Первое условие бессмертия

После того, как едва восставший из пепла Первый Орден наносит сокрушительный удар, который уничтожает командование Сопротивления, засевшее на незаметной жалкой планете, весь мир погружается в хаос. Разрушительная волна слепой ярости сметает разрозненные подразделения Сопротивления, огонь пожирает корабли и людей, а генерал Хакс скрупулёзно проверяет тех, до кого ещё не дошла смертельная лавина. Он изучает отчёты, строит теории, делает выводы и приказывает одним коротким предложением. Убить всех. По мере того, как число противников убывает, ему становится немного легче. Это — достойный ответ за уничтожение Старкиллера. Он должен отомстить тем, кто разрушил его мечту, его творение, труд всей его жизни. Останки супероружия давно превратились в космическую пыль, и Хакс знает, что даже в идеально отфильтрованном воздухе на капитанском мостике «Финализатора» невидимой взвесью плывёт она, прозрачная, невесомая. Он дышит ровнее и чаще, наполняет лёгкие осколками своих несбывшихся чаяний и погружается в раздумья. После окончательного триумфа он получает практически полную свободу — Верховный лидер исчезает со всех радаров, видимо, готовит что-то грандиозное, и Хакс остаётся наедине со всё ещё огромной армией Первого Ордена, раскиданной по всем возможным точкам галактики. Ему подчиняются беспрекословно — люди всё же признали его военный гений и теперь готовы своими телами выложить перед генералом дорогу дальше, наверх, к бесконечной власти. Практически бесконечной. Он уверен, что с такими активами в запасе ему не составит труда заставить Сноука обратиться в ту же пыль. Расщепить на молекулы, а их раздробить на более мелкие составляющие, перемешать атомы и выбросить прочь, навсегда стереть память о нём. И остаться одному, чтобы подчинить себе всё пространство на бессчётное число световых лет вперёд. Нет, не одному. Как он мог забыть. Магистр Рен всё время находится рядом, но близко не подходит. Генерал иногда видит его на общих брифингах — тот никогда не садится на отведённое ему место, лишь на несколько недолгих минут появляется в дверях зала. Иногда Хакс замечает его в коридорах — тёмной высокой тенью, шелестом пол мундира, тихим стуком подошв сапог, Рен исчезает за поворотом, и Хакс с трудом удерживает себя от попыток догнать его. Он здесь, и это главное — вместе они смогут править галактикой, Рен будет невероятным оружием в его, Хакса, руках. Подумать только, сколько власти. Хакс устаёт; он работает так, будто каждый день — последний. Выматывает себя до предела, не спит дольше трёх часов, лишь по мере необходимости подпитывая измотанный напряжением организм витаминными инъекциями и огромными порциями кафа. Всё идёт согласно его плану, Первый Орден постепенно распространяет свою власть всё дальше, от Верховного лидера не слышно совершенным образом ничего, и лишь имя Хакса у всех на слуху. Его голос доносится из тысяч динамиков, угрожающий, но обещающий порядок и процветание, а голопроекторы, кажется, навечно застыли, проецируя изображение прославленного генерала всем, кто имеет смелость взглянуть на него. Событий настолько много, что Хакс не фиксирует часть из них, делает какие-то вещи на автомате и упивается тем, сколько власти он теперь имеет. В одну из ночей Хакс просыпается от того, что кто-то накидывает ему на глаза мягкую повязку. Спросонья он не совсем понимает, что происходит, а когда окончательно просыпается, то ничего не видит. Тянется к лицу, но его запястья тут же вжимают в кровать, а края уха касаются горячие губы. — Это я. Хакс узнаёт этот голос, хотя шёпот и искажает тембр. Он так ждал этого, потому позволяет стянуть с себя футболку и разрешает прикоснуться к себе. Широкие ладони скользят по его груди, опускаются к животу, гладят кожу у кромки пижамных штанов. Хакс замирает, едва дыша, и плавится, исчезает в этом тепле. Чужие губы опускаются к шее, слегка прикусывают кожу и скользят к ключице, язык широким мазком проходится по выпирающей косточке. Хакс вытягивает руки вперёд, слепо касается предплечий ночного гостя и ведёт ладони выше, к плечам. Они не целуются, нет, только касаются друг друга — поначалу несмело, а потом всё решительнее и настойчивее. Хакс не замечает, как постепенно проваливается в сон, а наутро просыпается в полном одиночестве. Это повторяется каждую ночь, Хакс просыпается от лёгких, но уверенных прикосновений к своему лбу. Повязка остаётся неизменным атрибутом этих ночей, но он не возражает. Так прикосновения становятся только ярче. Однажды он смелеет и запускает руки в мягкие волосы; длинные пряди скользят между пальцев, и Хаксу кажется, что он спит наяву, настолько это представляется восхитительным в своей простоте действием. Проходит несколько месяцев, от побудки до отбоя — на самом деле, намного позже — Хакс работает, занимаясь десятками неотложных дел, и лишь ночью позволяет себе пропасть, раствориться в прикосновениях и ласках. Они никогда не заходят далеко, ни единого поцелуя или чего-то более значительного, но и этого хватает с лихвой. Однако в одну из ночей сценарий меняется. Воздух в каюте сначала становится холоднее, но Хакс замечает это только тогда, когда перестаёт чувствовать кончики пальцев. — Заметили наконец, — звучит где-то в углу комнаты. Это не привычный шёпот, это тот самый голос. Но он уже привык слышать только шёпот, что происходит? Горячее тело, прижимающее его к постели, исчезает — будто человека вздёрнули за шкирку и оттащили в сторону. Хакс слышит звук удара — он отлетел к стене, — и короткий стон, сменившийся полной тишиной. Хакс садится, пытается стянуть с глаз повязку, но неосязаемая сила толкает его в грудь, заставляя упасть спиной на постель. Он тянется к повязке — руки моментально наливаются тяжестью, да такой, что невозможно даже слегка пошевелить пальцами. — Вы ничего не помните. Или не хотите помнить, — рассуждает голос, медленно приближаясь. — Тогда я покажу вам. Не сопротивляйтесь, откройтесь мне. Хакс сглатывает, пытается пошевелиться, но его неумолимо утягивает в водоворот воспоминаний, которые он запретил себе воскрешать в памяти. Он помнит чёрную фигуру на белом снегу, подсвеченном красным. Помнит шрам, поделивший лицо на две половины гротескной маски. Помнит, как сорвал с себя перчатки и опустился к земле, опёршись на одно колено. Помнит, какой ледяной была рука Кайло. И взгляд безжизненных чёрных глаз, пустой и зовущий за собой. Практически не помнит того, как вернулся на шаттл, а затем на корабль. Однако голос, что звучит где-то на границе реального мира и этого, полного призраков прошлого, подсказывает ему, ведёт вперёд, подталкивая в верном направлении. Помнит, как сам отбирал среди тысяч досье штурмовика, который бы максимально напоминал Рена телосложением и причёской. Как передал ему одежду магистра, чистую и подлатанную. Как отдал на диске все известные записи, на которых был магистр Рен — чтобы этот безымянный штурмовик изучил его манеру походки и голос. Теперь у него была простая задача — иногда проходить по коридорам, чтобы генерал видел его, появляться на брифингах и, конечно, приходить каждую ночь в генеральскую каюту. Когда тот впервые заговорил, Хакс понял, что голос не похож совершенно, и приказал ему не говорить. Позже разрешил лишь изредка шептать. — Быстро же вы нашли мне замену. Хакса выбрасывает в реальность, он снова чувствует своё тело, хотя пошевелиться по-прежнему не может. — Это не замена, — хрипло отвечает он. — Я знаю. Голос окружает его со всех сторон, поглощает, затягивает, словно болотная топь. — Вы знаете, что призраки не приходят просто так. Особенно к тем, кто не обладает Силой. — Я знаю, — соглашается Хакс. — Вы можете снять повязку. Генерал поднимает руки — это выходит легко, будто его никто и не удерживал, и стаскивает полоску ткани на шею. В каюте пусто и холодно, но голос не исчез. — Вы так верили, так хотели. Запутали самого себя, генерал. Хакс бестолково оглядывается, пытаясь понять, откуда исходит звук, но это не помогает. — Я здесь. Сосредоточьтесь. Он зажмуривается на мгновение, а потом просто поворачивает голову на звук. В углу каюты сплетается тёмный вихрь, будто лоскуты полупрозрачной ткани вьются в воздухе. Он обретает форму человеческой фигуры, которая дрожит по краю, колеблется, с трудом удерживая этот облик. По каюте проносится сквозняк, холодный воздух облизывает руки Хакса, треплет волосы и приближается. Фигура останавливается у кровати, почтительно склоняется ниже и опускается рядом, почти как настоящий человек. Прозрачная рука невесомо накрывает ладонь Хакса. — Из всего этого вы должны вынести одно. Первое условие бессмертия — это смерть, генерал. Фигура растворяется в воздухе, оставляя за собой запах гари и чёрную пыль на белых простынях. Он вернулся, он смог вернуться. Хакс чувствует острую боль за рёбрами, будто его сердце на секунду сжала ледяная рука. И он не исчезнет больше никогда.