по Борхесу

Лёша встает с кровати и ждет, пока за окном загрузится внешний мир. Утро перед баттлом — время собирать себя по частям. Когда он жил у Славы, первое, что видел, просыпаясь — это безучастный взгляд пластмассового Ленина с подоконника. А теперь он и сам так смотрит. Наверное, сегодня в него будут стрелять. Лёша знает, что сегодня он или пан, или проёбщик. Но, в любом случае, важно — это проверить мир на прочность и сказать мудакам все, что нужно сказать. Лёша слегка на отходосах и плохо знает текст. Кажется, Карелин на него дурно влияет, а ведь мама говорила, что не нужно общаться с плохими типами. Проблема в том, что мать же привила Лёше комплекс отличника, и поэтому его сейчас так трясет. Борисов правильный мальчик, он ежеутренне пишет себя по главам, как блядский курсач, заливает в глотку пару стаканов воды, и всё, готов. Никогда не падает в обморок от волнения перед битвами, но каждый раз пребывает на грани. С таким раскладом все это — значительно веселей. Лёша помнит. Рифмовать свежо, не кривить ебалом, не прогибаться под стандарт. Самоиронизировать. Быть совершенно иным. Любой оппонент — прилежный школьник, подчеркивающий строки в учебнике; Лёша — в рот ебущий логарифмы и читающий под партой Сартра. Он пользуется теми же приемами, что Карелин — но делает иначе. Слава душит блядских школьников в газовых камерах, Всяч отрубает им их тупые головы топором. Но главное — они оба в процессе смеются. Тяга к уничтожению — едва ли не лучшее, что есть в молодом образованном человеке. Правда, Карелин все чаще жалуется, что он уже старый. Может, это и так, но по утрам после приёма внеочередной экспериментальной херни голова болит у Всяча. В Лёшином черепе вообще в последнее время тяжело с мыслительными процессами, панчами. Не исписался, но просто — никто его и не слушает, кроме бюста Ленина в чужой квартире, чуткого уха Кохи и самого Славы. Никому он нахер не нужен. Кроме мамы — и Карелина. С первым он уже смирился, а второе, кажется, до смерти включительно будет ему льстить. Хотя коммунист мудацкий и зло шутит, когда пьяный. Зато когда злится или думает о чем-то плотно — какой же он охуенный, ну. Для красивой цифры, для галочки, для того, чтобы догнаться верой в себя и перестать так крупно дрожать: пусть Лёшу любит ещё и жена. Удивительно на него похожая, светловолосая, крохотная, на трезвую голову тихая и сумбурная. Чтобы не напоминала Славу. С узкими плечами, непьющая и — немного глуповатая. С ней трудно, но она нежная и смешная. Лёше стоит больших усилий не класть ладонь ей на горло во время секса; ему неитересно слушать, что она говорит, но он борется с собой — и пытается слушать. По Борхесу, золотое кольцо на безымянном пальце — это война. Слава говорит, что Мирон вот тоже с Шокком ебался, когда был женат — и ничего же. Только песен хороших потом написал. Мама на кухне начитывает избранное из старых Лешиных ЕР, услышав, что тот уже проснулся. У неё чистый голос, флоу покруче, чем у Лоика, и вообще — она хорошая. Мамины решения всегда казались Всячу правильными. Вот только проблема в том, что ей нравится Саша и не нравится Карелин, хоть ты убейся. Когда она узнала, что неделю до баттла Лёша будет жить у "этого сомнительного молодого человека", то долго возмущалась в трубку. И наверняка качала головой. Что же с тобой сделаешь, сына, мудак ты эдакий. Мудацким мудакам — соответствующий завтрак: мамин омлет и бутеры с сыром. По Борхесу, путешествие — литр водки от Иваново до Московского вокзала, про который маме знать необязательно. Как и Гнойному, впрочем. Он всегда, когда ругал за перебор с алкоголем, казался каким-тот чужим и чересчур заботливым, неправильным. Куда роднее, если утром сталкивались руками в дверном проеме кухни, вяло переругивались — и не могли нарадоваться тому, что они не так блядски одиноки, как обычно. От одиночества спасают баттлы, кошки и пощечины. Слава обеспечивает все это с лихвой, и не только для Лёши, для всех остальных — тоже. После двух литров пива — поддерживает бухие стратегии Чейни по развитию проекта. Любовно стебёт Кингсту. Набрасывает с Замаем заметочки к ЕР. Блядский Карелин везде. Невозможно понять, к кому он привязан больше, а к кому — меньше. Иногда Всяч думает, что все Славины сильные привязанности остались в Хабаровске, а если быть точным — в земле кладбища под Кемеровском. Но они оба никогда об этом не говорили. Лёше всегда недостаточно. Голоса за него на полуфинале, звонка в три часа ночи: "я просто сгенерировал одну охуительную схему", теплой большой ладони на предплечье. Недостаточно просто жить с ним и его вредной смешной кошкой. Борисов спит на подушке Славы, и ему снится несуществующий клип Нойза, где поперек фасада дома крупно написано: "я так сильно тебя ненавижу, что хотел бы быть тобой". Забавно, ведь они с Карелиным, убуханные чем-то, в первый раз тогда обсуждали Нойза и Седьмой Независимый. И потом, кажется, целовались. Будто бы картинка наконец сложилась правильно. Когда Лёша стряхивает с себя сон, он говорит Славе, что нихуя не написал — и уезжает. В сентябрьские блядские плюс тринадцать вырываясь в одной футболке. Карелин впервые за всю историю их трепетных отношений выходит провожать гостя на лестничную клетку. Смотрит хмуро — немного с любовью и немного так, будто сейчас ударит. — Замерзнешь же, пидор. Невозмутимо снимает с себя рубашку, впихивает ткань в подрагивающую руку Лёши. Этого недостаточно — наверное, для них обоих. По Борхесу, это — самоубийство бога: на пару секунд обнимает, прижимая дурную Лёшину голову к голому теплому торсу; шекотно дышит в макушку. Отпускает, ничего не говоря.

***

После баттла Борисов думает, что теперь он снова будет нужен только маме и жене, что чего-то будет трагически не хватать, чтонахуйэтобаттлрэп, что коммунизм на осколках поражений не построить. Только Славе оказывается наплевать — неожиданно — не на самого Всяча, а на людские мнения. А потом он просто забирает Лёшу к себе домой, отпаивает трофейным крафтовым пивом и спизженной из супермаркета водкой. Шутит, пиздит больше, чем думает — и светло, хорошо смеется. Говорит: — Еще раз обсудим Седьмой Независимый? Это, по Борхесу, не укладывается ни в какой сюжет. Всяч улыбается и опускает голову на колени Славы.