Детка

- Джас! - словно торжествуя, возликовал чей-то голос, влетая в мою гримёрку, - Зал полн! Что это за перемены в тебе? Неужто ли продал за бесценок свою душу на ближайшей подворотне, а, парень? Ладно, Джаспер, хватит церемониться! Это твой последний выход, бери гитару и на сцену, - командный голос моего менеджера заставил меня отвлечься от уже законченной бутылки воды. Концерт и в правду вышел отличный: фанаты безудержно танцевали, будто у них припадок, рвали глотку, подпевая чуть ли не в унисон тексты песен. Вот такие концерты я люблю, не то что те, где от силы скопилось десяток живых трупов, утыканных либо в монитор смартфонов, либо залипших на сценические костюмы, за которые приходилось отваливать буквально весь приход.  Последний раз я выступал в Нью-Йорке почти два года назад, из-за долгих гастролей народу собралось столько, что, казалось, проходила бесплатная раздача еды или распродажа. Почти четыре тысячи человек скупили билеты за какие-то считанные дни, что не могло меня ни радовать. Группа NN существует лет пять; раньше я пел соло, но мечты о собственной группе меня не покидали, и, сделав свое имя, я создал потрясающую группу. Посмотрев на себя в зеркале перед последним выходом на сцену, я взъерошил свои волосы (да-а, здесь давненько не прикладывал свои руки мастер), поправил черную футболку и вышел из-за кулис.  Народ зашумел: со всех сторон послышался свист и аплодисменты. - Черти, - подумалось мне, и я, невольно улыбаясь, взял гитару в руки и начал свой монолог: - Хееей, гайз! Вы, наверное, ждете песню из моего нового альбома? Сегодня я удивлю вас, как, наверное, и тебя, Элли. - В эту же минуту зал стал рыскать глазами, ища мою малышку. - Ты думаешь, я тебя не вижу? Думала, что, надев кожаную куртку какого-то пьяного чувака, останешься незамеченной? – я поднял бровь и засмеялся в микрофон. Никто явно не понимал, что происходит, ведь мой роман с Элли закончился почти год назад. Все бурно обсуждали наш разрыв, папарацци  не давали прохода, вылезая из-за каждого угла, слухи ходили по всей стране. На самом деле, с Элл мы не расставались, попросту сильно поругались, скажем так. И так, по сей день выясняем отношения через ревность и кучу громких, броских слов, всё также любя друг друга, чёрт возьми. Ведь Элли – моя единственная.  - Элли, я не сомневался, что ты придешь на мой концерт, ведь ты так хотела меня увидеть. Ну что же ты так далеко стоишь от сцены, м? – я присел на корточки близко к краю сцены и протянул руку, - детка, ну где же твое доверие, мы же все равно будем вместе, почему мы не можем все решить сейчас, на глазах у всех этих людей? Ты боишься? Я же знаю, что нет. И я начал. Начал, как и планировал. Ведь я точно знал, что она придет сюда. Ее подруги любят меня слишком сильно, именно поэтому я знаю все про эту маленькую, глупенькую девочку. Про все ее походы в кино и в рестораны с мужчинами на 10, а то и на 15 лет старше ее, про ее отказы им, про ее депрессии и слезы по вечерам в подушку. Кто сказал, что любить музыканта – это легко? Знала бы глупенькая Элли, как сильно я хочу к ней... как спешу к ней каждый чертов раз. Вот и сегодня, я решил, что пора уже сказать моей девочке, что она значит для меня. Повесив гитару через правое плечо, я взял медиатор и, приблизившийсь, к микрофону объявил название песни, которую еще никто никогда не слышал. Моя группа тоже не знала об этом,  мы планировали закончить концерт песней из нового альбома, однако мои ребята профессионалы: подхватив мелодию с первых аккордов, мы породили на свет нечто, на что ничто не походило: …If you want to sell my bodies - sell my lips.  If you will never kiss it - what's the reason to have it?  If you want to sell my bodies, please, sell my silly heart. It's broken and it's crying, so, I needn't that heart. When you want to sell my bodies - don't sell my eyes!  I'll looking for you from a heaven. Leave, my darling, leave my eyes... И сейчас я наблюдал за ней, как она подходила медленно к сцене, вытирая своими маленькими ладошками свои щеки, дарила свою улыбку лишь мне одному. Фанаты пропускали ее, не смея помешать. Её удивление было не больше, чем у остальных, а в какой-то момент я заметил, что ребята достали свои телефоны с зажигалки и стали качаться из стороны в сторону. Элли обернулась, заплакав с новой силой. Я знал, что теперь прощён. Она всегда прощала меня, даже когда я был не прав и вел себя как самый последний дурак, но - каково это! -  чувствовать ее теплые, как она выражалась, медвежьи, объятия и жадные поцелуи. Закончив песню, зал взорвался, обдав меня и прочих солистов группы чем-то непередаваемым. И в завершении я подал руку своей детке, чтобы она забралась на эту огромную, как скалу, сцену и посмотрела на всех этих ребят. Её  рука была холодной, Элл, шмыгая своим носом,  старалась прикрыться волосами, а через считанные секунды и вовсе оказалась в моих объятиях, прошептав, что я  «нужен ей, как воздух». Я поднял ее  голову и в тот же миг поцеловал, а она, маленькая, соскучившаяся по поцелуям прижалась как можно сильнее, боясь быть унесённой какой-то неведомой силой за сотни километров отсюда, из, прежде всего, моего сердца. Вы знаете, что такое счастье? Нет? А я знаю. Счастье – это быть рядом с тем, от кого у тебя мурашки по коже, с тем, от кого немеют ноги и дрожит голос. Для меня счастьем была Элли.