Цветы

      Давайте проверим ваши способности в алгебре? Кто сможет посчитать, сколько будет двадцать семь минус пятнадцать? Юрий, к примеру, заучил эту цифру наизусть.       Мать любила рассказывать, что Юра родился весь в цветах (мать, на самом деле, рыдала от ужаса, но сейчас это почему-то казалось ей жутко романтичным), в красных, фиолетовых, синих, сходящих зелёных и еле заметных жёлтых.       Юрий поморщился, ощутив неправильную отдачу от приземления в ступне — резкая боль в щиколотке как кратковременный разряд в двести двадцать. Фу, как грубо. Он расстегнул толстовку и прислонился к холодным металлическим перилам возле катка с несколько мстительным лицом, чтобы кожу прожгло. Ибо нефиг.       Плисецкого с детства тянуло ко льду. Твёрдый, холодный, скользящий, такой красивый — это казалось неким изящным способом постоянного мщения. На рациональной основе. Потом, со временем, как-то немного забылось. Просто стало хорошо кататься.       Виктору было двадцать два, когда он упал на общей тренировке и выбил палец. Юре было десять, когда на одном катке со всеми спортсменами он тренировался впервые, заорав "Да какой придурок может выбить палец о плоскую поверхность!". Общение немного не задалось, если совсем честно.       Отгадаете, как относятся к родственным душам одного пола в России? Отгадаете, если между ними разница в двенадцать лет? Отгадаете, если они ещё и фигуристы?       Юрий искренне восхищался Никифоровым, смотрел преданными глазами, полными искрами обожания и радости, словно видел звездопадом. Виктор третьим глазом вылавливал эту ниточку внимания со всего стадиона и ничего не делал. Воздушные поцелуи на камеру и подмигивания именно в ту сторону, где сидел мальчик, в счёт не брать, пожалуйста.       Виктор на льду — это звездопад, это космический дождь, это новая вселенная.       У Юры по всему телу цветы-стебли-вьюны. (У Вити, вообще-то, чуть ли не сад рос на спине, на руках и на ногах, обвивая плечи, но.)       — Виктор, будь аккуратнее! — Юра орал во всю мощь лёгких, устремляя свирепый взгляд на чемпиона, который откатывал его, Юры, программу.       Виктор знал лучше, что получается у его соулмейта хорошо, что ему не нравится, что он хотел делать, а что не мог, что его бесило, а что настораживало, превращая из феи в опасливого котёнка.       Их подобие отношений началось с передачи от тренера записки "Не калечь так сильно спину, пожалуйста <3" от Никифорова Плисецкому, потому что первый был уже достаточного уровня, чтобы не падать из-за неудачного вращения и не сдирать о гладкий лёд кожу с ладоней. Юре стыдно сознаться, но ответ он так и не придумал тогда. Просто внутри было больно-больно-больно и пусто.       Хотелось внимания. Хотелось хоть одной улыбки. Хотелось общения. Хотелось смеха. Хотелось взгляда.       Он в раздевалке во время чемпионата мира, соврав, что оставил свой счастливый талисман в куртке, разбил стекло от кнопки сигнализации и смотрел в блики от света. Воткнуть в ногу не позволила совесть — а не инстинкт самосохранения, — потому что срывать титул четвёртого чемпиона мира не хотелось. Не настолько он сошёл с ума ещё.       Внимания всё ещё хотелось.       — Понял, что будешь откатывать?       — Если ты ушиб ногу, потому что засмотрелся на меня, то я уже ничего не откатаю!       А мужчина ведь действительно засматривался.       — Ты меня совсем не любишь!       В ответ на это — удар по бортику коленкой так, чтобы пронзило.       — Чёрт! Говорю же, что не любишь.       Юра ответить не успел, немного утонул в глазах, бывает, что поделать.       Внимания хотелось неимоверно, но кто знал, что цена — тройное вращение во время выступления и отсутствие вдохновения у взрослого фигуриста, которому срочно его надо было найти. И на такое пользовательское отношение сказать ничего не мог, не получалось, ведь вот оно, это долгожданное внимание, это отсутствие чужих травм на своём теле и возможность рассмотреть собственные на родном. Улыбка. Взгляд. Общение. Прикосновения.       Со временем разница в возрасте не пропадала, словно увеличивалась, становилась заметнее. Со временем эфемерная боль и якобы синяки перерастали в настоящие, где не отличить, чьё это. Со временем гомофобия никуда не исчезла.       Но Юре было интересно. Он поднял руку и прикоснулся к лицу рядом стоящего, проводя кончиками подушечек пальцев от скулы и впиваясь короткими ногтями от середины щеки до подбородка, царапая.       Виктор улыбался, глядя, как красные полосы проявлялись на лице его родственной души.