Грозные дни

Две сотни и девяносто один год, минувшие с Утренней Войны. Две сотни и девяносто один год бесприютных скитаний, разрозненных звездных путей. Две сотни и девяносто один год в чрезмерной тесноте замкнутого пространства, среди матерей, вынужденных выбирать между нерожденными близнецами, среди защитных костюмов и пузырей. И в этот день, в этот ужасный день, годовщину того, когда всё это началось, никто из квариан отныне не посмел бы поднести пищу к своим губам, или рассмеяться, или высоко поднять голову — ибо всё это значило бы неуважение к предкам. То был День Скорби. То был день, когда кварианский народ вспоминал, почему они изгнаны. Так что, по какой бы причине Коллегия Адмиралов ни собиралась в данный момент на экстренное совещание, Тали знала: причина эта должна быть чертовски важной. — Геррель, просто скажите мне, что такого срочного никак не могло подождать, пока закончится траур? Нам полагалось бы пребывать в покое, — Тали, слабая из-за поста, пыталась приноровиться к быстрому шагу Хан'Герреля, изо всех сил стараясь не отставать. Оживленность Герреля ее удивляла, но, с другой стороны, именно он и созвал их всех. — Кварианскому адмиралу, Тали, покой неведом. Тали закатила глаза под маской. Она могла практически слышать в голосе Герреля недосказанное: «Твой отец Раэл понимал это». Просто еще одно напоминание о том, что ее присутствие в коллегии адмиралов было на деле символическим. Они продолжали идти в молчании по опустевшим коридорам «Мореха» — его команда, как и на всяком другом кварианском корабле, замкнулась в собственных комнатах в знак почтения к предкам, хотя всякий знал, что практика эта служила также и пронзительным напоминанием о том, что ими утрачено. Они миновали одинокую пару космических пехотинцев, охранявших выход из коридора, который вёл к личным покоям адмирала Зен. Охранники коротко отсалютовали прошедшим мимо них адмиралам. Тали до сих пор не была уверена, сможет ли она когда-нибудь к такому привыкнуть. В передней они столкнулись с Шалой'Раан, чей вид говорил об усталости. Она приветствовала их кивком, но не произнесла ни слова, пока они подходили к дверям капитанской каюты Даро'Зен. Дверь со свистом открылась, и они вошли внутрь — Корис и, конечно же, Зен уже ожидали там. Корис, до того стоявший почти в центре комнаты, неохотно переступил с ноги на ногу. Когда же дверь затворилась и замкнулась за вошедшим трио, Корис заговорил: — Что ж, все мы в сборе. А теперь — что, чёрт побери, может быть столь важным, чтобы созывать адмиралов в День Скорби? — Терпение, адмирал. Подождите, пока все расположатся с удобством, — голос Зен для Тали всегда сочился самодовольством — и, честно говоря, это чертовски раздражало, учитывая подступавшее головокружение. — Мне тоже любопытно, почему вы с Геррелем созвали совещание, выбрав именно этот день из всех. К чему это? — судя по голосу, Раан было даже хуже, чем позволял понять язык ее тела. Она, несомненно, являлась старейшим из членов Коллегии, и более прочих была утомлена постом. — Как я заявлял ранее, проблема, которую мы собрались здесь обсудить, имеет первостепенное значение для безопасности флота и носит чрезвычайно срочный характер. — Да-да. Не тяни, Геррель. — Адмирал Зен совершила прорыв, способный изменить судьбу кварианского народа. — И в чем же он заключается? — В чем еще, как не в оружии против гетов. Это понятно само собой. — Значит, вот почему мы здесь? — Вот именно, Заал'Корис. И если ты заткнешься и выслушаешь, то узнаешь как следует, чем это оружие отличается от всех прочих. — В течение многих лет мы с Раэлом — да упокоится его душа с миром — разрабатывали бесчисленное множество стратегий, имевших целью полное и окончательное уничтожение гетов. Мы оба знали, что любые попытки с нашей стороны обречены на провал, — но теперь у нас имеется кое-что, склоняющее весы в нашу пользу. — Мы разработали систему, которая полностью подавляет сканирующие механизмы гетских ладаров. Стоило Зен пуститься в многословные разъяснения насчет белого шума и адаптивных алгоритмов, как Тали обнаружила, что ей становится трудно сосредоточиться. Ей не хотелось ничего, кроме как вернуться в каюту, свернуться клубком и попытаться не обращать внимания на грызущий изнутри голод. Научная часть звучала вполне убедительно — ничего странного, учитывая, что речь держала Зен; но Тали совершенно не нравилось, куда всё это, по всей видимости, вело. — Ну, значит, вы нашли способ эффективнее глушить их сигналы; и что из этого? — Нет. Не умаляй значимость открытия из-за собственной близорукости. Эта технология не просто вносит помехи в их системы обнаружения класса «корабль-корабль». Она выжигает им глаза, как раскаленным железом. Они становятся не просто слепы — глухи и немы. — ...И беззащитны против нас. Мы могли бы пробить брешь в их обороне с использованием тяжелого флота, совершить пространственный прыжок от системы к системе и обеспечить себе достаточно выгодную позицию, чтобы отвоевать Раннох в течение недели. — Что? Ты хочешь сражаться с гетами сейчас? Хочешь рискнуть в лобовой атаке? И нарушить наш договор с Советом?! Мы не можем обсуждать всё это всерьёз. Адмиралы, если вы допустите подобную мерзость, то к следующему Дню Скорби не останется ни одного кварианца, кто мог бы еще скорбеть! — Только если допускать, что мы проиграем, Корис. Но с моим оружием этого не случится. — Никакое оружие, и никакая причина — даже возвращение Ранноха — не стоят того, чтобы рисковать жизнями семнадцати миллионов кварианцев! Не говоря уж о бессчетном числе гетов, которых вы должны будете уничтожить. Мы совершим геноцид! Кроме того, что даже не уверены, удастся ли нам! — Удастся. Сомнений и быть не может. Корис в ужасе перевел взгляд с Герреля на Зен, а затем обратно. — Ты, бош'тет, которому не терпится воевать! — он явственно покачнулся — от гнева или усталости, или от того и другого вместе. Затем наставил указательный палец на Герреля, крича: — Твоя кровожадность погубит весь наш народ! И когда все мы будем мертвы, дрейфуя в ставших могилами кораблях, наш конец будет на твоей совести! — в завершение своей речи он топнул ногой, с силой впечатывая её в пол. Можно было почувствовать, как всё помещение содрогнулось от этой вспышки эмоций. Показать пальцем на Герреля — само по себе было достаточно оскорбительно, но последний жест Кориса доказывал, что его бешенство вышло за предел всяких претензий на вежливость. — Нет, — тихо произнесла Тали. Всё это тянулось уже достаточно долго. — Нет! Прекратите! — Она подскочила на ноги, просительно выставив руки перед собой. — Ясно вам? Мы все устали, мы все голодны, и поэтому мы так раздражены. Давайте возобновим совещание после оплакивания, и... — Подобное дело не может ждать, Тали. Если мы поступимся своими интересами хоть немного, то второго шанса может и не представиться, и пройдет, может быть, еще сотня лет, прежде чем мы получим другой. Необходимо решить всё здесь и сейчас. Что, если геты разрабатывают оружие, пригодное к использованию против органиков? И готовят очередную атаку, вроде той, что они предприняли на Цитадель? Ты была там. Ты помнишь, причиной скольких бед они стали. — Те геты были другими! Они подчинялись приказаниям Властелина, а гетов Ранноха не интересуют органики. — Довольно! — Зен только слегка повысила голос, только на секунду сбросила покров показного равнодушия. Затем, тоном гораздо более хладнокровным, в котором совсем немного недоставало до угрозы, она спросила: — Скажи мне, Тали'Зора, кто рассказал тебе об этих так называемых «еретиках»?.. Ах, да. Точно. На неё попросту наехали... использовали её юность и неопытность, чтобы подрезать её. И она едва ли могла сделать с этим что-либо. Тали не нужно было видеть лицо Зен, чтобы знать: она усмехнулась, отворачиваясь от Тали, прежде чем обратиться к её тетушке. — Ты так ничего и не сказала, Раан. Я знаю, в прошлом ты сохраняла нейтралитет. Надо сказать, в прошлом я и сама держалась в стороне от мелочных перепалок Герреля и Кориса. Но здесь и сейчас перед нами открывается уникальная возможность. Такая, что... — Не оскорбляй меня, притворяясь, будто всё это — нечто большее, чем средство для продолжения твоих собственных экспериментов, Зен. И всё же... — И всё же победа у нас в руках. Впервые за три сотни лет мы отправляемся домой. Ты можешь представить это себе, Раан? То, как на следующий День Скорби ты поднимешь своё лицо к родным небесам? Никаких больше слёз. Кроме тех, что прольются от радости. И вот тогда в голове у Тали щёлкнуло. Совещание целиком и полностью было фарсом. Не было никакой чрезвычайной необходимости. Геррель и Зен ничуть не озаботились тем, чтобы убедить её или Кориса — им нужно было только заставить Раан стронуть равновесие. Геррель и Зен подготовились, использовав время поста, чтобы застигнуть остальных адмиралов врасплох, усталыми и потерявшими бдительность. И она побилась бы об заклад, что оба этих ублюдка перед тем еще и поели. — Довольно! Ставим вопрос на голосование. — Согласен. Никаких комментариев, просто «за» или «против». Я голосую «за». — «Против»! Категорически, — не замедлил отозоваться Корис. — «За», — произнесла Зен, надменная, как всегда. — «Против», — откликнулась Тали с ноткой неповиновения в голосе. Все взгляды обратились к адмиралу Шале'Раан вас Тонбай. Сама комната затаила дыхание. И затем, после длительной тишины, голос, напряженный и настолько тихий, что его едва можно было расслышать, произнес... — «За». И вот, они вступили в войну. — Голосование окончено. Свяжитесь со всеми капитанами кораблей: прикажите им начать сборы и немедленно призвать наших сыновей и дочерей из Паломничества. Когда Дни Плача подойдут к концу, наш флот будет готов к войне. Тали рухнула обратно на своё место и уронила голову на руки. Что же. Вот так и была предрешена судьба её народа. Самовлюбленными, старыми мужчиной и женщиной — за закрытыми дверями, с помощью грязных уловок и ложных доводов. Она пропустила мимо ушей прощальную колкость, брошенную Корисом, прежде чем он пулей вылетел из помещения, но пришла в себя как раз вовремя, чтобы перехватить запястье своей тети, когда та проходила мимо. Потянуть ее назад, выискивая что-то в непроницаемой маске, скрывавшей ее лицо. — Почему? Тетушка Раан, почему? Жнецы... — Жнецов здесь нет. Мы не можем сражаться с призраками, дитя мое. Но я могу подарить нашим соплеменникам родину. Плечи Тали бессильно поникли. Она выпустила запястье тети и тоскливо покачала головой, чувствуя, как тень ее присутствия покидает комнату. Она осталась наедине с Геррелем и Зен, так и не двинувшимися с места. Тали решилась взглянуть в их сторону, и не сумела спрятать отвращение в голосе, задавая вопрос: — Адмирал Геррель, — она помедлила, сомневаясь в своих следующих словах, но — а не пошло бы оно всё, в конечном-то счете. — Вы ведь созвали это совещание в День Скорби вовсе не по соображениям безопасности. — Юная Тали'Зора, в один прекрасный день ты поймешь, что на войне хороши все средства. Оба адмирала сверлили друг друга взглядом, зайдя в тупик, и каждый из них, в свою очередь, надеялся, что благодаря их решимости именно другой признает собственную неправоту, признает, что однажды всем придется принять именно их образ мыслей. Геррель вздохнул. Тали приходилась Раэлу дочерью, и по справедливости ему стоило бы стать для нее дядей точно так же, как Раан стала ей тетей. Как жаль, что политика вклинилась между ними. — Увидимся на борту «Нимы»? — Нет, — ответила Тали, медленно и устало, — я так не думаю. *** Позже, намного позже, Тали в одиночестве сидела на смотровой площадке правого борта «Мореха», всматриваясь в необозримый звездный простор. Светящиеся булавочные головки, раскиданные на сотни тысяч световых лет, мерцающие и безразличные, на фоне безбрежной ночи. Тали поднялась на непослушные ноги и прижала ладонь к окну. — Мне жаль, Шепард. Мы отправляемся на войну. Когда Жнецы сюда доберутся... да пребудут с нами предки, но мы идем на войну. Кила се'лай.