***
Давид сидел в окружении команды. Всем было больно. Все впали в апатию, не желая ни с кем разговаривать, не желая утешений и сожалений. В такие моменты хочется как можно быстрее остаться наедине с собой, чтобы пережить весь тот ужас, что так глубоко забрался в голову, тот ужас, от которого поскорее хочется избавиться, тот ужас, что, скорее всего, никогда не забудется. Тренером был дан совет отправиться в гостиницу и как следует отдохнуть, Давид же предпочел свободу стенам, поэтому выбежал со стадиона, пытаясь не обращать внимания на ликующих немцев и плачущих бразильских болельщиков. Пулей вылетев из здания, он окольными путями стал пробираться через непрерывный гул людей, но слезы застилали глаза, бежать было некуда, да и он больше не видел смысла двигаться. Он просто сел на раскаленный асфальт, еще не остывший после невыносимо жаркого дня, и дал волю чувствам, которые не умел скрывать. Это были не просто слезы. Это была истерика, нервный срыв, вся боль, что копилась внутри, вырвалась наружу, заглушая даже человеческие голоса, что-то кричащие, поющие, такие радостные и такие грустные, такие разные, объединенные лишь одним – любовью к футболу. Обхватив руками колени, Луис сидел, не замечая ничего вокруг себя. Людей не было, казалось ему, он был один сейчас, он был один тогда, он был один всегда. Кто-то положил руку ему на плечо. Давид поднял голову и увидел опустившегося рядом с ним на корточки Эдинсона Кавани, его нового одноклубника. В глазах Эдинсона мелькало уныние, но никак не жалость. Он же знал, какого это, когда тебя жалеют. Давид смотрел на него так, как, наверное, в своей жизни никогда не смотрел. В этом взгляде мелькала то ли благодарность, то ли надежда, то ли застенчивость или замешательство. Но Кавани видел в нем лишь нежность вперемешку с грустью и бессилием. Эдинсон протянул руку, ничего не говоря, а Давид, все так же внимательно смотря в глаза сидящего рядом человека, протянул свою. Они поднялись, и Луис очутился в невероятно крепких объятиях, который ему подарил человек, которого он даже не надеялся увидеть среди тысяч находившихся вокруг людей. Из глаз снова хлынули слезы, сердце бешено забилось, чувства метались от безнадежности до ликования, а руки осторожно обвили талию Эдинсона, который все сильнее прижимал Давида к себе, как бы стараясь укрыть от всего ужаса, что ему пришлось пережить сегодня. Они стояли так, казалось, целую вечность. Давид, отдавшись моменту, выплескивал на волю все скопившиеся внутри обиды, всю боль, всю горечь, все отчаяние. Эдинсон гладил его по спине, положив голову ему на плечо и оставив едва заметный поцелуй на шее. Их руки соприкоснулись, а пальцы переплелись. Так все начиналось.***
Голоса одноклубников вывели Давида из размышлений. Он быстро собрал вещи и направился к выходу, поджимая губы и с трудом сдерживая застывшие на глазах слезы. Люди часто ошибаются, выбирая расставание вместо того, чтобы бороться за свою любовь. Увы, они слишком поздно понимают, что потеряли все, абсолютно все.