Предсказания

Тоненький голосок разнесся по залу. В центре темной комнаты скорчилась худенькая фигурка. Девочка лет четырнадцати, сжимавшая руками голову, была в зале одна. Остальные дети спали, но она не волновалась. Зал находился в другом крыле, ее никто не мог услышать. - Бака! Бака! Бака! Девочка, шатаясь, поднялась. Пробивающийся в окно свет начертил хрупкую картинку. Большие наивные глаза карего цвета. Как она ненавидела их! Ей казалось, что будь они зеленовато-синими, все было бы по-другому. Русые волосы до плеч. Растянутая футболка и джинсовые шорты. На руку на манер браслета намотаны очки, то ли для ныряния, то ли лыжные, с оранжевыми стеклами. Подарок от единственного дорогого человека. Семь лет назад Скрипнула дверь. Юркая фигурка проскользнула в зал. Мэтт поднял голову от приставки. Он уже привык, что друг постоянно опаздывает. - Привет, - шепотом, ночь все-таки. Геймер обернулся и не договорил. Вместо блондина около дверей стояла девчонка, лет на пять младше его самого. - Привет, - немного неуверенно ответила она и со вздохом добавила, - я из Беты. Бета - это приговор. Ее создали после прецедента с ББ, и теперь все дети с малейшими паранормальными способностями воспитывались там, точнее просто содержались под присмотром. Остальные дети из приюта их ненавидели, считали такими же маньяками и психами, а еще думали, что те попали в приют только благодаря всей этой мистике. Девочка сказала сразу, потому что может быть хуже, если узнают потом. Она думала, что за это ее тут же ударят, но Мэтт проигнорировал признание. Ему было в принципе все равно, он играл в приставку и ждал Мелло. Странная девочка ему вовсе не мешала. Она уселась рядом, на самый краюшек дивана, и начала что-то рисовать и писать в блокноте. Парень уже доиграл последний уровень и откровенно скучал. Блондин все не приходил. Тогда Мэтт заглянул через плечо тут же вздрогнувшей девчонке и к своему удивлению обнаружил там свой портрет. Черной ручкой был нарисован парень в полосатой толстовке, склонившийся над приставкой, тонкими линиями были намечены очки, прорисованы встрепанные волосы. А рядом чернели корявые строчки каких-то стихов. Девочка оглянулась, повисла пауза. - Прочитай, - непонятно зачем попросил геймер. Маленькая поэтесса снова посмотрела на него огромными глазищами и серьезно покачала головой, а потом сжалась в комочек. Парень снова почувствовал себя неловко. Он совсем не понимал, как общаться с этой затравленной дикаркой. Последнее время его главным собеседником был энергичный и жутко самоуверенный блондин, который, кажется, даже думал в форме приказов. - Ладно, - решив, что раз он старше, то нужно быть умнее, - давай начнем сначала, меня зовут Мэтт. Мне 12 лет. Я разбираюсь в компьютерах и приставках. Теперь пришла очередь хакера выжидающе смотреть на собеседницу. Он чувствовал себя как на дурацком телешоу, где нужно вкратце рассказывать о себе. - Я Анни. Мне 7 лет. Мой талант рисовать и писать стихи. Но еще они говорят, что я могу увидеть будущее или прошлое через свои выдумки. Смешно, да? Девочка впервые улыбнулась. И парень вдруг почувствовал, что наверное так улыбалась бы ему его младшая сестра, если бы у него была семья. Настоящая семья. Наверное тогда бы и он перестал сбегать в виртуальный мир и тоже стал бы улыбаться. - Поэтому нельзя читать стихи?- почти равнодушно, в своей манере спросил Мэтт. - Наверное, - так же безразлично ответила Анни, - но ты можешь прочесть. В коридоре послышались тихие шаги, и парень, запихнув листок со стихами в карман, побежал навстречу своему капризному блондину. Сегодня Мелло решил пробраться на улицу и достать там пару шоколадок. Конечно, Мэтту полагалось идти с ним. - Эй, Мэтт, ты там что застыл? Нам идти надо, - блондин начал злиться. А его друг даже не стал напоминать, что это не он опоздал почти на полтора часа. Вылазка проходила на удивление удачно. Через час шоколад и сигареты лежали в рюкзаках. А хакер убеждал себя, что не побежал, как собачонка, за другом, а сходил за сигаретами в приятной компании. Хотя последнее можно поставить под сомнение. Они уже шли обратно, когда Мэтт что-то задел, с грохотом повалился на пол и понял, что встать на поврежденную ногу не сможет. Шум услышали. В конце коридора загромыхали шаги. Мелло пытался придумать, что делать. Попасться не хотелось, но даже он не был настолько сволочью, чтобы бросить друга. Поэтому он ждал, что тот скажет что-то по-киношному высокопарное, вроде: "Спасайся сам. Не дай им себя поймать" или хотя бы повторит слова американского полицейского из недавно просмотренного фильма: "Беги, спасай свою задницу", пусть хоть что-нибудь скажет. Мэтт и сам понимал метания друга, но в то же время не считал себя ручным попугайчиком и не видел смысла говорить то, что от него хотят услышать. Поэтому он сказал: - Вали давай. И только попробуй не сохранить мои сигареты. Конечно угроза была несерьезной, но перед тем как блондин юркнул в боковой коридор, Мэтт успел заметить его вспыхнувшее от обиды лицо. Уже лежа в медпункте наказанный, с вынутыми из левой ноги осколками разбитой вазы, Мэтт решил дочитать послание странно мелкой. Он с трудом разбирал кривые строчки в неровном свете из окна: Не сотвори себе кумира, А я готов уж сотворить. И после ангельского пира Осколки будут мне дарить. Стихи вызвали улыбку, так точно они отражали этот день. Особенно последние две строчки. "Мелло, идущий мимо большого окна. Луна мельком освещает тонкие черты лица, золотистые волосы, делает похожим на какое-то небесное существо. Правильно сказано, на ангела. Чуть наклонив голову, распечатывает только что купленную плитку шоколада. А на лице мечтательное ожидание лакомства. Ангельского пира. Случайно обернувшийся и засмотревшийся Мэтт. Звон, грохот, осколки, прошившие ногу. Как он умудрился так неудачно упасть? Будто кто-то действительно подарил ему эти осколки" Все-таки она предсказательница. Через несколько часов, еще затемно, Мэтт проснулся. Хотелось курить. Сигареты кончились еще день назад, и вот теперь зависимость проявляла себя во всей красе. Открыв глаза, Мэтт заметил, что рядом маячит лучший друг. Любому не знакомому с ним человеку стало бы интересно, что блондин забыл ночью забыл в медпункте. Но Мэтт по опыту знал, что Мелло может оказаться где угодно и когда угодно, и причиной может быть просто нежелание оставаться в комнате. - Мелло? - Мэтт решил больше не изображать мебель. От окрика блондин вздрогнул и отвернулся от окна. - А я тебе сигареты принес, - блондин с удовольствием посмотрел на шокированного (тем, что у Мелло оказывается есть совесть) друга и тут же без перехода продолжил, - Ты рисовать умеешь? - Нет, - Мэтт старательно напоминал себе, что от порезов на ноге не бывает галлюцинаций. - Значит это не ты был, - Мелло ничего не стал пояснять. Не мог же он рассказать, что под дверью нашел листок бумаги, где был набросан его портрет и написано, что некоторые сволочи совсем не заботятся о друзьях. Если бы такое сказали ему, он бы рассмеялся в лицо рассказчику. - Я понял, - вдруг сказал Мэтт, - Тебя здесь нет, ты мне снишься. Настоящий Мелло не приперся бы посреди ночи ко мне с сигаретами, настоящий Мелло сейчас бы вовсю бы отчитывал меня за неуклюжесть. Наверное мне дали какое-нибудь обезболивающее, пока зашивали порезы, и теперь у меня капитальные глюки. Настоящий Мелло сидел на краю койки и не хотел ни злиться, ни разбираться. Наверное впервые в жизни он не хотел портить такую чудесную тишину. Ведь хорошо, что Мэтт думает, что это сон, во сне возможно почти все. Например, попробовать, хотя бы попытаться... Мелло наклонился ко все еще увлеченному игрой в "найди" Мэтту. Тот поднял голову, посмотрел в бирюзовые глаза, хотел было сказать что-то вроде: "Я же был прав", но не успел. За дверью глотала слезы маленькая девочка. На белом листе появлялись тонкие линии, которые складывались в две фигуры, еще не разорвавшие поцелуй. Она сама виновата, подбросила этот листок, что не сделаешь ради человека, который как-то вдруг стал очень дорогим, но сейчас отдала бы все, чтобы ничего не знать. Мэтт всегда удивлялся, почему именно он, в принципе не нуждающийся в общении, имеет талант сходиться практически со всеми. Он мог договориться даже с Ниром, хотя это напоминало разговор на разных языках. Например, тот совсем не понимал, чем он мешает Мелло, находясь с ним в одном зале. Мелло же в свою очередь не догонял, как можно не понимать такую простую вещь, что его бесит вата. А Мэтту было сложно разобраться, почему бы этим двоим просто не поговорить друг с другом, или хотя бы подраться, а не отвлекать некоторых геймеров от интересной игры. Хотя сейчас Мэтт не играл, он курил и вспоминал. Неделю назад ему приснился странный, но приятный сон. Там был Мелло, который смотрел на него шальными зелеными глазами, потом внезапно поцеловал и так же внезапно смотался. Кстати, блондин тоже стал каким-то странным, нервным, дерганным, хотя это как раз было в порядке вещей, а вот то, что он постоянно косился на Мэтта со смесью уверенности, испуга и удовольствия наводило на размышления. Которые впрочем пока не дали результата. Теперь еще эта мелкая предсказательница с кучей комплексов, которая почти всерьез считает его, своим старшим братом. Будет весело если он в будущем станет психиатром, хотя с такой компанией скорее уж психом. Вышеозначенная девчонка теперь по вечерам постоянно сидела неподалеку, абсолютно не напрягая, но создавая ощущение уюта. Иногда показывала свои рисунки, на которых Мэтт уже не видел себя. Когда он спросил почему, Анни невероятно серьезно ответила, что больше не будет узнавать его будущее, что он должен сам выбирать. И парень выбирал, и ни разу не остался недовольным своим выбором. Только один раз, уже собираясь уходить вслед за Мелло, он с улыбкой протянул жмущейся к колоне девочке оранжевые очки на память и спросил: - Не скажешь, что со мной будет? - А тебя это остановит? Но все-таки протянула лист, где не было рисунка, только косые строчки: Ничегошеньки не знать, Только верить и желать. Ничегошеньки не знать, Но все бросить и бежать. Подставляться, встретить боль, Лишь бы рядом, лишь с тобой. И с проторенной дороги, Мы свернем совсем немного. Буду звать тебя, метаться, Лишь бы за руки держаться. Буду верить в чудеса Отражением в глазах. Лишь бы верить, лишь бы жить, Лишь бы помнить и любить. Детские стихи, наивные, правдивые. Но выбирать ему приходилось самому, и даже теперь он не пожалел о своем решении. Даже когда красная машина резко остановилась, и он вышел навстречу вооруженным людям. Даже когда к нему понеслись десятки пуль, он не жалел. По воздуху прокатилась волна, и Мэтта буквально оглушил звонкий девичий смех. Пуль не было, они так и не впились в тело, царапнули и упали, как будто кто-то смахнул их рукой. Кто-то с хрустальным смехом. Смехом, который буквально сбивал с ног. - Она ведь записала меня в Тетрадь. И даже сердце сначала сдавило, а потом раздался смех. Я уж начал думать, что сейчас с Л буду здороваться, открываю глаза, а тут ты стоишь. - Ага, ты первый человек, который выжил после Тетради Смерти, - на слове "первый" грозный Мелло разулыбался. А Мэтт подумал, что что-то никогда не меняется, сколько не убивай человека, а привычки из него не выбьешь. Они уже подходили к приюту. Надо было видеть возмущение Мелло, когда его выдернули из грузовика и буквально потащили в аэропорт. Он грозился убить друга, лишить его сигарет и, наконец, уехать в Австралию. Но в самолет все-таки сел. В Вамми-хаузе было тихо. В боковом зале столпились все, кто смог туда влезть, остальные оккупировали двери. Парни еле прошли в зал, в трагичной суете они даже не задали себе вопрос: "Зачем мы здесь?" Девочка-подросток, с намотанной на руку странной резинкой, бледная, лежала в центре зала. Роджер, сухим голосом объяснял: - Смерть от истощения. Ее паранормальные способности были неизученными, но считалось, что она может видеть будущее и даже изменять его. Потеря энергии произошла внезапно. Скорее всего, она попыталась применить свои способности и не рассчитала силы, - по щеке старика прокатилась слеза. Он все-таки любил своих воспитанников. Мэтт смотрел на Анни. Она изменилась, наверное, стала симпатичной, но смерть заострила черты, выбелила лицо. Взгляд притянули очки на руке, а точнее листок бумаги, придавленный резинкой к руке. Под осуждающими взглядами коснулся руки девочки и достал листы. Как всегда блокнотные. На первом был рисунок, явно давнишний и подпись: "Иногда сны - реальность. Лучше один раз признаться, чем всю жизнь страдать". Мэтт тут же скомкал лист, чтобы никто не увидел, хотя как ему показалась, блондин умудрился увидеть и рисунок и строчки. Но это ведь их дело. На другом листе были стихи: Я больше не поэт, И даже не танцую. Под тяжестью всех бед В глухом гробу лежу я. Под тяжестью всех бед, Случившихся не с нами. От вставших в ряд планет Уйдем, моля шагами, Уйдем, шепча руками, Уйдем, стирая след. И бунт мы не поднимем Под тяжестью всех бед. И вместе не взлетим мы, Не встретим небеса, Но в глупом, гадком мире Поверим в чудеса. Мы в чудо будем верить, Стирая грани сна, И в этом странном мире Лишь к нам придет весна. - Мы виноваты в ее смерти, - шепот Мелло, впервые неуверенные интонации. - Да, но она нас не винит, только просит не потерять ее подарок. А потом началась обычная жизнь, допрос, что они забыли в приюте спустя пять лет, попытки понять друг друга. Сложно жить, зная, что за тебя погиб другой человек. Ребенок, считавший тебя братом. Но его выбор стоит ценить и уважать. Ведь наша жизнь всего лишь сон, однажды оказавшийся реальностью.