В одной иллюзии от реальности

В комнате царит мягкий черно-смородиновый полумрак, изредка разрезаемый редкими лучами янтарно-белой луны, в тусклом свете которой стальные струны отливают серебром. Вновь и вновь они врезаются в тонкие бледные пальцы, рассекая кожу и каждый капилляр на части. Но затуманенное сознание не пропускает мысли о боли, и лишь учащенное дыхание, вырывающиеся из-за потрескавшихся губ белыми облачками теплого пара, служит отмеряющим время маятником реальности. Его реальности. Он сидит на широком подоконнике, свесив одну ногу вниз, и играет... Играет уже на протяжении нескольких часов, не прерываясь ни на секунду. Окровавленные пальцы все так же уверенно перебирают струны, скользят по грифу, чередуя аккорды песни без имени. Резкая, отчаянная мелодия, наполненная горькой тоской и невыразимой болью, как ни странно, мягко вплетается в фибры тишины, создавая объективный резонанс реальности и иллюзии. Аспидно-черные глаза не отражают ничего, даже пустоты, словно у временно живого мертвого. Но его дыхание оседает легким туманом на оконном стекле, словно в напоминание о том, что он все еще жив. Но не оно служит тотемом для отслеживания реальности. По стальным струнам бежит кровь, и ее влажное тепло, окутывающее израненные ладони, ее тяжелый солоноватый запах, оставляющий металлический привкус на губах, но самое главное — ее насыщенный, карамельно-алый цвет служат ему маятниками иллюзорной реальности... Или все же реалистичной иллюзии? Он вздрагивает, но не поворачивает головы, когда кто-то осторожно забирает из его рук гитару, а затем проводит влажным полотенцем по израненным ладоням, бережно стирая кровь. Напряженные дрожащие пальцы невольно расслабляются, дыхание выравнивается, а сломленная горем душа успокаивается. На смену безразличию приходит вновь навалившееся всей своей тяжестью осознание того, что ... Невесомое прикосновение прохладных пальцев к щеке ему до боли знакомо, но он знает, что это — всего лишь плод его измученного больного воображения. Но его истосковавшаяся по родному теплу душа рвется к этому фантому, игнорируя голос разума. И он поддается этому безумию, отчаянно вцепляясь в складки белоснежной рубашки и пряча лицо на груди своего персонального призрака. — Саске, — мягкий, чуть хриплый голос звучит нежной музыкой в воспаленном от долгих бессонных ночей сознании. — Тебе нужно отдохнуть. Он не отвечает и, не открывая глаз, тянется навстречу, спустя секунду касаясь губами прохладной щеки. Легкое чужое дыхание скользит по темным волосам, а тонкие длинные пальцы по старой привычке зарываются в них и немного ерошат. Саске слышит знакомый запах морозного холода и снега, смешанного с едва уловимый ароматом ванили, и не замечает, как из-за полуприкрытых век срываются вниз несколько прозрачных горько-соленых капель. До боли знакомые руки мягко прижимают измученного Саске к ирреально теплому чужому телу, а легкий шепот мягко перетекает в полузабытую колыбельную. Ненавязчивая хрустальная мелодия, так не похожая на резкую песню окровавленных струн, медленно разгоняет чернильные облака тишины, погружая юношу в такой необходимый ему сейчас сон. Но даже во сне он не выпускает из рук брата, и Итачи, бережно уложив Саске на кровать, устраивается рядом, продолжая негромко напевать колыбельную. Его голос льется ровно и мягко, а с длинных ресниц неслышно срываются горькие слезы, тут же расползающиеся темными пятнами на подушке. Прохладные пальцы мягко касаются шероховатой ткани бинтов, закрывающей глаза Саске. — Прости меня, — почти неслышно шепчет Итачи, с болью разглядывая бледное лицо младшего братишки. Три года назад родители братьев Учиха погибли в автокатастрофе. Два года назад состоялось покушение на убийство наследника компании SH Corporation, Учиха Итачи. В то же время Учиха Саске был отправлен в детский дом. Полтора года Саске чудом выжил в охватившем приют огне, но потерял зрение. Полтора года назад Итачи вышел из комы. И забрал своего младшего брата домой. Вот только Саске окончательно потерял связь с окружающим его миром и не узнал вернувшегося за ним Итачи, поскольку еще два года назад ему сообщили о его смерти. Два года назад Учиха Саске сошел с ума. Итачи невесомо касается губами влажного лба и осторожно закутывает спящего брата в одеяло. А затем берет с прикроватного столика бинты и аккуратно перевязывает изрезанные струнами тонкие пальцы. Итачи не знает, что утром Саске уже не проснется. Он умрет... Чтобы вернуться к старшему брату, погибшему от рук наемного убийцы два года назад.