Уроки рукоделия

«…Последние несколько метров потребовали таких усилий, что люди даже не запомнили, как поднимались по трапу. Очухались только в шлюзе. А когда на негнущихся ногах из него вывалились, за иллюминатором бушевала метель, с разочарованным воем швыряя в стекла комья снега.» Все разбрелись по каютам, чтобы немного отдышаться перед ужином. Дэн подошел к шкафу, достал чистый комбез. Шкаф был почти пуст. На вешалке – тщательно выстиранные после Степянки джинсы. Кровь отмылась без следа, а вот от ядреной степянской травы остались едва заметные зеленоватые пятна. На полках валялось несколько носков – из разных пар, но все одинаковые, подходящие друг к другу, тощая стопка нижнего белья. И свитер. Его тоже постирали. Дэн положил комбез на койку, достал свитер и расправил его на весу. Вид у свитера был… Не было у свитера никакого вида. Три дырки на груди, с оплавившимися краями, дыра на правом рукаве, там, где его прорвала сломанная плечевая кость. Кто-то, скорее всего – Полина, заштопал дыры, как получилось, подобрав более-менее подходящую по цвету пряжу. Штопка походила скорее на заплатки – наложенные в несколько слоев продольные и поперечные стежки пересекали косые, сделанные для надежности произвольно шедшие строчки. И все равно, после повторной стирки края штопки местами стянуло, латки слегка покоробились. По-хорошему, свитеру было место в мусоросжигателе – там, куда так не хотел попасть его последний хозяин. Даже странно, что его не выбросили. Почему? Дэн не помнил, как его принесли на корабль и уложили в криокамеру, и уже тем более не помнил, как его раздевали, обтирали от засохшей крови и устраивали на операционном столе. Но свитер перед этим должны были с него просто срезать, чтобы не травмировать дополнительно сломанную руку. Срезать и выбросить в утилизатор тут же, в предоперационном блоке. А почему-то не срезали, а бережно сняли – и свитер, и джинсы. Кто-то, видно, специально попросил санитаров по возможности сохранить оставшиеся на безжизненном искалеченном теле обрывки одежды, кто-то приложил усилия, чтобы привести их в более-менее приличный вид – отстирал, зашил. Вывел пятна крови. Дэн представил себе Полину, сидящую в пультогостиной с иголкой над свитером, представил, как она, глотая слезы, кладет и кладет стежок за стежком, не в силах оторваться от бесполезной работы – бесполезной, потому что операция все еще продолжается, и исход ее не известен никому, и скорее всего никто больше не наденет эту тряпку, к тому же изуродованную дрожащими руками не очень ловкой швеи, а команда стоит вокруг, молча следя за движением иглы. Тридцать процентов за успех – это все же так мало… Ничего этого не было. Он точно знал, что вся команда ждала его под дверью операционной - все, включая Полину. Они ждали все долгие часы, пока шла операция, не отходя, пока медик-пират не вышел из блока, снимая на ходу маску и вытирая ею взмокший лоб, и не сказал глухо и устало: «Пока живет. Скидки не будет». Но потом, когда переносили тело на корабль, не забыли и про мешок с клочьями одежды. И отстирали – в перерывах между дежурствами в медотсеке. Зачем? Ему всегда было безразлично, что на нем надето и как он выглядит, даже когда он прикидывался человеком. Тем более это безразлично киборгу. Видно, это было нужно им самим, людям? Видно, эти окровавленные тряпки были для них знаком чего-то важного, того, что не всегда можно выразить словами, и выбросить их просто не поднялась рука? Дэн еще раз осмотрел свитер. Живого места нет. Он расправил стянутые края штопки, и из-под нескольких стежков разом поползли дорожками спущенные петли. Теплый, несмотря на солидный возраст. Свой. Холодно не было, но укутаться потеплее хотелось от одного вида снежного безумия за иллюминатором каюты. До ужина еще оставалось время. На полу каюты валялся сброшенный комбинезон. Киборг в майке и драных джинсах сидел на койке и неумело, как мог, ковырял иглой трикотажное полотно, фиксируя ниткой самые длинные дорожки поползших петель. К ужину Дэн вышел в свитере.