Сон

Мне сегодня приснился удивительный сон ни о чём. И обо всём. Там было глубокое синее небо — куда же без него? Свободный ветер, влажная от росы трава, холодная земля и океан, бурный и искрящийся светом, который настолько осмелел, что дерзнул сравниться с самим небом. Но сейчас речь не о небе и ветре, не буду говорить и о скользкой траве, и о камне на земле, об который я имела неосторожность споткнуться, поменяв этим что-то в мире. Ведь, как-никак, мне снился сон о том, что над людьми смеялась вечность. Она заключила договор со смертью, странный, первый, что в голову пришёл, потому что ей просто стало скучно существовать. И заставила её поспорить с жизнью, которая с тех пор осталась одна. А люди из-за этой глупой выходки жили вечность там, в моём удивительно наивном странном сне. Сначала в мир пришла война, и кровавым лезвием ножа прочертила на холодной земле слова: «Я здесь была». Она коснулась всех в моём сне, проникла ненавистью и опустошением в сердца глупых, обезумевших от скуки несчастных людей, которым вдруг, ни с того ни с сего, захотелось навсегда остаться в твёрдой промозглой земле. Но смерть держала слово. Война ушла — может быть, устала. Но память о ней осталась, как и те слова, что в насмешку над людьми она когда-то написала. И в мир пришла печаль — странная девушка со скрипкой и дикими глазами, в которых плескалось море боли и непозабытого горя. Те, на кого она смотрела, бросали всё и шли молиться смерти. Но та лишь смеялась, и от смеха дрожала в страхе земля. Так сильно дрожала, что падали на землю деревья, сотрясались дома, стены рушились, а в домах, которым посчастливилось быть покрепче, стоял грохот, и падала посуда с полки на кухне, добавляя сумбура во всё это беспросветное существование. И тут я увидела её. Не знаю, почему именно её увидела, не было в ней решительно ничего такого особенного. Но она в моём глупом сне вдруг тоже устала: сегодня с утра снова всё валилось — с полок и из рук, — было шумно и беспокойно, упала и разбилась её любимая кружка. Хотелось встать и пойти к одному знакомому дому. Но... Что-то мешало, что-то страшило, да и вообще всё вокруг было не так. Она устала от борьбы, бесило каждый день ходить за новой посудой, не хотелось просить о помощи серое небо без всякой надежды на ответ, надоело, просто достало сидеть, упиваясь печалью и своим одиночеством. Проснулась она утром, постаралась улыбнуться, налила себе кофе в нелюбимую кружку, простила все обиды — ведь глупо их помнить, если от этого только тяжелей на душе становится, — улыбнулась уже спокойной, красивой улыбкой и вспомнила. Что когда-то всё было иначе. Вспоминала она долго, искала всё смысл жить и никак не могла найти, а потому решила просто пойти и спросить первого попавшегося: «Что же делать? Ответь, если помнишь, вдруг именно ты знаешь отгадку на доставший всех вопрос». Встреченный на лестнице сосед не знал, как не знали и все люди — забыли уже давно. А потому он только махнул рукой и рассмеялся над таким нелепым вопросом. «В конце концов, будь, что будет», — решила она, вернулась и села писать книгу о судьбе, надежде, играх, приключениях и искушениях. Очнулся талант, что глухо спал. Талант тот, вот честно, никчёмный, жалкий, да и книга та бездарно написана была, ведь люди разучились жить, любить, потеряли что-то неосязаемое, но бесценное, за все эти долгие годы. И с того момента, как она начала неумело писать первые слова, пытаясь воплотить свои мысли, в мой сон наглым образом влезли странные гости. Они мелькали, вонзались в души, проникали всюду и дико раздражали. То были чувства, отличные от боли и горя, отчаянья, страха — чувства глупые, мелочные. Даже печаль ушла — не могла выносить постоянного шума и гама. Бардак в сердцах, раздор и хаос — кошмар, нет слов. Чувства спорили друг с другом, впустую выжигали души, терзали их так, что вскоре люди взвыли. Тогда я поняла, что это сон. Подумалось вдруг, что чего-то не хватает. Самого важного, светлого, доброго. Того, что не забывалось даже тогда, когда миром моим правила война — но люди просто не могли этого найти. Потерялось со временем значение слова — самого важного и драгоценного. Тогда я вспомнила и тихонько позвала одну свою хорошую знакомую в мой сон. И Любовь пришла, когда никто её не ждал. Злые духи из странного сна не хотели пускать эту беспринципную нахальную особу, но той, как всегда, не было дела до чьего-то согласия. Ей было плевать с самой высокой колокольни на все другие чувства, на вечность, печаль, тоску, на время, на жизнь и на смерть. Любовь нашла ту, что первая попыталась написать о своих переживаниях, ушедшую в себя над очередным листком. Она не смогла понять — то ли очнулась вдруг, как ото сна, то ли мир вокруг неё как-то неуловимо изменился. Но она подскочила из-за стола так, что всё вперемешку с него посыпалась, и впервые за всё время не расстроилась из-за этого. Я, честно, удивилась, а как удивление прошло, смеялась так, как давно не смеялась. Она встала, потрясла головой, прогоняя бестолковые мысли, очумело посмотрела Любви в глаза и тоже засмеялась — вспомнила, наконец-то. Бросила писать новый рассказ, который был ничем не лучше, чем все предыдущие, побежала к знакомому до щемящей боли подъезду, подняла с обочины осколок кирпича и написала на асфальте: «Я люблю тебя!» А потом, не сдержавшись, закричала в яркую бездну неба: — Я люблю! Люблю! Я люблю тебя! Вернулась в мир свобода, небо стало чище, смысл жизни откуда-то вдруг вылез, да и не в нём дело — стало жить просто легче и приятней. И вот тогда-то жизнь злорадно ухмыльнулась смерти в лицо: — Ну, что, дорогуша, ты проиграла. — Пф! — смерть пренебрежительно махнула рукой, — в следующий раз повезёт. — Да-да, — жизнь наслаждалась победой, — если получится. В чём я лично не уверена, — она хитро усмехнулась. — Думаешь, признать, что проиграла — это так просто? А спор? Не хочешь побыть человеком? Будешь сидеть рядом на маленькой кухне с круглым столом и лампочкой в стареньком абажуре, мечтательно глядя на меня. И с тебя, милая, ужин. Смерть посмотрела на ту, без которой даже вечность ей казалась унылой и грязной мелкой лужей: — Для тебя — всё, что угодно...