Недостаточно данных для определения процента счастья

«Центральному управлению темпоральной безопасности. След перемещения объекта А-012 -247 обнаружен. Темпоральный диапазон 228-230. Точная пространственно-временная локализация затруднена. Поиск продолжается». *** — Билет до исследовательского центра Хокинг-три, — светловолосый мужчина неопределенного возраста активировал терминал для заказа билетов. — Третий класс. Одноместный. В центральном зале космопорта «Земля-главный» никогда не бывало тихо и пусто: независимо от времени суток сотни и тысячи туристов, сотрудников, участников экспедиций, торговцев, встречающих и провожающих, в общем, всевозможных разумных существ толпились у платежных терминалов, катили антигравитационные тележки с багажом, изучали меню в кафе и автоматах питания и аккуратно тыкали пальцами и щупальцами в компьютерные терминалы, подсоединяясь к инфранету, чтобы узнать последние галактические новости. Высокий стройный гуманоид со светлыми коротко стрижеными волосами никого не интересовал — он был типичным представителем планеты Земля, и, конечно же, никто не обращал на него внимания. Хотя типичным он был только на первый взгляд. — Вставьте платежную карту или активируйте ваш счет с помощью отпечатка пальца, карты сетчатки глаза или индивидуального генетического кода, — отозвался автомат мелодичным синтезированным голосом. — Стоимость билета по указанному маршруту составляет двести сорок кредитов, со страховкой двести шестьдесят кредитов, с нестандартным питанием двести восемьдесят кредитов. — Только со страховкой, — мужчина отстегнул от рукава куртки тонкую пластину и приложил к считывающей плате. В базе данных терминала не было ни его отпечатков пальцев, ни карты сетчатки глаза. Индивидуального генетического кода у него тоже не было — в связи с отсутствием генов как таковых. — Господин Вертер Темпест, проследуйте в зал ожидания номер восемьдесят два, посадка на лайнер «Южный крест», следующий до планеты Альдено-тар через два часа сорок три минуты. Время в пути… Вертер ткнул пальцем в кнопку на вирт-экране, и голос оборвался на полуслове. Два часа сорок три минуты. Потом трое суток на корабле, шестьдесят три часа на пересадочной станции и еще пять дней пути. И он будет на станции, где его ждет профессор Громов, согласившийся принять его на работу. Очень любезно с его стороны. Вертер подхватил с пола рюкзак и отправился в зал ожидания. Пожалуй, никто из окружающих не подумал бы, что перед ним не человек, а андроид. На Земле не было больше ни одного робота, настолько неотличимого от человека. Разницу могли бы зафиксировать разве что биосканеры, но любой человек, имеющий в организме парочку-другую биопротезов руки, ноги, желудка, глаза или какого-нибудь другого органа выглядел бы при сканировании похожим образом. … Когда Вертер пришел к Ричарду Темпесту и сказал, что хочет покинуть Институт, он ждал всего чего угодно. Только не того, что Ричард тяжело вздохнет, откроет свой палм и начнет по списку обзванивать друзей и коллег, чтобы ухитриться провернуть эту операцию. Не так-то просто роботу-андроиду взять билет на космический лайнер и улететь куда глаза глядят. Хотя бы потому, что официально роботов-андроидов такого класса никогда не существовало на Земле. Если бы не старые друзья Ричарда, Вертер так и остался бы экспонатом номер 5878/F. Ни один из экспонатов Института Времени не имел в регистре литеры F, кроме Вертера. — Ты понимаешь, чем ты рискуешь? — спросил Ричард, получив для него новенькие документы на имя Вертера Темпеста. — Если бы не профессор Кром… Он пошел на это при условии, что ты больше нигде не засветишься. Прилетишь на станцию и все. Хотя было бы безопаснее отправить тебя… — В качестве лабораторного оборудования, — кивнул Вертер. — Я понимаю. Проблема в том, что для таможенной службы по грузам я был бы слишком похож на человека. — А для гражданской таможенной службы ты можешь оказаться слишком на него непохожим, — в голосе Ричарда звучала неуверенность. — Все будет в порядке. Я благодарен инспектору. И вам — за то, что согласились сделать меня своим родственником. — Угу, — Ричард потер переносицу. — Теперь ты стал моим кузеном. Инспектор поместил в базу данных код, благодаря которому твои документы не будут пробиваться дальше, но код этот действителен ограниченное время, а еще раз инспектор не сможет его использовать. Кстати, он, разумеется, интересовался, почему наш робот собрался покинуть институт, — Ричард взглянул Вертеру в глаза. Вертер не ответил. Не было смысла говорить о том, что и так было известно. По крайней мере, Ричарду. О том, что было известно уже несколько дней ему, Вертеру, и чем он рисковал на самом деле, Вертер предпочел не говорить. — Я сказал, что ты будешь участвовать в проекте профессора Громова и что он сам прислал тебе приглашение, — Ричард нашел в папке письмо профессора и скинул копию на палм Вертера. — Это почти правда. В общем, профессор Громов даже обрадовался, когда я ему написал. — Благодарю, — Вертер помедлил мгновение, словно хотел что-то добавить, но потом передумал. — Я… напишу вам, когда буду на месте. — Надеюсь, что… — Ричард замялся и начал переставлять с места на место предметы на рабочем столе. Отодвинул кружку с остывшим чаем, сложил по-новому плоские пластиковые блоки с архивными документами, которые сегодня доставили из прошлого. — Что у тебя все будет нормально. Починили тебя наши ребята во второй раз великолепно, хотя разобраться с устройством тела оказалось непросто. — Я знаю, — кивнул Вертер. — У вас пока не существует таких технологий. Я не думал, что мне удастся выжить. Ни тогда, ни теперь. Я вообще думал… Что люди не захотят тратить столько сил, чтобы оставить андроида в… Чтобы починить андроида. — Ничего, наши парни всякое видели и в руках держали, — Ричард рассеянно крутил в пальцах то карандаш, то крышку от микродиска, то скручивал в шарик какой-то бумажный обрывок. — Даже вон заикание тебе убрали. Базовые платы помогли. И программу я еще добавил. — Но вы помните, что… — Я помню, — быстро кивнул Ричард. — За стены нашего Института эта информация не выйдет. Я понимаю. Все-таки со Временем работаю. Не беспокойся. — Я очень вам благодарен, — повторил Вертер. — Вы тоже… не беспокойтесь обо мне. Вы же знаете, что я абсолютно безопасен и для вас, и для Земли, и вообще для этой Вселенной. — Я-то знаю, — Ричард наконец протянул ему карт-паспорт. — Но мной Вселенная не исчерпывается. Держи. Там указано, что в связи с особенностями физического здоровья биометрия не может быть проведена, и ты следуешь на Хокинг-три для обследования. Вертер взял карту и убрал ее в нагрудный карман куртки. — И помни, что если хоть одна душа узнает, кто ты на самом деле — ничего хорошего тебя не ждет, да и нам будет нездорово, — Ричард подкатился на кресле к сейфу, приложил к нему ладонь, потом подождал немного, и когда силовая установка отключилась, вытащил маленькую серую коробочку размером с ноготь мизинца. Подтолкнул к Вертеру. — Это то, что ты просил сохранить, — напомнил Ричард. — Тогда, когда мы впервые тебя увидели. Вертер кивнул, осторожно взял коробочку двумя пальцами и зажал в кулаке. То, что лежало внутри, оставить в Институте Времени он не мог. По этому маячку его могут найти где угодно, и делать такой сомнительный подарок Ричарду и его команде он не хотел. Часть Вертера покоилась там, внутри серой крошечной коробочки. — Пока ты числился экспонатом Института Времени, мы отвечали за твою безопасность во всех смыслах. Но теперь ты отвечаешь за нее сам. — Да, я знаю. Мне пора, — Вертер протянул руку Ричарду, чтобы попрощаться, и направился к двери. — Что ей сказать? — негромко спросил Ричард за мгновение до того, как Вертер коснулся сенсорной панели, чтобы открыть дверь. — Она ведь спросит. — Скажите правду, — ответил Вертер, не оборачиваясь. — Что я уехал и больше не вернусь. И что вам неизвестно, куда. Прощайте и еще раз спасибо за все. *** — Капитан космического лайнера «Южный крест» Джулиано Бертолоччи приветствует вас на борту, — милый мелодичный голос звучал из динамика мягко и ненавязчиво. Наверное, многие пассажиры думали, что он принадлежит какой-нибудь обаятельной сотруднице центра связи, но Вертер безошибочно определял синтезированные компьютерной программой модуляции. — Желаем вам приятного путешествия. На борту нашего лайнера вы можете посетить… — Компьютер, отключить систему неэкстренных оповещений, — Вертер сел на узкой койке. Он выбрал самую маленькую каюту: в ней на шести квадратных метрах располагались койка, стул с откидным столом и компьютерным терминалом и санитарный блок. Экран на стене имитировал иллюминатор: на него можно было спроецировать любое изображение или включить режим отражения реальности. — На экран глубокий космос. Случайный выбор. Рассеянный свет. Созерцание далеких звезд успокаивало, давая иллюзию безопасности. Живя возле настоящих, живых людей больше десяти лет, которым не приходило в голову бояться его, опасаться его, подозревать его, завидовать ему, Вертер научился думать, как люди, говорить, как люди, действовать, как люди. Ему хотелось научиться чувствовать, как люди. Он мог бы добиться этого одним движением: поместив то, что было в маленькой серой коробочке, на свое место. Но плата за легкий путь полагалась такая, какую он не мог себе позволить. Из-за тех, кто его окружал. И ему приходилось учиться самому, пробираясь наощупь среди тысяч незнакомых слов, означающих то, что было ему неведомо. Вертер прислушался к себе. Он давно привык оперировать человеческими словами: спокойствие, удовольствие, разочарование, скука, интерес, печаль, гнев, любопытство… Ричард часто спрашивал его, как меняется его восприятие. Даже пытался исследовать уникальный позитронный мозг, аналогов которого в освоенном Галактическом пространстве просто не было. Ричард это знал. Вертер тоже. — Это… Реакция нейро-позитронной сети, — попытался он однажды объяснить. — Состоящей из бионейронов в комбинации с позитронными комплексами. Она по-разному реагирует на происходящее вокруг, одни явления вызывают повышение активности, другие понижение, третьи блокируют отдельные центры, четвертые усиливают разницу потенциалов… Я ищу аналогию в человеческом восприятии и заношу ее в блок памяти. — И если комбинация повторяется, ты называешь это так, как обычно называют люди? — Ричард не был специалистом по искусственному интеллекту и не имел нужного образования, но за годы знакомства с Вертером ему пришлось изучить эту науку почти в совершенстве. — Да. Это позволяет мне правильно реагировать на происходящее. — Но это нельзя назвать истинными чувствами? — Ричарду, как всякому ученому, хотелось добиться ясности. — Настоящими? — Протез ноги не является настоящей ногой, — ответил Вертер. — Но он позволяет человеку ходить, бегать, лазить по деревьям, танцевать и водить космические корабли. Ричард только качал головой и продолжал штудировать труды ученых, посвятивших свою жизнь изучению искусственного интеллекта, надеясь когда-нибудь понять принципы работы позитронного мозга Вертера. Когда-нибудь так и не наступило. …По корабельным часам приближалось время обеда, и Вертер раздумывал, стоит ли ему идти в общую столовую — терминалом доставки каюта третьего класса оборудована не была. Все-таки трое суток лететь. Вероятность вызвать подозрения у пассажиров или персонала была невелика, Вертер уже успел ее просчитать, но чем меньше шансов на то, что кто-то заинтересуется, почему пассажир из каюты №118 на третьей палубе не ест, тем лучше. Вертер покрутил карту в руках и снова убрал в карман куртки. Можно просчитать вероятность, с которой автоматизированные системы контроля заподозрят неладное, но просчитать каждого встреченного человека невозможно. Человека вообще почти невозможно просчитать. Вертер знал, что современные биосканеры не смогут определить принципиальную разницу между человеком с несколькими биопротезами и человеком, по сути, состоящим из них. Просто потому, что технологии, по которым не здесь и не сейчас его создавали, намного опережали возможности сканеров. В карт-паспорте благодаря Ричарду и инспектору Крому было указано, что уроженец дальней космической базы «Санрайс», порт приписки планета Земля, землянин по происхождению Вертер Темпест перенес несколько операций. Для автоматического контроля этого достаточно, но будет ли достаточно для людей? Офицер контрольной службы посмотрел на него точно так же, как на других пассажиров. Ни на посадке, ни в шаттле никто не задержался на нем взглядом дольше, чем на секунду-другую. Ленивые, невнимательные взгляды, в которых если что и было, то только секундное пустое любопытство. Вертер открыл рюкзак. Он мог бы отправиться вообще только с одним карт-паспортом: вся необходимая информация находилась в памяти позитронного мозга, а больше ему ничего не было нужно. Но это могло вызвать вопросы и недоумения, поэтому пришлось обзавестись сменой одежды и палмом. И еще некоторыми мелочами, которые люди непременно таскают за собой: открытки, которые дарили ему те, кого он называл друзьями, две настоящие бумажные книги, металлические монетки из XX века… Вертер достал из бокового кармана круглую плоскую коробочку и активировал сенсорное управление. Долго смотрел на знакомое лицо. Живое. Настоящее. Он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но почувствовал только напряжение поля и определил голографический сигнал. Сбой программы. Когда он думает о ней, это случается чаще. Он привык использовать и другие человеческие слова: вспоминать. Думать. Радоваться. Забывать. Понимать. Он сопоставлял бионейронные процессы позитронного мозга с действиями, которые соответствовали этим словам. Он научился думать, как люди, заменяя длинные цепочки мгновенных позитронных команд простыми словами. Вспоминать. Забывать. Любить. Его схемы и бионейронные сети реагировали на мир, как нервная система человека. Или почти так же. Ричард с самого начала пытался сам разобраться, как это все работает — еще тогда, когда Вертер впервые появился в Институте Времени, в один странный вечер неожиданно вывалившись из темпоральной капсулы прямо под ноги исследовательской группы. Неожиданность была в том, что координатно-временные настройки показали свершившийся перенос из будущего. Согласно Второй темпоральной конвенции, перемещения в будущее были запрещены, а капсулы снабжены блокирующими программами с несколькими уровнями защиты. Но никто из сотрудников не нарушал правил. Ричарду не потребовалось много времени, чтобы разобраться — переброска была только в одну сторону, из будущего, отстоящего почти на триста лет. Точнее установить не удалось — настройки оказались сброшены. Вторая странность заключалась в том, что при попытке задать обратный вектор темпоральная капсула просто отключалась. Теоретически такой феномен был описан, и означал вероятностную вилку событий. Будущее, из которого появился Вертер, для тех, кто принадлежал этому настоящему, могло просто не существовать. Время – слишком сложная и тонкая материя, до сих пор не изученная до конца. Вертер улыбнулся, вспоминая, как Ричард и остальные сотрудники переполошились, думая, что из будущего вывалился раненый в голову и шею человек. И какими напряженными и странными стали их лица, когда стало понятно, что они ошиблись. Он сам успокаивал их, в надежде, что они помогут ему остаться в живых. И в страхе, что они разберут его на атомы из естественного человеческого любопытства. Тогда у него еще не было имени. Он помнил суету молодых ученых, помнил их тревогу и неуёмное жадное любопытство. И помнил худые, с выступающими венами руки молодой женщины, которая осторожно гладила его по щеке, стараясь не касаться развороченного виска: — Мы постараемся спасти вас. Мы очень постараемся. Темная прядь волос падала ей на лицо. — Спа-си-бо… Тогда он впервые подумал, что уже достиг своей цели: люди хотели спасти его, а не убить. Сейчас темная прядь волос точно так же падала на ее лицо, парившее в мерцающей сфере над плоским серебристым диском голопроектора. Вертер не помнил, как назвать последовательность сигналов, из-за которой так жжет чувствительную оболочку его глаз. Вероятно, решил он, в воздухе находятся какие-то химические вещества — например, для дезинфекции атмосферы корабля. Он так и не решился протянуть руку. Вздохнул, выключил голопроектор и убрал на дно рюкзака. Сунул рюкзак в подкроватный ящик и вышел из каюты. *** — Здесь не занято? — услышал он справа над ухом. — Можно присесть за этот столик? Позитронный мозг среагировал мгновенно, проанализировав то, что Вертер видел и слышал за последние двадцать четыре часа. Эта девушка прошла на посадку третьей после него и в шаттле сидела справа через проход. Несколько раз оглянулась на него и один раз улыбнулась. — Здесь свободно, — ответил Вертер. Свободно было не только здесь. За многими столиками вообще никто не сидел. Несколько человек заняли места возле огромного панорамного экрана, сдвинув столы, чтобы удобнее было сидеть компанией и разговаривать. Кто-то стоял у стойки, болтая с шеф-поваром Отако, кто-то возился с новеньким пищевым синтезатором, над которым гордо переливался голоплакат «Создай свой вкус!». Синтезатор надсадно сипел и сопротивлялся, не желая выдавать флориканский гуляш под зеленым травяным пилагейским соусом. — Отлично, — девушка села напротив. Сняла легкую дорожную куртку, повесила на спинку стула, и Вертер увидел на рукаве форменного серого джемпера темно-синюю с серебром нашивку. Исследовательская миссия «Глубокий Космос». Девушка тем временем включила меню, быстро ткнула несколько кнопок. — Вам что-нибудь заказать? — спросила она, взглянув на него сквозь длинную темную челку. — Если не возражаете, я через автообслуживание. У нее были светло-серые глаза и ровные, прямые брови. Темные ресницы, самые кончики — чуть светлее. На правом виске — крошечная темная родинка. — Нет, — Вертер отрицательно помотал головой. — Мне ничего не нужно. Спасибо. Он еще не решил, стоит ли ему есть при людях. Его функционал это позволял, но необходимости не было. Перед ним стоял бокал воды, в котором он незаметно для окружающих растворил энергет-капсулу. Девушка пожала плечами и активировала заказ. Выслушала мелодичный звон и откинулась на упругую спинку стула, откровенно разглядывая собеседника. Вертер определил реакцию своих бионейронов, как «любопытство», а внешность девушки как «приятная». Хотя, пожалуй, не всякий ценитель красоты с ним согласился бы. Девушка была невысокой, худенькой и угловатой, с неплохо развитой мускулатурой. Ее движения на первый взгляд казались резкими, но Вертер видел, что они экономны и точны. Звон раздался снова, и в центре стола возник закрытый поднос. — Если вы предпочитаете одиночество, я могу куда-нибудь пересесть, — сказал девушка, принимаясь за еду. — Я понимаю, не все любят слишком разговорчивых, а я иногда… бываю немного болтлива. Особенно в отпуске. — А вы в отпуске? — Вертер смотрел, как она ест — быстро и спокойно. — В каком-то смысле, — ответила девушка. — Меня зовут Кайса. — Вертер. — Просто Вертер? — Кайса заправила темную прядь за ухо. Она действительно была похожа… Пусть и не слишком. Программа распознавания провела анализ мгновенно: совпадение внешности 48,38%, комплекции и телосложения 62,92%, тембра голоса 74,45%. Вертер подумал, что надо усовершенствовать программу. Чтобы вместо сухих цифр слышать «Лицо немного похоже. Черты крупноваты. Скулы, пожалуй, и еще разрез глаз, а вот нос совсем не такой. Губы чуть мягче и улыбка другая». Чтобы программа сообщала: «Рост немного ниже, но она такая же легкая и худенькая». Чтобы вместо привычных процентов услышать «Голос порезче, но стоит закрыть глаза, и кажется, что это она». Люди, мозг которых не в состоянии проанализировать в доли секунды несколько терабайт информации, наверняка более счастливы, решил Вертер. Они смотрят на человека и думают о том, что у него приятная улыбка и красивая линия шеи, а не об углах падения света и процентах приближения к золотому сечению. На мгновение он почувствовал неприятный зуд глубоко внутри позитронного мозга: это программа сигнализировала о том, что задача не имеет решения. «Недостаточно данных для определения процента счастья». Вертер заблокировал аналитический подцентр и снова взглянул на Кайсу, которая уже отодвинула пустую тарелку из-под супа и принялась за пудинг. — Почему вы так странно смотрите? — спросила она. — То в одну точку мимо меня, то прямо мне в лоб. Вроде бы с утра там ничего не было. — Там и сейчас все в порядке, — ответил Вертер. — Извините, у меня такая привычка. Ее тоже не все любят. — Один-один, — усмехнувшись, Кайса заказала кофе. — Кстати, кофе очень рекомендую. Я этим лайнером не первый раз лечу, они всегда возят с собой натуральный. В позитронной памяти Вертера в строгом порядке хранились миллионы петабайт информации. Огромные массивы истории Земли, технологии темпоральных перемещений, систематика и анализ экспонатов и еще тысяча и один блок данных, необходимых для работы в Институте Времени. А еще Вертер любил стихи. И старую фантастику, написанную в двадцатом веке. Ему нравилась живопись — он любил импрессионистов и не понимал абстракционизм. А чтобы лучше понимать людей, он как-то закачал почти все труды по психологии человека, которые смог найти в Мировой библиотеке. Когда через несколько недель Ричард с нескрываемым интересом спросил, стал ли Вертер лучше разбираться в людях, андроид честно ответил, что теперь все стало еще запутаннее. Ричард почему-то вздохнул и ничего не сказал. Теперь Вертер с прилежностью первого ученика пытался сопоставить то, что было ему известно из книг, с тем, что говорила и делала эта молодая женщина. — Вы все-таки очень странно на меня смотрите, — сказала Кайса. — Вам не надоело тут сидеть и смотреть в стенку? — Нет. Так удобнее думать, — ответил Вертер. Он действительно сидел к залу спиной. Это было неправильно, небезопасно и нелогично, но ему не хотелось встречаться взглядом с целой толпой людей, среди которых не было ни одного знакомого ему лица. Непринужденность, с которой люди здоровались, знакомились, подсаживались друг к другу, пугала его. Люди сидели за столиками, обедали, разговаривали, смеялись, строили планы на будущее и делились воспоминаниями о прошлом. У них было прошлое и было будущее. Вертер знал, что у него есть только настоящее. — Пойдемте пройдемся, — Кайса поднялась, стряхнула с серых форменных брюк невидимые крошки и взяла куртку со спинки стула. — Покажу вам «Южный Крест». Оранжерею хотите или обзорную площадку? А то здесь через полчаса метеору будет упасть некуда. Программу расчета вероятностей Вертер отключил до того, как она успела выдать результат. *** Кайса двигалась так же, как Полина: быстро и немного резко, и шла впереди, прямая и тонкая, словно начерченная темно-серым карандашом на матово-белом фоне корабельных коридоров. Вертер тоже шел быстро, чтобы не отстать, и они все время кого-нибудь обгоняли. Упругое покрытие пола поглощало звуки ее шагов, но Вертер представил, что слышит эхо — как если бы длинный светлый коридор звездного лайнера был темным гулким переулком какого-нибудь большого города в двадцатом веке. Вертер все время видел перед собой спину и темные, коротко стриженые волосы Кайсы. Когда она повернула голову в сторону, спрашивая его о чем-то, Вертер заметил за ее правым ухом длинный белый шрам, уходивший на шею. Любопытство. «Нестабильность работы центров позитронного мозга, формирующих тактику и стратегию межличностного общения, может быть устранена получением дополнительной информации: возраст, образование, род деятельности, опыт работы в глубоком космосе, наличие травм, наличие наград от галактического союза, семейное положение…» Вертер поморщился. У людей есть простое слово — любопытство. Почему этой девушке вдруг стал интересен скучный молодой человек совершенно заурядной внешности? — Вы чего опять молчите? — улыбнулась Кайса. — Думаете, чего это я к вам привязалась? Мгновенный перепад напряжения позитронному мозгу большого вреда не принесет, Вертер это знал. Но Кайса наверняка обратит внимание на то, как дернулись его руки и мышцы на лице. А вдруг она что-нибудь заподозрит? Можно включить программу-расчетчик… — Ну чего вы вздрагиваете? — засмеялась Кайса. — Я угадала, да? — Угадали. Удивление. Улыбка исчезла с ее лица, и Кайса отвернулась. — В оранжерею направо, — она потянула Вертера за рукав, но он вдруг сказал: — Пойдемте лучше на обзорную площадку. Нам нужен лифт на третью палубу, налево и вперед по коридору сто двадцать два метра. — Вы же сказали, что не летали раньше этим лайнером, — с упреком заметила Кайса. — Наврали, что ли? — Я не говорил этого, — мягко сказал Вертер. — Но я действительно лечу впервые. Просто… — Заранее все изучил, — Кайса опять улыбнулась. — Ладно, мне, в общем-то, все равно. Обзорная так обзорная. Она развернулась и почти бегом направилась к турболифту. — Куда вы так торопитесь? — спросил он, когда они вошли внутрь и Кайса четко сказала «Третья палуба». — Ведь некуда торопиться. — Я… — Кайса глубоко вздохнула. — Извините. Я просто не люблю скопление большого количества людей. Да, вот так странно. Поболтать люблю, а людей нет. Сигнал тревоги Вертер проигнорировал — это было слишком прямо и, скорее всего, являлось тем, что люди называли «метафорой». — Знаете, некоторые открытых пространств боятся, некоторые высоты, некоторые и космоса. А я вот людей, — Кайса, отвернувшись и глядя в сторону, водила пальцем по матово-серой стене лифта. Темная прядь волос снова свесилась ей на лицо. — У меня… Работа такая. Искать… Человека. Людей. Долго объяснять. В общем, всегда есть риск, что тебя раскроют и… уничтожат исторически принятым способом. — Вы из спасательной группы? — уточнил Вертер. — На планетах докосмической эры? Кайса помедлила меньше мгновения. — Да. Из спасательной… Но не сейчас. И чем меньше вокруг меня народу, тем мне легче дышать. А вы… нет, не обольщайтесь, вы действительно самый обыкновенный. Разве что сидели к залу спиной и смотрели в пустой экран, который даже включен не был. Ну, я и решила, что вам тоже… не слишком хочется видеть вокруг себя разом двести человек. Турболифт плавно и бесшумно раскрыл двери, и на табло высветилось: «Третья палуба». — Ничего, что я так откровенна? — спросила Кайса. — Это ведь тоже не все любят. — Все в порядке, — ответил Вертер. До обзорной площадки они шли молча. *** Народу на площадке было мало. Звуки шагов гасились спецпокрытием, и в огромном куполобразном зале царили полусумрак и мягкая, теплая тишина. Работало только дежурное освещение в полу, дающее мягкий, рассеянный голубоватый свет. Две девушки в форме стажеров Звездной Академии склонились над пространственной картой, которую в виде вирт-модели вывесил астрокомпьютер, стоящий в центре зала, и увлеченно что-то искали, тыкая пальцами в звездные системы и прокладывая зеленым пунктиром какой-то курс. Звезды и планеты яркими бело-голубыми точками вспыхивали в полумраке. Неподалеку дама в летах что-то негромко рассказывала мальчику лет шести и водила его от иллюминатора к иллюминатору. Мальчишка слушал, но когда бабушка отворачивалась, оглядывался на девиц, крутивших во все стороны виртуальную схему. — Здесь красиво, — Кайса стояла возле одного из иллюминаторов, прислонившись боком к стене и уткнувшись лбом в стекло. — Мне иногда становится страшно. Страх совершенно глупый, я знаю, какая здесь толщина и из чего оно сделано. Но иногда вот просто накатывает. И кажется, что между мной и Вселенной нет ничего, и что она сейчас вольется сюда и раздавит меня. Как та толпа на Твиганаре, которая сожгла бы заживо и меня, и группу историков… — Твиганар? — Вертер помедлил с вопросом, дав секунду программе поиска. Повторил запрос. Нет данных? Реакция блоков памяти однозначно говорит о том, что название ему известно. Ошибка в базе данных? Это исключено. Следовательно, остается один вариант. Он пододвинул ближе к иллюминатору два кресла и сел рядом с Кайсой. — Поговорите со мной, — тихо сказала она, глядя в бесконечность. Наверное, он никогда не разговаривал с человеком просто так. О людях. О книгах. О стихах. О Вселенной, которая завораживала его своим величием. О тишине. О том, что ему никогда не суждено испытать. О страхе смерти. О любви к жизни. — Вы любите смотреть на звезды? – спросил он. – Почему? — Смотрите, — Кайса взяла его за руку. — До прыжка еще час, и пока все хорошо видно. Да посмотрите же сюда. Расскажите мне… О чем вы думаете, когда смотрите в бездну? Перед ними простирались мириады звезд. Словно на дивный шелк самых глубоких, самых насыщенных тонов кто-то немыслимо щедрый бросил россыпь сверкающего песка, или художник плеснул на темное зелено-синее полотно кистью, обмакнутой в белила. — О том, что…— Вертер запнулся. — Что она прекрасна. Он поднялся, приложил ладонь к холодному стеклу и прислонился к нему лбом. Кайса тоже встала рядом, и Вертер слышал ее дыхание. — Скажите, — Кайса говорила тихо, чтобы не услышали остальные. — Почему вы пошли со мной? Только откровенно. — Потому что вы мне… напомнили одного человека, — ответил Вертер и почувствовал, как теплая ладонь Кайсы накрыла его пальцы. — Спасибо за откровенность. Надеюсь, что это не самые неприятные ваши воспоминания. — Напротив, — Вертер осторожно взял ее ладонь в свою. — Но… я никогда не держал ее за руку. Кайса не отняла руки, но на мгновение отвела взгляд. — А, я же тебе говорила! — раздалось из центра зала, и девушки торопливо поспешили к выходу, продолжая спорить, оживленно жестикулируя. — Так даже получается экономия на топливе на двенадцать процентов больше! А ты говорила, не решается! — Бааабушка, я тоже хочу карту покрутить, — мальчик потянул даму в летах к столу, но та, взглянув на табло над входом, покачала головой: — Нет, Джетти, уже давно пора обедать. Ты же обещал! — Ты тоже обещала, — ворчливо заметил мальчик, вздохнул и побрел за бабушкой, из вредности подволакивая ноги. Когда в обзорной наступила тишина, Вертер протянул руку и осторожно заправил Кайсе за ухо темную прядь волос. *** Представления о том, что бывает между людьми, если они нравятся друг другу, у Вертера были до этого момента исключительно теоретическими. Поэтому, когда Кайса шагнула ближе к нему и обняла его за шею, запуская пальцы в его волосы, он, прежде чем обнять ее за талию, тихо сказал: — Пойми, я… никогда не… — Ну и что же, — прошептала Кайса, — Это неважно теперь. Совсем неважно. Сенсорная система Вертера была создана по аналогии с человеческой. Его создателям хотелось, чтобы андроид был самим совершенством — и телом, и интеллектом. Чтобы он мог мыслить, думать и чувствовать наравне с человеком, чтобы мог понять человека. А для этого он должен был воспринимать все то же, что и человек. Вертер поцеловал ее, чувствуя, как ее горячая ладонь гладит его по затылку. Терабайты книг по психологии человека значили намного меньше, чем это. Мягкие теплые губы, острый влажный язык, дыхание на щеке. То, что Вертер мог раньше только смоделировать теоретически, стало близким и реальным настолько, что он почувствовал, как растет напряжение в бионейронной сети. Это было почти… как взяться оголенными контактами за провода с высоким напряжением. — Ты смешной, — прошептала Кайса. — И странный. Ты что, целоваться не умеешь? — Мне не приходилось. — Я тебя научу, — она снова потянулась к нему, и Вертер, склонив к ней лицо, ощутил, как ее теплые губы вновь касаются ее губ. — Это все просто. Только… — Что? — спросил Вертер, с трудом удержавшись от того, чтобы не включить расчетчик. — Пойдем отсюда. Сейчас сюда опять придут, — Кайса говорила с напряжением, словно боялась кого-то. — Но куда? — спросил Вертер. — В оранжерею? — Ты… — Кайса рассмеялась и провела кончиком пальца по его щеке. Потом по губе. — Пойдем… куда-нибудь. Туда, где никого нет. Пойдем… Пойдем к тебе. *** «Центральному управлению темпоральной безопасности. Предположительно объект найден. Подтверждающий чип не обнаружен. Поиск доказательств продолжается». *** Вертер впервые понял, что такое «субъективное время». Что секунды могут превратиться в часы не только за счет релятивистского эффекта. — Здесь очень тесно, — прошептал он, услышав, как узкая койка чуть просела под двойной тяжестью. — Словно в темной коробке. Может, лучше включить свет? Кайса рассмеялась и снова поцеловала его. Этот поцелуй был жадным и требовательным, долгим и напряженным, таким, что Вертер испугался, что его может где-нибудь закоротить. Что тогда будет — невозможно и представить. — Компьютер, — воскликнула Кайса, оторвавшись от его губ, — на экран глубокий космос. Случайный выбор. Рассеянный свет. — Но ведь… Ничего не видно, — непонимающе заметил Вертер. — Это не имеет значения, — Кайса склонилась над ним, лежащим на спине, вытянулась вдоль него и передвинулась выше, чтобы снова дотянуться до его губ. — Ты… какой-то необыкновенный. Сколько тебе лет? У тебя до сих пор ни разу не было женщины? Она провела кончиками пальцев по его щеке, по виску, по волосам, за ухом… — У тебя шрам, — Кайса нащупала пальцами сварной шов в черепном корпусе, который шел через висок за ухо. Ричард и его коллега были предельно аккуратны, но совсем избежать рубца не вышло. — У тебя тоже, — Вертер протянул руку и привлек Кайсу к себе. Напряжение в сети продолжало возрастать, и слуховой анализатор Вертера различал этот тихий, очень тихий, неразличимый для уха человека гул. — Это… травма, — быстро сказала Кайса. — А у тебя? — Тоже. Я был ранен при нападении космических пиратов. Это неинтересно, — Вертер действительно не хотел о них сейчас вспоминать. — У тебя есть подкроватный ящик? — Кайса нащупала пластину и ткнула ее. — Я положу куртку… На мгновение ее правая ладонь коснулась рюкзака, и в следующую секунду куртка упала сверху. — Отлично, — прошептала Кайса. — еще немного, и нам ничего не будет мешать. Вертер смотрел на нее так, словно в его позитронном мозгу включился режим торможения. Кайса протянула руку к его горлу и взялась за верхнюю плату комбинезона. Мягко нажала и медленно повела пальцем вниз, до тех пор, пока не нащупала то, на что рассчитывала. — Если ты хочешь смотреть, — тихо сказала она, приподнимаясь и усаживаясь верхом на его бедра, — тогда смотри. Она медленно стянула джемпер через голову, и Вертер увидел ее небольшую упругую грудь с темными ареолами сосков, съежившихся от возбуждения. Он приподнялся и протянул руку, чтобы прикоснуться, и она подалась вперед, позволяя ему это. — Это… Кра-си-во, — от сбоя в сети Вертер неожиданно снова стал заикаться, но встроенная Ричардом подпрограмма быстро исправила проблему. — Это невероятно красиво… Он положил ладони на ее бедра и приподнялся, чтобы дотянуться губами до ее груди и понял, что кажется, с его членом происходит именно то, что когда-то было заложено в теоретический функционал, но до сих пор не использовалось. Брюки стали тесны, потому что напряженный член с трудом в них помещался. — У меня впервые мужчина, у которого все впервые, — Кайса нажала на следующую кнопку и избавила Вертера от остатков комбинезона. — И у меня уже два года, после того, как … Впрочем, неважно. Оу…. Но ты прекрасный ученик, — она дразняще провела пальцем по спинке члена, по головке, потом быстро, в два движения сбросила с себя брюки вместе с бельем и прижала ладонью член Вертера к своему обнаженному бедру. Вертер получил сигнал, что части подсистем не хватает кислорода для окислительных процессов и стал дышать быстрее. — Это… очень красиво, — он провел ладонью от икры Кайсы вверх, к колену, потом по внутренней поверхности бедра, к промежности, и когда от его следующего движения она вздрогнула и приподнялась, продолжил движение. — Если… Мне не понравится, я просто остановлю тебя, — сказала Кайса слегка осипшим голосом. — Продолжай. У меня… никогда не было… такого, как ты. Вертер лихорадочно переворошил активные блоки информации и мгновенно нашел нужное. Но одно дело — сухой, почти медицинский текст, а другое — живая человеческая плоть. Он повторил движение, и еще, и снова, нащупывая ритм и находя точки, от прикосновений к которым Кайса крепче сжимала коленями его бедра и все чаще дышала. Вдруг она сжалась, приподнялась, сжимая бедрами его руку, и, задрожав, медленно осела. — Я все сделал правильно? — тихо спросил Вертер. Ему показалось, что у нее намокли ресницы. — Кайса… Я хотел, чтобы тебе… Было приятно. Чтобы потом тебе… не было так… — Не говори ничего. Ты… Ты все сделал, как надо, — Кайса опустила руку вниз и взялась за его член. — Теперь моя очередь. То, что происходило потом, оказалось зафиксировано в его памяти чередой ярких электрических вспышек. Она снова приподнялась и опустилась на него, помогая и направляя, и Вертер почувствовал, что от центра его тела ко всем точкам — к голове, к рукам, к ногам, распространяется ритмичная волна, обрушивающая все, словно блэк-аут, магнитная буря или электромагнитная атака корабля Гевейр, вместе взятые. Ритм, с которым она двигалась, заставлял его дрожать в напряжении, а то, что случилось несколько мгновений спустя, ошарашило его. Судорога, другая, и мириады звезд, взорвавшихся внизу его живота и в голове. Мириады искр, электрических вспышек, расплавляющих его сознание. — Кай-са, — прохрипел он так, словно к нему никто еще не приложил рук для починки. — Кай-са… Она выдохнула и, все еще вздрагивая, снова вытянулась рядом с ним. — Только не говори мне, что ты меня внезапно любишь и что это на всю жизнь, — сказала она. — Мы ведь оба знаем, что это будет враньем. — Смотря какая жизнь, — заметил Вертер. Ему хотелось повторения опыта, но он знал, что человеку нужно время на восстановление запаса нейромедиаторов, а ему самому — энергоресурса. И ему просто нравилось лежать рядом с ней, лаская ее грудь и слушая ее дыхание. — Любая, — ответила Кайса. — Для меня она в любой момент может оказаться оконченной. Например, когда я вернусь с очередного задания. Или не вернусь. А для тебя — если кто-нибудь когда-нибудь… Еще раз захочет разобрать тебя до винтиков. — Что? — Вертер приподнялся на локте и взглянул в ее темные глаза. — Ничего. Я… образно выражаясь, — спокойно ответила Кайса и поцеловала его в висок. — Знаешь, ты слишком настоящий, чтобы… Неважно. Ты доберешься до точки своего назначения и будешь работать там. И все у тебя будет так, как надо. И эта штука тебе ни к черту не нужна. Она натянула на плечо тонкое покрывало и закрыла глаза. — А когда ты вернешься… с очередного задания? — спросил Вертер. — Может, мы сможем увидеться снова… — Нет, — твердо сказала Кайса. — Не сможем. Я скажу тебе, почему. Но после… Позже. — Хорошо, — Вертер обнял ее и прижал к себе. — Я не знаю, что значит любить на всю жизнь. Но я не хочу, чтобы тебе было плохо. Не хочу, чтобы ты боялась людей. И хочу увидеть тебя снова. Вот и все. И еще… — Что? — в голосе Кайсы он услышал новый, странный оттенок, которого не слышал раньше. Горечь. — Я просто… — Вертер поискал в словаре нужное слово. — Я просто хочу тебя. Кайса села на постели так, чтобы свет звезд падал на нее, и чтобы Вертер мог видеть то, что ему нравилось. — Сегодня — сколько угодно. *** Темпоральный микропередатчик, вшитый в правую ладонь Кайсы, сформировал и отправил очередное сообщение: «Центральному управлению темпоральной безопасности. Подтверждающий чип не обнаружен. Принадлежность ранее выявленного объекта к классу андроидов не подтверждена. Поиск андроида, совершившего темпоральное бегство при угрозе научной ликвидации, будет продолжен. — Агент К, вы вступили в контакт? — Центральному управлению темпоральной безопасности. Да, контакт состоялся. Реакции объекта достигают только нормального человеческого уровня. Принадлежность объекта к классу чувствующих андроидов, рейтинг опасности А, не подтверждена. Эмоциональный диапазон как у табуретки, сэр. — Агент К, вы провалили задание. — Я сознаю, сэр. — Вы понимаете, что вы рискуете? Нас, людей, осталось слишком мало. Если мы не уничтожим всех андроидов этого класса, еще через двести лет они вытеснят нас и захватят Галактику. Почти вся группа уже уничтожена, осталось только двое. Вы который год ищете беглеца, и опять вытащили пустой номер. Еще один такой провал, и вам самой может грозить личностная деградация. — Я понимаю, сэр. Это не он, сэр. Чип сверхчувствительности не обнаружен. Реакций суперагресии не выявлено. — Он ответил на сексуальный контакт? — Д-да. Ответил, сэр. — Андроиды из группы А способны к перехвату контроля над окружающими людьми в минуты эмоционального напряжения. Агент К, будьте осторожны. Если вы ошиблись и это все-таки он… — Нет, сэр, я не ошиблась.Более того, сэр, у меня есть основания предполагать, что произошло то, что мы и подозревали. Сформировалась вероятностная вилка, и реальность начала развиваться не по нашей ветке. Возможно, благодаря тому, что где-там остался этот андроид. Есть вероятность, что наша реальность вскоре… — Делать такие заключения – не ваша компетенция. Отчет сдадите незамедлительно по возвращению в двадцать пятое столетие. И вас ждет крупный разговор о вашей дальнейшей судьбе. Отбой связи»… — Кайса… — Да? — Я обидел тебя? Вертер смотрел ей прямо в глаза. — Нет, — Кайса уткнулась лицом ему в плечо. — Просто обещай мне… Что сохранишь меня где-нибудь в заблокированных отделах твоей памяти. — Кайса! — от осознания опасности защитные программы взвинтили уровень тревоги до предельно возможного. — Но откуда… — Оттуда, — она поцеловала его в губы. — Знаешь, мне совсем не хотелось браться за это задание. Но мне сказали, — она усмехнулась, — что я для этого подхожу лучше других. Но… ты просто очень хороший человек, Вертер. Слышишь? Просто очень хороший человек. И я очень рада теперь, что согласилась, — она спустила с постели ноги, собрала одежду и стала быстро одеваться. — Кайса, — Вертер схватил ее за руку. — Так ты знаешь, что я… — Нет, — оборвала она его. — Не знаю. Теперь еще больше не знаю. Знаю только одно. То, что у тебя лежит там, в рюкзаке, а раньше гнездилось за ухом — брось в ядро двигателя. Ты понял? — Я понял, — медленно ответил Вертер, наблюдая, как она натягивает брюки и надевает джемпер, как вытаскивает куртку из ящика.- Я сделаю это. — Я не должна бы об этом просить, — Кайса смотрела на него из темноты, словно сливаясь с ней. — Но я попрошу. Потому что я эгоистка. Помни обо мне. Пожалуйста. Вдруг у тебя получится протянуть еще три-четыре столетия. И придумать что-нибудь, чтобы можно было… Перешагнуть через реальность. Из одной в другую. И обратно. Вдруг у тех, кто останется здесь... это получится. — Кайса! — Вертер вскочил, но его руки схватили пустоту, в которой уже не было ничего — ни бледного лица с темными глазами, ни пряди волос, закрывающей щеку, ничего. Словно никогда и ничего не было. Только в заблокированном отделе памяти в позитронном мозге, там, где хранились данные о Твиганаре, который еще никто не открыл в двадцать втором веке, и о проекте А-А-12, в котором андроид Вертер был последним, двенадцатым экземпляром, появилась новая папка. Я помню о тебе. «Я никогда не стану человеком. Я не хочу им становиться. Я просто хочу помнить о тебе. Помнить. Любить. Быть счастливым».