Когда смолкают голоса

      Мастер устанавливал последний ярус домика из папок с секретными документами, когда позвонил его секретарь и доложил, что в приемной дожидается доктор Джон Смит, научный консультант ЮНИТ. Мастер бросил довольно-таки театральный взгляд на перекидной календарь на столе. Выборы и последующий запуск машины парадоксов только через пять месяцев. Он нащупал сеть «Архангел»: та функционировала на полной мощности. Как интересно.       Это был один из лучших дней. Руки совсем не тряслись, так что домик из папок, в конце концов, вырос на целых пять этажей. Доктор прибыл на Землю в шестом часу утра, теперь же перевалило за полдень. Значит, Мастер проснулся, уже ощущая его присутствие на задворках разума, и провел остаток дня успокоенным тем фактом, что Доктор все еще был где-то рядом.       За тринадцать месяцев, что Мастер провел в Лондоне под личиной Гарольда Саксона, Доктор материализовался и дематериализовался в текущем временном потоке девяносто пять невзаимосвязанных раз, и именно в эти дни окружающий мир был более-менее выносим. Но Доктор еще никогда не приходил лично.       Мастер задумчиво прикусил губу. Конечно, он планировал сохранять инкогнито, пока не станет премьер-министром, и Доктор уже не сможет повлиять на выборы. Даже если забыть про план, у Доктора не должно было возникнуть никакой реальной возможности ощутить его присутствие до нужного момента. Впрочем, кому как не Мастеру было знать: в отношении Доктора применять слова «должно» и «возможность» было бессмысленно. И, конечно, именно это делало его таким занимательным.       Чувствуя, как в хорошо знакомом нетерпении сжимается желудок, он нажал кнопку интеркома и небрежно поинтересовался, записывался ли доктор Смит на прием. Ответ был отрицательным, но этот Смит был готов подождать или вернуться в любой удобный министру день.       – Нет, – сказал Мастер. – В этом нет необходимости. Пусть поднимается.       Он встал, поправил галстук перед зеркалом рядом с вешалкой для шляп, прошелся по комнате и снова сел. Затем нажал кнопку интеркома.       – Еще кое-что. Как выглядит этот доктор Смит?       – Эм… – протянул секретарь, очевидно застигнутый вопросом врасплох. – Ну, он… очень молодой, где-то лет тридцать пять, светловолосый и выглядит так, словно явился с матча по крикету. Я спросил, не собирается ли он на костюмированную вечеринку, но, похоже…       Мастер отпустил кнопку и побарабанил пальцами по столу. Домик из папок развалился, но Мастер не торопился собрать рассыпавшиеся документы.       Он ожидал, что предотвратить захват Земли явится жизнерадостная десятая инкарнация или какая бы то ни было другая, пока еще незнакомая ему версия Доктора. Впрочем, с той же вероятностью один из прежних Докторов, не представляющих, кто скрывается под именем Гарольда Саксона, мог решить нанести визит министру обороны. Настройки сети «Архангел» предусматривали эту возможность. Мастер с законной долей беспокойства ожидал, что Доктора не обманет его маскировка, и вместе с тем был чуточку разочарован. Как легко победа давалась ему в этот раз. Как же это скучно.       С другой стороны, пятое тело Доктора было, по его мнению, одним из лучших: отчасти потому, что он сам приложил руку к регенерации, а также потому, что Пятого Доктора всегда сопровождал неуловимый запах лимона, который любил добавлять в чай. Еще он походил на мальчика-хориста, только и ждавшего, пока его растлят. Если честно, Мастер уже имел удовольствие дважды растлить его и помнил, что, кончая, этот Доктор издавал обворожительный бессвязный стон. К несчастью, если сегодня ему придется притворяться Гарольдом Саксоном, повторить это не удастся. Впрочем, за неимением других развлечений, перспектива улыбаться и лгать другому повелителю времени – особенно Доктору, – была заманчивой.       Послышался стук в дверь. Мастер обошел стол, помедлил перед зеркалом, в последний раз оглядывая свое отражение, и открыл. Доктор стоял соблазнительно близко, на расстоянии вытянутой руки: молодой, светловолосый и, как всегда, одетый в совершенно неподобающий ни времени, ни месту костюм. Сцепив руки за спиной, он, казалось, с великим интересом изучал одну из уродливых гравюр, украшавших стены коридора, словно не стучал секунду назад.       Мастер сдержанно кашлянул и, когда Доктор поднял взгляд, одарил его самой обворожительной улыбкой Гарольда Саксона.       – Если не ошибаюсь, вы знаменитый доктор Смит, – сказал он, протягивая руку. – Даже не представляете, как я рад встрече.       – О, даже не знаю, Мастер, – улыбаясь и пожимая его ладонь, отозвался Доктор. – Думаю, догадываюсь. Ты в этот раз очень молодо выглядишь. Похоже, я был прав: ты избавился от этой дурацкой бороды. Тебе идет. Можно войти?       Мастер ухмыльнулся еще шире и отступил в сторону, пропуская его.       – Прошу, Доктор, располагайся.       – Спасибо. С удовольствием.       Пока Доктор снимал сюртук и вешал его рядом с черным пальто Мастера, тот закрыл и запер дверь. Доктор уселся в гостевое кресло, скрестив ноги, и вежливо ждал, пока Мастер достанет из бара два стакана и наполнит их виски. Доктор принял протянутый стакан, благодарно кивнул, и на мгновение их взгляды встретились, но ни тот, ни другой не произнесли ни слова. Мастер уселся в кресло, поставив стакан на подставку с государственным гербом.       – Итак, – любезно поинтересовался он, глядя на Доктора поверх сцепленных пальцев. – Как ты меня нашел?       Доктор сделал глоток и поморщился от непривычного вкуса.       – Я не знал, что ты скрываешься. Если это так, то ты в этом просто ужасен. Скажи, о тебе знает весь мир, или только эта страна?       – Только страна, – ответил Мастер и хищно улыбнулся. – На данный момент. Очень скоро я выйду на мировую арену, но пока делаю себе имя здесь. Газеты называют меня «новой надеждой Британии». Это очень мило. И в духе «Звездных войн». Я думал, тебе понравится. Англия меня обожает.       – О, не волнуйся, – добавил он, увидев, как Доктор закатил глаза. – Слава мне в голову не ударит. К тому же, это не мои происки. Я просто пытаюсь внести свою лепту в процветание страны, которой я так часто вредил в прошлом.       Доктор смерил его строгим взглядом, рассмешившим Мастера.       – Ты мне не веришь.       – Да, очевидно, не верю, – ответил Доктор.       – Так же как я не верю, что ты прервал свою увеселительную прогулку ради одного презренного политика. Кто-то сказал тебе, где я, так ведь? Кто-то из твоего будущего. – Он с притворной строгостью нахмурился. – Ну, Доктор, скажи Мастеру правду. Ты снова нарушал законы пространства и времени, да?       – Не намеренно, – попытался оправдаться Доктор, но Мастер зацокал языком. – Вчера вечером я столкнулся с одной из своих будущих версий. В буквальном смысле. Наши ТАРДИС врезались друг в друга и едва не взорвали Вселенную, но ему удалось стабилизировать ситуацию.       Мастер удивленно вздернул брови. Его изумляло не то, что Доктор едва не спровоцировал разрушение Вселенной – это-то как раз было очень похоже на него, – а то, что он запомнил встречу с самим собой, чего никогда не случалось. Мастер и сам несколько раз встречал себя. Они выпивали, планировали захват планет и даже успевали быстренько перепихнуться, если кому-то требовалось поднять боевой дух. Но память об этих столкновениях сохранялась, лишь пока старшая его версия не покинет младшую.       На предмет встреч с самим собой закон Рассилона был прост: не делать этого. Это было глупо и опасно, и ни один повелитель времени в здравом уме даже не подумал бы нарушать собственную временную линию.       Разумеется, как и все законы, это правило можно было обойти – и Мастер являлся живым тому доказательством, – но окончательно нарушить невозможно. И правильно, по крайней мере, так втайне полагал Мастер. Разведав какие-либо спойлеры относительно своего будущего, прошлая версия могла начать действовать исходя из этого знания, и таким образом никогда не превратиться в ту версию себя, которая это предупреждение получила. Созданный таким образом парадокс грозил разорвать пространство и время и уничтожить Вселенную. Короткий перепих с самим собой в темной подворотне этого явно не стоил. Потому повелители времени стирали виновникам память. Ну, по крайней мере, пока были живы.       Мастер коснулся губами стекла своего стакана.       – А это точно был будущий ты? Или, может, типа «Я это ты с новым лицом, и у меня для тебя важное сообщение»? – Он ухмыльнулся. – Мне нравится этот прикол.       – После того, что случилось в прошлый раз, я на эту удочку точно не попаду.       – О. – Мастер надул губы. – Какая жалость.       – Ничего, думаю, ты переживешь, – отозвался Доктор. – Будущий я сказал, что в его временной линии ты был еще жив – по крайней мере, когда он улетал. Когда наши ТАРДИС разделились, моя ТАРДИС скопировала кое-какую информацию из его компьютера. Ничего особенно полезного там не было, но она почему-то очень хорошо тебя запомнила, Мастер.       – И ты выследил меня, чтобы поболтать? Я тронут.       Доктор бросил ему быструю беспокойную улыбку.       – Нет, не совсем. Мне нужна информация. – Он распрямил ноги и снова скрестил их, но уже в противоположном положении. – Я все еще помню встречу с самим собой, а мы с тобой оба знаем, что Рассилон никогда бы этого не допустил. Если не хочешь, можешь не говорить, но я думаю, что с повелителями времени что-то случилось – в твоем прошлом и моем будущем. Я на верном пути?       – Возможно, – согласился Мастер.       Доктор побледнел.       – Как…       – Меня там не было, – ответил Мастер. Поболтав напиток в стакане, он сделал глоток. – Что именно там произошло, я сказать не смогу. Но, как ты и подумал, Галлифрей пропал… Ну, или они наконец-то нашли способ спрятаться от меня, но это вряд ли. Это было бы слишком разумно, не в их стиле. Нет, думаю, они пропали, и теперь…       Он умолк.       Как описать чудовищную тишину и ее эффект, и при этом не вызвать на бледном лице Доктора омерзительное выражение сочувствия? Как описать ощущение одиночества и потерянности, из-за которого он чувствовал себя слабым и бесполезным, готовым в любую секунду сблевать и потерять сознание?       После исчезновения повелителей времени в его сознании воцарился вакуум. Барабаны, которые он, не замечая, носил с собой всю жизнь, гремели все громче и громче, и их нечему было заглушить. Он почти не спал, если не считать тех дней, когда Доктор оказывался на Земле, и ощущение его присутствия успокаивало мечущийся разум Мастера. Как объяснить все это?       Ему в голову приходила только одна аналогия: это было как проснуться с самым чудовищным похмельем в жизни, не имея ни гроша за душой, и вспомнить, что предыдущей ночью просадил последние деньги на алкоголь, потому что единственный человек во Вселенной, которого ты любил, только что с полной серьезностью заявил, что больше не хочет тебя видеть. Ощущалось это так же, только не раз и не два, а каждый мучительный день его жизни. При необходимости можно было ходить, говорить, в общем, продолжать жить, но делал он это, потому что альтернатива была еще хуже.       Впрочем, его главной целью было избежать жалости Доктора, а не напомнить ему лишний раз о некоторых неприятных моментах их общей истории, а потому данная аналогия была совершенно неуместна.       – Время опустело, – наконец проговорил Мастер. – Просо опустело. Абсолютно.       Он наклонился вперед, пальцы его выстукивали по крышке стола свой непрекращающийся ритм.       – Ты ведь тоже это чувствуешь, да? Пустоту. Ничто, растягивающееся до бесконечности во всех направлениях. Ты чувствуешь это?       – Иногда, – ответил Доктор, беспокойно трепля рукав свитера. – Я точно уверен, что почувствовал это в его ТАРДИС, просто тогда не знал, что этому стоит придавать значение. Но здесь, с тобой, я сознательно оперирую сразу в двух временных линиях, и теперь разница очевидна. В своем времени я чувствую повелителей времени, слышу их сплетни и перепалки, их так много, что мне трудно выделить в этих голосах собственные мысли.       – А в моем?       – Ничего, – мрачно проговорил Доктор, – кроме тебя, но и этот след очень слаб. Если бы не знал, где искать, я бы тебя не заметил. Как ты сказал, время опустело, и мне это не нравится.       Мастер усмехнулся.       – Безумие, правда? – спросил он и, оттолкнувшись от ножки стола, медленно повернулся в кресле вокруг своей оси. – Кто бы мог подумать, что я буду скучать по этим пустозвонам, толпящимся у меня в голове?       Он зацепился ботинком за ножку стола и остановился лицом к Доктору.       – Ну, ничего не поделаешь. Давай к делу: тебе нужна услуга.       – Боюсь, что так, – ответил Доктор. – Я не стал бы ни о чем просить, но другого выхода найти не могу, а это, как ты сам знаешь, говорит само за себя.       Он наклонился вперед, уперевшись локтями в колени и сцепив пальцы в замок, и нахмурился.       – Сейчас я обладаю знаниями о своем будущем, о будущем Галлифрея, которыми обладать не должен. Другой повелитель времени, переживший катастрофические события нашего будущего, должен временно стереть эти сведения из моей памяти. Я боюсь себе даже представить, на что эти события были похожи, и не собираюсь. Я могу думать лишь о том, чтобы исправить свое настоящее. Итак, по очевидным причинам, я не могу копаться в собственной голове. К сожалению, Мастер, ты единственный выживший, о котором я знаю. И поэтому мне нужно, чтобы ты заблокировал любые воспоминания, которые могут помешать мне стать тем, кого я встретил. В идеале, как можно скорее. Примерно в течение часа.       Мастер рассмеялся.       – И ты думаешь, что я просто… сделаю это? По доброте сердечной?       – Ну, ты предотвратишь коллапс Вселенной, – заметил Доктор. – Я думал, что даже для тебя это вполне разумный и сильный стимул.       – Честно говоря, на данный момент, мне плевать. Пускай Вселенная рушится, скатертью дорога, – сказал Мастер. – Но, даже если бы я и был сегодня в настроении ее спасать, не думаю, что хочу помогать тебе. Видишь ли, я только что закончил сборку машины парадоксов, поэтому твой глупый аргумент в данной ситуации звучит… забыл слово… А, да. Глупо.       Он в насмешливом сочувствии склонил голову набок.       – Прости.       – Ты шутишь.       – Не в этот раз.       – Ты серьезно ждешь, что я поверю, будто ты построил настоящую машину парадоксов?       Мастер улыбнулся и скромно пожал плечами.       Доктор уставился на него.       – Это правда, – проговорил он, и в его сверкающих глазах появилось нечто сродни вожделению. – Невероятно. Значит, ты наконец нашел ошибку в чертежах. Какую?       – Не списывай, – ответил Мастер. – Разберись сам. Зато могу показать готовую модель. Если вежливо попросишь.       Он видел, как Доктор борется с соблазном, – во времена Академии они оба были помешаны на невозможной машине парадоксов. Но затем тот вздохнул и покачал головой.       – Нет, извини. Мне бы очень хотелось, но, учитывая обстоятельства, думаю, это плохая идея.       – Ты никогда не меняешься, правда? – сказал Мастер, со смехом откидываясь на спинку кресла. – Ты, как всегда, невозможно скучен.       – Врешь, – возразил Доктор. – Я тебя знаю, Мастер. Ты считаешь меня каким угодно, но точно не скучным. К тому же, все это не имеет отношения к делу. Я просил всего лишь о небольшой любезности между старыми врагами. Боюсь, ты все равно мне поможешь.       – Да неужели? – спросил Мастер, наливая себе вторую порцию. – Признаюсь, мне нравится, когда ты выносишь безрассудные требования. Но это же не значит, что я всегда тебе помогаю, так? В этом вся суть. С чего ты решил, что я вдруг пойду против привычки, сформировавшейся за восемнадцать жизней?       – Рассудительность, – сказал Доктор. – Она редко вводит меня в заблуждение. Для начала, Вселенная еще не взорвалась, а нас не проглотили временны̀е жнецы*. Это говорит о том, что мне удалось каким-то образом исправить парадокс. Так как это единственный известный мне способ, я полагаю, ты просто ждешь повышения ставок. Что важнее всего, Мастер, – проговорил он, снова наклонившись вперед, – я видел, как ты реагируешь, когда я называю твое имя.       Мастер подавился глотком виски.       – Что?       – Твое имя, – повторил Доктор, словно читая лекцию о растительной жизни или строении предложений. – Мастер. Никто здесь так тебя не называет, правда? Они зовут тебя министром, мистером Саксоном, Гарри. Но никто здесь не знает, кто ты такой, Мастер. Никто, кроме меня, не знает, как ты на самом деле гениален. Наверное, это сводит твое неуемное эго с ума. Но дело даже не в этом. Даже если бы они звали тебя Мастером, тебе было бы наплевать. Тебе нравится, когда я называю тебя по имени. Когда я признаю тебя своим господином, Мастер. – Он указал пальцем на горло Мастера. – Вот, опять. Едва заметный вдох. Вздрогнувший взгляд. Все дело во мне, да? Твои прежние регенерации скрывали это куда лучше, но оно было всегда.       – Интересно, – задумчиво добавил он, – сколько раз я должен произнести его, пока ты не дашь мне все, что я захочу?       – Давай проясним кое-что, – сказал Мастер, стараясь, чтобы голос звучал ровно, несмотря на предательски твердеющий член и нарастающий барабанный бой в голове. – Ты пытаешься подкупить меня моим собственным именем? Серьезно? И все? Неужели к тому времени, когда ты добрался до начала очереди, у них закончились чемоданы с деньгами?       – Я не спрашивал, – весело ответил Доктор. – Я редко жду в очередях, тебе ли этого не знать, Мастер. А что касается имени, я почти уверен, что рано или поздно оно сработает, но игра не обязательно должна быть честной. Так что, – он покопался в кармане брюк и выложил на стол небольшой светлый тюбик с бесцветным гелем, – я приготовился к высоким ставкам.       Мастер вздернул брови.       – А, прости, теперь я понял. Ты пытаешься подкупить меня, предлагая заняться сексом.       – Да, – ответил Доктор.       – Насколько, по-твоему, я отчаялся?       – Думаю, очень, – мягко проговорил Доктор.       – У меня есть жена.       – Да, знаю. Другой я описал ее как бороду.       – До чего интересно вы проводите совместные вечера, – пытаясь изобразить насмешку, заметил Мастер. – Пожалуйста, в следующий раз пригласите меня тоже. Я принесу тортик. Вы собираетесь по расписанию, или когда приспичит?       Но пальцы его уже принялись выстукивать по столу непрекращающийся барабанный ритм. Тот всегда становился громче, когда он нервничал, когда хотел поскорее остаться один и спокойно подумать. Он закрыл глаза, но даже в темноте бой барабанов нарастал все больше и больше. Доктор вдруг опустился ему на колени и отнял его ладонь от стола. Холодные бесстрастные пальцы Доктора с легкостью расслабляли напряженные сухожилия.       – Слезь с меня, – пробормотал Мастер, вслепую и без особого старания попытавшись выдернуть свою руку из его.       – Мастер, – мягко проговорил Доктор, продолжая большими пальцами рисовать ровные круги по его ладони. – Я вижу, как это для тебя сложно. Ты прав, обычно все не так. Дело в чем-то еще, да?       Мастер открыл глаза, смерил его взглядом, и Доктор покачал головой.       – Все в порядке. Ты не обязан об этом говорить. Ты не обязан ни о чем говорить, но, если захочешь, я готов выслушать.       Он уронил руку Мастера ему на колено и взял другую. Тот следил за ним из-под полуприкрытых век.       – Я уже попросил тебя закрыть несколько дверей в моем разуме, – продолжил Доктор. – Эта может быть одной из них. Некоторые впоследствии должны будут открыться снова, но эта… встреча, пожалуй, не обязательна. Конечно, я бы хотел это помнить. Я бы хотел сохранить вообще все воспоминания, но решение за тобой. Ты мне поможешь?       Свободной рукой Мастер схватил Доктора за подбородок.       – Назови мое имя еще раз, – сказал он.       Доктор улыбнулся.       – Да, Мастер, – ответил он, поднимаясь выше на его коленях и прижимаясь к набухшему члену.       – Еще одна победа рассудительности над чемоданом с деньгами. – Доктор наклонился и легко поцеловал Мастера. Даже за сильным ароматом виски он все еще пах чаем с лимоном. – Мастер, – повторил он и снова поцеловал его. Мастер попытался открыть рот и поцеловать его глубже, но Доктор отстранился и вздернул брови.       – Ладно, – сказал Мастер. – Если хочешь продать свою честь ради блага Вселенной, отлично, договорились. Теперь, будь хорошим мальчиком, раздевайся.       – Спасибо, – сказал Доктор, снова поцеловал его и соскользнул с колен.       Мастер неуклюже поднялся и прикрыл жалюзи так, чтобы блеклые лучи света перечертили комнату. Затем нажал кнопку интеркома и попросил секретаря ближайший час не связываться с ним, не переводить никаких звонков и ни в коем случае никого не пропускать, потому что в его кабинете обсуждаются сверхсекретные вопросы, требующие разговора наедине. Тем временем, Доктор сбросил кеды и стянул носки, снял рубашку и свитер и кучей сложил их на стуле.       – Через десять минут у вас назначена встреча с премьер-министром, – напомнил голос из динамика, пока Мастер расстегивал запонки и аккуратно укладывал их на столе.       – Была, – поправил он, наблюдая, как Доктор стягивает оставшуюся одежду: полосатые кремовые штаны, нелепое зеленое белье. – У меня была назначена встреча с премьер-министром. Прошедшее время. Простое прошедшее. Так что я вряд ли ее пропущу.       Он одной рукой ослабил узел галстука и снял его через голову.       – Позор этой стране. Неужели в местных школах не учат базовой грамматике?       – Мастер, – начал было Доктор, но Мастер коснулся пальцем его губ и указал на все еще работающий интерком.       – Короткий урок, – проговорил он, подчеркнуто игнорируя Доктора, чтобы поставить его на место. – Мне нужно назначить новое время для встречи. Это называется настоящее длительное время. Когда мы свяжемся вновь, оно будет назначено. Это какое? Предположения?       – Будущее.       – Начало хорошее, – согласился Мастер. – Будущее что?       – …время?       Доктор издал раздраженный звук, очевидно подразумевавший, что уроки грамматики могут подождать до другого раза, и Мастер бросил на него рассеянный взгляд. Стоя посреди кабинета министра без защиты своей дурацкой эдвардианской крикетной формы, с болтающимся над столом членом и спутанными и наэлектризованными свитером волосами, Доктор выглядел прелестно и вместе с тем совершенно смехотворно. В окружении уродливых владений правительства Ее величества он казался еще удивительнее, чем обычно. Он один в этой комнате стоил хотя бы секундного внимания.       Все еще полностью одетый, на время забыв о своем разговоре с секретарем, Мастер одарил Доктора долгой, медленной, развратной улыбкой. Тот метнул в него злобный взгляд.       – Министр? – чирикнул интерком. – Вы еще здесь?       – Да, – ответил Мастер. – Урок окончен. Возвращаемся к Гарриет Джонс, премьер-министру. Сегодня я с ней встретиться не могу. Это ни в коей мере не обсуждается. Перенеси встречу на… – Он взглянул на календарь на столе. – Среду. Да, я свободен в среду.       Освободившись от его взгляда, Доктор, казалось, решился. Он начал обходить стол. Мастер вопросительно вздернул брови и продолжил:       – Утро или день, неважно. – Но Доктор лишь смотрел на него и приближался. – Пусть решает она, – продолжил Мастер. – Мы можем даже пообедать вместе, мне… Прекрати.       – Сэр?       – Я не тебе, – сказал Мастер и отпустил кнопку.       – Рано или поздно тебе тоже придется раздеться, – заметил Доктор, снимая пиджак с плеч Мастера. Улыбнулся и добавил: – Придется. Будущее совершенное.       Его пальцы скользнули под пояс брюк Мастера и вытянули рубашку.       – Хотя я не совсем прав. Это скорее простое будущее, чем совершенное. Если хочешь, почти совершенное будущее.       – Мои поздравления. Твой значок «Мой первый английский» отправлен по почте, – ухмыльнулся Мастер. – Только не жди моей похвалы. Свой значок я получил несколько столетий назад. И, между прочим… – Он оттолкнул руки Доктора от пуговиц своей рубашки и стянул ее через голову. – Я способен раздеться самостоятельно.       – Мастер, пожалуйста, позволь мне, – сказал Доктор, мягко коснувшись его груди. Интерком пискнул, и он опустил взгляд. – К тому же, кажется, у твоего помощника есть еще вопросы по спряжению неправильных глаголов. Может, стоит ответить, пока это не кончилось личной встречей. – Доктор легко улыбнулся. – Кончает, кончил, кончит…       – Прекрати.       – Ответь на звонок.       – Простите, мистер Саксон, – проговорил интерком. Доктор опустился на колени и принялся развязывать ботинки Мастера. – Мне только что сообщили, что премьер-министр уже в здании. Гораздо проще будет отправить ее наверх, сэр. Если вы сможете выделить пять минут, возможно…       – Нет, – отрезал Мастер, вылезая сперва из ботинок, а следом и из носок. – Я точно не смогу. Скажи ей, что это дела ЮНИТ.       – Понятно… Простите, сэр, но разве она не должна при этом присутствовать?       – Это вне ее уровня доступа, – нашелся Мастер, изо всех сил пытаясь держать себя в руках, пока Доктор осторожно расстегивал и снимал его брюки. – Если она начнет протестовать, скажи, чтобы она поговорила об этом с доктором Смитом. В ЮНИТ все равно уже привыкли за него извиняться.       – Но…       – Слушай сюда, – рявкнул Мастер, хотя голос его дрогнул, когда руки Доктора вернулись к его талии, нырнули под резинку боксеров и освободили дернувшийся член. – Объясняю все предельно просто. Если в ближайший час Гарриэт Джонс хотя бы постучит в эту дверь, ты будешь искать новую работу. Ясно?       – Да, министр.       – Отлично. Никаких звонков. Никаких посетителей. И уж точно никакой Гарриэт Джонс.       Он отпустил кнопку интеркома, медленно вдохнул, задержал дыхание и выдохнул. Доктор уже поднялся. Так было несравнимо легче. Пока все шло хорошо, даже очень, но очень скоро барабаны должны были вернуться. Ему только нужно было сконцентрироваться.       – Значит, Гарриэт Джонс – премьер-министр, – задумчиво проговорил Доктор. – Гарриэт Джонс… Архитектор золотого века Британии, никак не меньше. Она была большой либералкой, не так ли?       – Не такой большой, – сказал Мастер, а затем толкнул его к стене и впервые поцеловал как надо, с применением языка и зубов. Ногти Доктора впились в его спину, Мастер прижался так близко, что между ними не осталось свободного пространства, а члены соприкоснулись. Доктор прикусил его нижнюю губу, и Мастеру пришлось немного отстраниться, иначе он не удержался бы, подхватил и взял бы его прямо здесь, у стены, без подготовки. Хотя, конечно, это была вполне жизнеспособная альтернатива на случай, если бы Доктор пошел на поводу у своего raison d'être** и решил испортить первоначальный план.       – Знаешь, – проговорил Мастер, касаясь его лба своим, – кажется, более чем за тысячу лет я еще ни разу не видел тебя таким нетерпеливым. Ты буквально сорвал с меня одежду.       – Ну, Вселенная вот-вот взорвется, – напомнил Доктор. – В таких обстоятельствах странно вспоминать былые обиды.       – Ах, да, – отозвался Мастер, глядя на свою руку, поглаживающую его по бедру. – Этот чертов парадокс. К счастью, – продолжил он и провел ладонью вверх вдоль его тела, пока не остановил ее на подбородке Доктора, – похоже, оставшегося времени вполне хватит, чтобы в последний раз трахнуться со старым врагом.       Доктор улыбнулся.       – К счастью, похоже на то, – согласился он, прислоняясь щекой к его пальцам.       Мастер погладил скулу Доктора подушечкой большого пальца.       – Невероятно, – прошептал он, в глубине души испытывая драматическую благодарность к той силе, что заставила две ТАРДИС Доктора столкнуться и привела его сюда. Его взгляд стал плотоядным. – Наконец ты правильно расставил приоритеты.       Доктор в ответ рассмеялся, но Мастер видел, что в глазах его стояла тревога. Должно быть, выражение лица выдало его удивление и испуг, потому что Доктор вдруг вздохнул.       – Ох, Мастер, прости…       – Серьезно? За что? – с угрозой проговорил Мастер, сжимая ладонь на его горле. – Если решил передумать, можешь забыть об этом.       – Нет, – ответил Доктор. – Нет, это не так.       Он отцепил пальцы Мастера от своей глотки.       – Просто иногда, вот как секунду назад, ты выглядишь невыносимо потерянным.       – И? – нахмурившись, спросил Мастер. – К чему это? Я молод. Ты молод. Я уже был молодым. Новое тело. Новая манера речи. Все новое. Это называется регенерацией, Доктор. Я этим частенько занимаюсь. Да и ты, кажется, уже прошелся по нескольким. Я думал, ты заметил.       – Я заметил, что таким молодым ты не был с самой Академии, – сказал Доктор. – Но дело даже не в этом теле или отсутствии дурацкой щекочущей бороды. Ты всегда, даже когда твои планы расстраивались, был уверен в себе и держал все под контролем. Теперь ты кажешься…       – Молодым, знаю. Молодым, красивым, безбородым.       – Нет, я собирался сказать, потерянным, – беспомощно возразил Доктор.       – Ясно, – проговорил Мастер, отталкиваясь от стены и от Доктора. – Ясно.       Он вернулся к столу.       – На будущее, слово «красивый» прозвучало бы лучше.       – Мастер, что с тобой случилось?       – Я умер, – ответил Мастер. – Потом меня воскресили, чтобы я сражался на войне, а потом вся моя цивилизация была уничтожена. Не слишком удачное десятилетие. Жду не дождусь. Но есть и хорошая новость: я выжил там, где погибли все остальные. Я победил. И я чувствую себя… – Он улыбнулся и округлил глаза, – …замечательно.       – Итак. – Он хлопнул в ладоши. – Пора сдержать обещание. Что лучше? В кресле или на столе? Я больше предпочитаю стол, но все еще открыт для предложений. Кресло, стол, есть еще стена, конечно, ну, или пол. Хотя не советую. Ковер сплошь покрыт проклятыми колючими катышками. Неприятно. Крайне неуютно, даже не знаю, о чем думает министерство. Я заменю ковер, но это будет только через неделю. Но, если хочешь, вперед. Выбирай.       – Хмм? – переспросил Доктор, вынырнув из своих размышлений. – О, нет, решай ты. Оставлять выбор мне кажется довольно бессмысленным, я ведь этого не запомню.       – Разумеется, не запомнишь, – согласился Мастер, откручивая колпачок тюбика и выдавливая на ладонь большую горсть смазки. – Но до тех пор у тебя есть примерно полчаса, чтобы выразить предпочтения.       Он схватил член Доктора чуть крепче, чем намеревался, и с удовольствием увидел, как расширились глаза другого повелителя времени – совсем как минутами ранее, при упоминании машины парадоксов.       – Не обещаю, что послушаю тебя, – продолжил Мастер, мягко поглаживая его и покрывая смазкой член по всей длине. – Но ты же знаешь, как меня раздражает, когда ты делаешь вид, что тебе все равно. Так что давай попробуем еще раз. Суперприз: холодильник, единственная возможность в жизни, Доктор, и твой вопрос: стол, кресло, стена или пол?       – … Да, стол сойдет, – довольно слабо согласился Доктор.       Мастер улыбнулся и отпустил его, дотянулся до его правой руки и провел ту же операцию над каждым отдельным пальцем.       – Ну разве не прекрасно, что у нас до сих пор есть общие интересы? – мило спросил он.       Доктор послал ему уязвленный взгляд.       – Только в отношении столов, – сказал он и поднял блестящую руку. – Я правильно предполагаю, что ты хочешь, чтобы я… взял тебя, а не наоборот?       – Правильно. Какие-то проблемы? Я подумал, что недельная хромота и невозможность сесть без соответствующих воспоминаний о том, как тебя жестоко отымели, обязательно возбудит подозрения. Кстати, холодильник ты тоже не выиграешь, если что.       – Ясно, – проговорил Доктор. Мастер отвернулся и прислонился к столу, крепко вцепившись обеими руками в темный металлический край. – Это… неожиданно заботливо с твоей стороны.       – В самом деле, – согласился Мастер. – Иногда я себя удивляю. Ты собираешься приступать к делу, или, может, просто посидим и понаблюдаем, как взрывается Вселенная?       – Если ты уверен, что хочешь этого, – ответил Доктор. Он обнял Мастера одной рукой, поцеловал его в шею и тихо прошептал ему на ухо: – Возможно, будет больно.       – Давай уже, – прошипел Мастер в ответ.       Когда первый палец скользнул в него, он все же сумел подавить вздох. И, хотя он поморщился несколько раз, пока Доктор осторожно гладил его и успокаивающе шептал что-то на ухо, Мастер не издал ни звука. Но затем второй тонкий палец присоединился к первому, ноготь оцарапал чувствительный мускул, и в этот раз, несмотря на все свои усилия, Мастер застонал.       – Все в порядке? – прошептал Доктор ему в шею.       – Нормально.       Он буквально чувствовал улыбку на губах Доктора.       – В первый раз всегда хуже всего. Ты привыкнешь.       – И с какой стати, – грубо выдохнул Мастер, – мне это делать, Доктор?       Слова вырвались быстро, на одном ровном дыхании. Какое облегчение. Он все еще контролировал себя. Мастер забрал воздуха в грудь, прикрыв трепещущие веки, и попытался снова.       – Я делаю это, только чтобы… ах… ты не влез в собственный парадокс… как идиот.       – Спасибо. Я это ценю, – заверил его Доктор, присоединяя к двум пальцам третий.       В глазах у Мастера потемнело.       – …Чтобы тебе не пришлось возвращаться.       Конечно, это была ложь. Каждое слово. Ложь, построенная на лжи. На данный момент уже даже не слишком убедительная, но обычные сложные схемы уже отказывались выстраиваться в голове у Мастера. И то, что Доктор, по сути, ни капли не верил в его альтруистские намерения, не имело значения. Он делал то, что было нужно.       Это было почти тысячу лет назад, но Мастер помнил как задолго до того, как он взял себе новое имя, он позволил Тете сделать это с ним. Он помнил, как совершенно потерял контроль, снова и снова выкрикивал имя любовника, пока Тета неловко толкался в него. Как разум Теты влился в его, и как после он всегда настаивал на том, чтобы трахать, а не быть трахнутым, из страха снова потерять себя. Для его нынешнего тела это был первый опыт, но разум еще помнил это ощущение, эту волну сознания, и быстро сообразил удивительно простой план.       Потеря памяти была разумным и почти достоверным аргументом, но, на самом деле, являлась всего лишь оправданием странного поворота событий. Как Доктор подозревал, Мастер всегда с удовольствием и весельем смотрел, как он хромает прочь после их недозволенных свиданий. Боль Доктора была физическим напоминанием о том, что он позволил Мастеру с собой сделать, а, следовательно, и о власти Мастера над ним. Если бы Мастер захотел взять его сегодня, он с легкостью мог бы внедрить в память Доктора ложное воспоминание о неудачном падении. Но в этом случае Доктор, как и прежде, закрыл бы свой разум. Но если бы ему пришлось взять на себя активную роль, он потерял бы контроль – фокусируясь на проникновении, трудно было уследить за своими мыслями. Доктор обязательно должен был пропустить хоть что-нибудь, а Мастеру нужна была любая мелочь.       Больше, чем просто физического доминирования, – даже больше самого Доктора, которого он безудержно хотел в любой его регенерации, – Мастер желал впервые в жизни утонуть в мыслях того, кто не просыпался каждое утро с бесконечной барабанной дробью, звенящей в гулкой пустоте. Он хотел, чтобы это беспробудное похмелье оставило его хотя бы на один краткий кульминационный миг, и он смог спокойно думать. Даже если всего на секунду. Конечно, он никогда и ни за что не позволил бы себе проявить подобную слабость, если бы не был уверен, что Доктор не запомнит этого и не сможет позже использовать против него. Но Доктор не запомнит. Если Мастер закрывает дверь в чьем-то разуме, она останется закрытой навсегда.       Нечеловеческим усилием воли он умудрился не податься назад навстречу гладящим и потягивающим пальцам Доктора. В конце концов, они исчезли, и Доктор опустил ладонь на его бедро. Даже чувствуя вокруг себя его руки, его теплое дыхание на своей шее и твердую головку его члена, прижатую между ягодиц, Мастер ощутил, как от недостатка внутреннего контакта в голове взревел ураган. Он снова чувствовал себя пустым, одиноким и брошенным. Как он ни старался вспоминать время, когда звук этот был просто надоедливым гудением на границе разума, перед глазами вновь вспыхнули огни, в ушах прокатился барабанный бой, и его захлестнул полномасштабный приступ паники. «Нет, – подумал Мастер. – Нет, нет, нет, нет, нет, нет». Это нечестно. Все должно было быть совсем не так. Все становилось даже хуже, чем прежде. Блядь, ради всего святого, он же Мастер, но барабаны, эти барабаны, непрекращающиеся барабаны не оставляли его, и Мастер едва не закричал он гребаного унижения и несправедливости. Чем он мог повелевать? Маленьким мокрым островком, о котором мало кто слышал, кроме Доктора? Это ничто, ничто, ничто.       – Доктор, – прошептал он, вцепившись в край стола до побелевших костяшек. – Доктор, сейчас совсем не время…       – Все в порядке, – успокаивающе проговорил Доктор. – Я здесь.       – Тогда хватит выебываться, – зашипел Мастер, чувствуя, как вразнобой колотятся сердца, – и просто… ах…       Он охнул, когда Доктор медленно вошел в него, и барабанный бой наконец стих.       – Ох… хорошо.       – Что ты там говорил? – прошептал Доктор, выходя и так же медленно толкаясь обратно.       – Ничего… важного, – ровно проговорил Мастер. Он нащупал лежавшую на его бедре руку Доктора и притянул ее к своему члену. Ладонь Доктора, все еще скользкая от смазки, задвигалась вдоль него от основания до головки, в ритм толчков. Вскоре, как Мастер и ожидал, начали просачиваться воспоминания Доктора, едва касаясь границ его разума. Да, это было хорошо. Очень хорошо.       К его удовольствию, они все относились к его ранней инкарнации, еще из тех времен, когда они были Тетой и Кощеем, и все были проникнуты мальчишеской радостью Доктора. Он увидел вполне невинные сцены, как они разговаривали в библиотеке, или бежали наперегонки по коридорам, и Мастер словно вновь перенесся на Галлифрей. Но эти воспоминания были такими короткими и редкими. Доктор хорошо контролировал свои мысли, практически невероятно хорошо, и тело его взяло такой безжизненный темп, что Мастер начал подозревать, что он сумеет сохранять контроль, пока тело Мастера все-таки не предаст его.       – Быстрее, – выдохнул он, ненавидя себя за это. – Пожалуйста, Доктор.       – Я не хочу причинить тебе боль, – возразил Доктор тяжелым, сосредоточенным голосом.       – Это не… моя проблема, – отозвался Мастер. Он вцепился в край стола, когда в разум его просочилось еще одно воспоминание, и он увидел себя, еще такого молодого и спящего, и воспоминание это сопровождало ощущение, пугающе похожее на любовь. – Я хочу тебя, ох, блядь, Доктор, я хочу тебя, я хочу быстрее. Понял? Кто из нас тут главный?       – Мне казалось, это я, – отозвался Доктор, снимая мягкую ладонь с его члена.       – Неверный ответ, – зарычал Мастер, возвращая его руку на место. – Экзамен провален. Прощай, Вселенная. Привет, пустота. Я сказал, быстрее, ты не слышал?       – Как пожелаешь, – ответил Доктор, – Мастер.       Мастеру показалось, что он слышал в его голосе смех, но толчки и движение его руки ускорились.       Воспоминания Доктора потекли сильнее, почти сразу растеряв всю свою невинность. Первый раз, когда они поцеловались, прижавшись к стене класса. День, когда опоздали на урок астрофизики после торопливого обжимания в четвертой оранжерее. Язык Кощея в его рту, руки Кощея на его заднице, а затем – ох, блядь, – его губы вокруг его члена. Этот прелестный, талантливый рот вокруг его члена. Как хорошо, как невозможно, безумно хорошо это было.       Когда Доктор послал ему относительно недавнее воспоминание о том, как его старательно трахнули у стены в собственной ТАРДИС, Мастер внезапно осознал, что этот маленький засранец нарочно скармливает их ему. Былое удовольствие Доктора подпитывало его собственное. Тело начинало дрожать. Он смутно понимал, что уже некоторое время выкрикивал имя Доктора вперемежку с ругательствами, но не помнил, когда это началось, и точно уже не мог остановиться. Если он не закроется от Доктора окончательно, он без сомнения сломается первым. Даже зная, что Доктор ничего не запомнит, этого Мастер допустить не мог. Ему нужно было как можно скорее вернуть себе контроль, и он сделал то единственное, что смог придумать: распахнул свой разум и утопил Доктора в ответной волне собственного удовольствия.       – Блядь… Мастер, – охнул Доктор и вдруг кончил с тем самым восхитительным стоном, бешено вцепившись в его грудь. Через секунду оргазм прокатился и по телу Мастера. На один короткий, блаженный миг он окончательно растворился в разуме Доктора, неспособный разделить свои мысли и его, а затем, трясясь от смеха, откинулся назад и прижался к нему.       – Ты мерзавец, – тяжело дыша, отозвался Доктор, но Мастер лишь продолжал безвольно смеяться. – Ты… чертов… мошенник.       – Лицемер. Но хорошо же было, правда? – заметил Мастер, повернувшись и поцеловав Доктора в висок, липкий от пота. Голова была невероятно ясной. Не пустой, но ясной. Барабаны смолкли, и он все еще кожей ощущал внутри присутствие Доктора. – Не ври, я узнаю. Хорошо было. Я очень, очень хорош.       – Ты мерзавец, – ответил Доктор. С содроганием выйдя из него, он мягко оттолкнул Мастера, и от откинулся на стол. – Невозможно талантливый и без сомнения бесподобный в очень многом, но, прежде всего, Мастер, ты мерзавец.       Мастер лениво улыбнулся и повернулся к нему лицом, опираясь на одну руку.       – О, Доктор. Мне нравится, когда ты зовешь меня по имени.       – Ну, Мастер, если честно, – ответил Доктор, не теряя своей очаровательной злости, – это взаимно.       Его губы изогнулись в улыбке, он быстро поцеловал Мастера в лоб и принялся разыскивать свои штаны.       Пока Мастер натягивал одежду, ощущение эйфории исчезло, но когда барабаны возобновились, они были достаточно тихими, чтобы их можно было игнорировать. Доктор быстро оделся и снова уселся в гостевое кресло перед столом. Он молча ждал, пока Мастер защелкнет запонки, поправит галстук и опустится на край стола напротив.       – Готов? – спросил тот, касаясь пальцами лица Доктора с обеих сторон.       – Да.       Мастер нахмурился, изображая сосредоточение.       – Так, – насмешливо проговорил он. – Возможно, будет больно.       Доктор смерил его сожалеющим взглядом.        – Только если ты сделаешь что-то неправильно, – сказал он. Мастер усмехнулся и вошел в его разум.       Это место было еще хаотичнее, чем он себе представлял, если такое вообще было возможно. Видение Доктором своего разума принимало форму огромного загородного особняка, коридоры которого были уставлены бесконечным коробками с выгнутыми углами, исписанными неразборчивыми каракулями.       Барабанов здесь не было, но на фоне царил негромкий гул голосов повелителей времени. Это было лишь эхо в разуме Доктора, и неожиданное появление Мастера их не побеспокоило. Сам он был лишь манифестацией идеи, мысли, и потому слышал их как любой обычный человек – лишь физическим слухом. Мастер вяло подумал, что это было все равно что получить на пятый день рождения манипулятор временной воронки, но со строгим запретом использовать его под страхом случайно разрушить пространственно-временной континуум. Это казалось почти что бессмысленной жестокостью.       Коридоры лестничными пролетами расходились в стороны под немыслимыми углами, совсем как в том городе, который он построил для Доктора на Кастровалве. Некоторые исчезали из виду и, возможно, оканчивались новыми коридорами, другие, неоконченные, обрубками висели в воздухе, словно Доктор забросил эти мысли в самом зачатке. И в каждой поверхности, за исключением пола, были врезаны тысячи тысяч дверей всех видов и мастей, многие из которых стояли раскрытыми настежь.       – Ну? И которая из них? – спросил Мастер у пространства, и через мгновение перед ним всплыло, быстро приобретая физическую оболочку, изображение нынешнего Доктора.       – Сюда, – сказал он и, засунув руки в карманы, двинулся по коридору. Его пальто трепал воображаемый ветер. – Я спрятал ее в том месте, о котором никогда не думаю, за работами Сэмюэла Ричардсона. Чтобы она меня не слишком отвлекала.       Они остановились перед целой стеной коробок, больше половины которых кривым круговым почерком Доктора были подписаны «Кларисса». В щели между коробками Мастер разглядел интерьер ТАРДИС – точно такой же она была, когда он угнал ее на Малкассайро, – и двух мужчин, мечущихся вокруг консоли.       Силой мысли он отодвинул коробки в сторону, полностью открыв дверной проход. Теперь он заметил, что у одной из дальних стен кучей были сложены детали, подозрительно напоминавшие его машину парадоксов. Еще одно мысленное усилие – и воспоминание приобрело звук. Мастер с изумлением смотрел, как два Доктора оскорбляли и игнорировали друг друга.       – Ты меня встречал, – произнес Доктор, стоявший рядом с ним, указывая на свою десятую версию, пока тот без умолку придирался к его сельдерею. – Того меня, то есть. Я вообще когда-нибудь затыкаюсь?       – Мы встречались лишь мельком, – ответил Мастер. – И дня не прошло. Но я все же отвечу: нет. Не затыкаешься. Однако – и ты должен понимать, как больно мне это признавать, – в чем-то он прав. Куда бы ты ни отправился, когда бы ни оказался, ты со своим сельдереем и анахроничным крикетным пиджаком выделяешься в толпе и выглядишь полным идиотом.       – Мне кажется, я неплохо справляюсь. Что довольно удачно, ведь я никогда не разделял твою страсть к нелепым маскировкам.       – Доктор, ты носишь сельдерей в качестве украшения. Посмотри на себя со стороны. А еще ты здесь выглядишь очень старым. Какая жалость. Предупреждать надо, я бы не пришел. Ты ведь, кажется, говорил, что это было вчера.       – А, да, он закоротил временной дифференциал, – довольно едко ответил образ Доктора. – Зачем-то оставил выключенными щиты. Вообще-то, это он виноват, что мы столкнулись.       – Ну, конечно, – успокаивающе проговорил Мастер. – Значит, нужно ее запереть, так? И открыть, как обычно, после вашей встречи.       – Эм, нет. До.       Мастер вздернул брови.       – Будущий я помнил, как был мной и наблюдал за ним, – смущенной пояснил Доктор. – Без этого воспоминания я не сообразил бы нужные манипуляции с консолью, так что лучше открыть дверь через минуту после того, как появится моя молодая версия.       Мастер покачал головой.       – Доктор, ты становишься небрежным, – сказал он. Дверь качнулась к ним и с щелчком захлопнулась. – Хочешь, я запру Клариссу со всем остальным? Время есть. Вперед. Подумай, сколько времени освободится для… ну, о чем ты там думаешь. Сельдерей, крикет, или о том, как завалить мои планы.       – Нет.       – На столе.       – Мастер, нет. Оставь Ричардсона в покое. Не хочу перечитывать его заново, я вряд ли это выдержу.       Мастер ухмыльнулся, прижал ладонь к двери, и через мгновение та слилась со стеной, словно ее никогда и не было. Мастер моргнул, покачал головой, и на ее месте появилась одна из поздних картин Гварди в золоченой раме. Мастер усмехнулся и повернулся к Доктору.       – Словно сам Рассилон поработал. Ну, что думаешь? Неплохо, да?       – Я предпочитаю его ранние работы, – ответил Доктор. – Я имею в виду Гварди, а не Рассилона. Но да, она неплоха. Эту я еще не видел… Хотя не уверен, что понимаю, зачем она здесь. Что мы здесь делаем? Это же, – он огляделся, – английская литература восемнадцатого века, так ведь? Боже, ты же не пытаешься снова соблазнить Памелу? Ты же знаешь, это не работает.       Мастер вздохнул.       – Забудь, – сказал он и рассмеялся. – Нет, погоди, ты ведь уже забыл. Как весело. Давай еще раз. Показывай, где ты сложил сегодняшние воспоминания?       Доктор отвел его в другой коридор, идентичный первому, но обставленный гораздо скромнее, чище и усеянный меньшим количеством коробок. Все двери здесь были распахнуты, и, проходя мимо, Мастер принялся закрывать их одну за другой. Воспоминание Доктора о том, как он проснулся и принялся заваривать чай, с беспокойством обдумывая последствия потенциального парадокса, – на замок. О том, как извлекал последние известные координаты из капризного жесткого диска ТАРДИС, – на замок. О том, как проходил мимо супермаркета электроники, и с десятков телевизионных экранов ему улыбался Мастер, – определенно на замок. Последнее решение, разговор с тем нервным молодым человеком о его костюме, лестница к кабинету, картина – это Мастисс? – на стене, ухмылка Мастера, вкус виски, объяснение, предложение, согласие, – все было заперто и спрятано за знакомыми произведениями искусства.       Чем больше они продвигались по коридору, тем сильнее перед глазами плыли стены, словно два изображения, наложенные друг на друга, но совсем немного сдвинутые с общего центра. Все с той же громкостью вдалеке переговаривались повелители времени, но вдруг стихли. У Мастера перед глазами поплыли темные искры: где-то на границе слуха раздались первые удары барабанов.       – Дай угадаю, – сказал Мастер, приближаясь к тупику, в котором оставалась одна-единственная, последняя дверь. – Это мое время, да? Заметно. Веет знакомым ощущением родства. Пахнет, как… – он глубоко втянул носом воздух, – тошнота. Прямо как готовила мамочка.       Он взглянул на Доктора. Тот выглядел таким же растерянным, каким Мастер себя чувствовал.       – Как хорошо вернуться домой.       – Не знаю, как ты это выносишь, – сказал Доктор.       – Сила воли.       Доктор улыбнулся.       – Да. Как глупо с моей стороны. – Он помолчал. – С тобой… все будет в порядке, когда я уйду?       Мастер поджал губы.       – Ты боишься, что без тебя я буду по ночам рыдать в подушку? Не беспокой себя.       – Мастер, – сказал Доктор. – Пожалуйста, будь серьезнее.       – Я серьезен, – отозвался Мастер, натягивая свое серьезное выражение лица. – Я всегда в порядке. Одна из привилегий злодея: об нас все как об стенку горох. Ну, и еще хорошее стоматологическое обслуживание. Уникально.       – Мастер, пожалуйста…       – Что? – огрызнулся он. – Чего ты от меня хочешь? Я тебе там все открыл, ты уже знаешь, что со мной будет. Я не понимаю. Ты что, насмехаешься надо мной? Ты надо мной, я – над тобой. Месть в стиле Ветхого Завета. Зачем спрашивать, когда уже знаешь ответ?       – Небольшая любезность между старыми врагами, – тихо ответил Доктор. – Я подумал, что ты не хочешь вспоминать, насколько много я знаю. Возможно, я ошибся.       Мастер покачал головой.       – Забудь уже.       – Хочешь, я останусь? Я ведь могу, ты же знаешь. По крайней мере, на время.       – Разумеется, нет, – резко отрезал Мастер. – Ты точно попытаешься помешать моим планам подчинить Землю. Я этого не потерплю. Я уже вложил в это пятнадцать месяцев труда. К тому же, не забывай про свой здоровый парадокс… ах, да, ты уже не помнишь, но, в общем, ответ по-прежнему «нет». Не интересно. Извини. Возвращайся туда, откуда пришел. Скорее всего, мне будет более чем плохо, но, как говорится, нет мира нечестивым. Уверен, это и обо мне тоже. – Он помолчал. – Кто это сказал? «Нет мира нечестивым»***?       Доктор открыл было рот, чтобы ответить, но Мастер махнул рукой.       – Нет, не трудись. Если скажешь, скорее всего, я найду и изобью его до смерти. – Он указал на последнюю дверь. Та несколько минут плавала в пространстве, рассеянная на долю сантиметра, но как только Доктор перевел на нее взгляд, стабилизировалась. – Приступим?       Не дожидаясь ответа, Мастер ступил к двери. За порогом виднелся его собственный кабинет, словно он стоял на входе. Мастер склонил голову набок, со слабым чувством отвращения рассматривая молчаливое воспоминание о себе самом.       – Странно, но, наблюдая за тем, как я занимаюсь сексом, я всегда чувствую себя вуайеристом, – заметил из-за спины Доктор. – Не то чтобы я часто наблюдал за тем, как занимаюсь сексом, – добавил он. – Но, наверное, именно поэтому ощущения такие странные… Но что еще хуже, я совсем не помню, как мы здесь оказались. Это было интересно?       – Нет, – нахмурившись, ответил Мастер. – Не слишком. По сути, это самая интересная часть. Но в пересказе она что-то теряет. По большей мере, достоинство.       Он уже собирался закрыть дверь, как вдруг у изображения появился звук, и его собственный голос, почти бессвязный от возбуждения, зазвенел по коридорам: «охДокторблядьдасильнеепрошуДокторблядьдаДоктор».       Это было унизительно, невыносимо, и барабаны постепенно приближались. Изогнув губы в кривой усмешке, он смотрел, как Доктор в воспоминании подчинился и толкнулся сильнее. Тем временем, в коридоре рука Доктора скользнула на талию Мастера, словно они были двумя влюбленными, любующимися фейерверком холодной ночью. Его подбородок лег на плечо Мастера, длинные волосы защекотали шею. А затем, что невероятнее всего, он рассмеялся, словно в происходящем было что-то очень забавное.       – Ох, Мастер, ты не представляешь, как трудно удержаться, когда ты выкрикиваешь мое имя, – сказал он, касаясь губами уха Мастера, и пальцы его принялись расстегивать ширинку. – Это только подтверждает, что я полностью в твоей власти.       Рука его скользнула под резинку трусов.       – Хотел бы я, чтобы это было не так…       – Тогда отвали от меня, – зарычал Мастер, перехватив ладонь Доктора прежде, чем та успела продвинуться дальше. Его собственный голос беспощадно продолжал: «охДокторблядьДоктор», барабаны нарастали, питаясь его унижением и отчаянием.       – Прости, что? – переспросил Доктор, явно слишком ошарашенный, чтобы убрать свою ладонь.       – Отвали от меня, Доктор.       – Мастер, я…       – Я сказал, отвали, – сдавленно повторил Мастер, пытаясь взять воздуха в грудь и отстраниться от Доктора, который стоял так близко, слишком близко. Он мысленно потянулся к дверной ручке, и та ткнулась ему в ладонь. Наконец, крики стихли. Тяжело дыша от облегчения, Мастер заставил дверь раствориться в стене.       Когда он повернулся, Доктор изумленно смотрел на него.       – Мастер? – нахмурившись, спросил он. – Это же ты, да? На этот раз без бороды. Тебе идет. Позволь спросить, что ты делаешь у меня в голове… и с расстегнутыми штанами?       – Постарайся об этом не думать, – попытавшись изобразить улыбку и одновременно трясущимися пальцами застегнуть ширинку, ответил Мастер. – История со штанами – это просто недоразумение. Я меняю твои воспоминания.       – Ты что?       – Меняю твои воспоминания, – медленно повторил Мастер. – Доктор, пожалуйста, будь внимательнее, я ненавижу повторяться. И, кстати, ты сам меня попросил. Хотя какая разница.       Доктор скрестил руки на груди.       – Неужели? – спросил он таким тоном, что сразу стало понятно, что он не поверил ни единому слову. – Ты уверен, что не придумаешь ничего лучше? На меня это не похоже.       – Но факт остается фактом, – отрезал Мастер. – Ты пришел ко мне за помощью. Ко мне. Возможно ли это? С очень большой натяжкой. А раз так, значит, причина была. Настолько ужасная, что ты позвал меня сюда. Батюшки, какая дилемма. А время-то идет. А что если я вру? Вопрос вот в чем: готов ли ты рискнуть? – Праведное возмущение Доктора поколебалось, и Мастер вздернул брови. – Нет?       Доктор вздохнул и покачал головой.       – Продолжай.       – Отлично. Да, кстати, не утруждай себя благодарностью, – сказал Мастер. – Он вышла из моды одновременно с кроссовками на платформе. Они были ошибкой природы. Так, теперь прекрати обращать на меня внимание, мне нужно тут закончить. Возвращайся в свое тело. Мне нужна еще минута.       – Прости. Спасибо… что бы это ни было.       – Я же сказал, не утруждайся, – утомленно сказал Мастер. – У нас был уговор. Вот и все. Возвращайся в свое тело.       Он обернулся и взглянул на стену, где только что находилась дверь в его кабинет. Когда та оказалась заперта, барабаны стихли вновь. Словно он и не открывал свой разум. Мастер вздохнул и коснулся ладонью воображаемых обоев.       – Мастер, – позвал из-за спины Доктор. – Ты в порядке?       – Ништяк, – ответил Мастер, с улыбкой оборачиваясь к нему. – Спасибо, что спросил. А теперь дай мне поработать.       На мгновение, казалось, образ Доктора поколебался, но затем все же кивнул и исчез.       – Конечно, министерство будет более чем радо отдать бразды ЮНИТ по всем вопросам, касающимся внеземных контактов, – сказал мужчина, отвернувшись от окна и взглянув на Доктора. – Дело лишь в том, что «Рождественская звезда», как мы ее называем, представляла серьезную угрозу, и я был вынужден действовать.       Его улыбка быстро поблекла.       – Уверен, вы понимаете.       – Разумеется, – ответил Доктор, хотя, на самом деле, мало что понимал, особенно, что здесь вообще происходит. Он знал, что находится в Министерстве обороны, потому что узнал подставки и вид из окна, но в данную секунду – что было очень странно, – никак не мог вспомнить, как здесь оказался и с кем говорил.       – Хорошо, – сказал мужчина и одарил его еще одной неубедительной улыбкой. Садясь в кресло, он на краткий миг скривился, но тут же взял себя в руки.       – Кстати, я хочу извиниться за грубость, которую проявил, когда вы пришли, – продолжил он, и Доктор неожиданно вспомнил, что это был Гарольд Саксон, министр обороны, и это был его кабинет. – Я предположил, что вас послал Летбридж-Стюарт, а он только и говорит, что о конце света. Он невообразимо скучен. Когда он звонил в последний раз, я предложил после запуска ракет сыграть партию в боулинг, но он не заинтересовался. Да еще и обвинил меня в том, что я отношусь к делу недостаточно серьезно.       – А, – отозвался Доктор. – Да, я часто замечал, что бригадир мыслит узко, когда речь заходит о конце света. Если подумать, возможно, именно поэтому он до сих пор жив.       Гарольд Саксон усмехнулся, на этот раз уже искреннее.       – Возможно. Но, все же, я уверен, что выходные в Перу пойдут ему на пользу. Кто знает, может, на целых пять минут его мысли займут инки, а не пришельцы.       – Наверняка… хотя, скорее всего, не пять минут подряд, – ответил Доктор, припомнив, как сегодня утром заехал к бригадиру, чтобы поздравить того с возведением в рыцарское достоинство, и обнаружил, что дом пуст. Тогда он позвонил в штаб-квартиру ЮНИТ, и ему сказали про Перу и попросили поговорить с мистером Саксоном о его противоречивой политике относительно ЮНИТ, вот как он оказался здесь. По какой-то необъяснимой причине, он еще вспомнил, как вчера Тиган за завтраком сказала что-то, напомнившее ему забавные строки из «Памелы» Сэмюэла Ричардсона. Весь оставшийся день он провел, перечитывая его рассказы в библиотеке, что объясняло, почему вплоть до сегодняшнего утра спутники не могли его отыскать. Вспомнив об этом, Доктор тут же забыл, что не помнил об этом. Память – странная штука.       Ему с трудом удалось отвлечь министра от препарирования манер бригадира и вернуть разговор к всерьез участившимся за последние пятнадцать месяцев вмешательствам Министерства обороны в дела ЮНИТ. Саксон ничего не отрицал, в каждом перечисленном случае указывал на то, как много людей было спасено благодаря его молниеносной реакции. Когда он наконец сказал: «Ладно, обещаю, я оставлю космические вторжения мальчикам из ЮНИТ, довольны?», Доктор был уверен, что он сделал это лишь потому, что разговор ему наскучил.       – Значит, вы даете слово, что больше не станете вмешиваться в вопросы, безусловно подпадающие под юрисдикцию ЮНИТ?       – Если хотите, так и считайте, – ответил Саксон. Он выудил из стопки одну из папок, открыл ее и взял шариковую ручку из подставки на столе: классический жест, сигнализировавший конец разговора. – А теперь, доктор Смит, надеюсь, вы меня простите, но мне пора возвращаться к работе.       – Конечно. Если честно, мне тоже, – ответил Доктор. Он поднялся, взял свое пальто и шляпу с вешалки. – Нет мира нечестивым, да, министр?       Мистер Саксон улыбнулся, его левое веко дернулось.       – Я всегда это говорю, – согласился он, нажимая на закрывающий механизм ручки большим пальцем, словно выстукивая четкий ритм: щелк-щелк-щелк-щелк. – Будьте любезны, закройте за собой дверь.