Рокэ недоверчиво усмехнулся. — Да, ты прав, — задумчиво согласился Ричард. — Лучше уж сам килт. И взялся за пояс.