Цепной пёс

      Люди приходили вместе со светом. Это являлось такой же статичной величиной его жизни, как и то, что за их появлением обязательно последует боль. Сценарий повторялся раз за разом, превращая цепочку событий в привычку, а реакцию на них — в рефлекс. Он же был словно дикий зверь, которого пытаются не приручить даже, а подчинить, подмять под себя. Просторная камера с продавленной узкой койкой и вбитым в стену железным кольцом, от которого змеилась сковывающая запястья цепь, стала его клеткой. Зимний Солдат быстро осознал, что царящая в ней темнота — его друг, а свет, который порождали включающиеся поочередно яркие лампы, был предвестником неприятностей.       Они являлись без предупреждения, вооруженные пистолетами и дубинками, от прикосновений которых тело прошивали электрические разряды, заставлявшие содрогаться в конвульсиях. Иногда его уводили в набитую медицинской аппаратурой комнату, где люди в кипенно-белых халатах проверяли показатели его организма, а техники возились с протезом, пока запястья были надежно зафиксированы. Чаще же он под конвоем шел на «тренировки», суть которых заключалась в том, что новые бойцы Гидры отрабатывали на нем различные приемы. С ними следовало биться вполсилы — эту истину до Зимнего донесли с помощью побоев после того, как он свернул шеи четверым новобранцам. Правила вбивались всё теми же дубинками и грубыми армейскими сапогами, их расписывали по коже чернилами его крови, припечатывали цветастыми окружьями синяков. Язык силы он понимал яснее всего, складывая череду последовательностей, на которых строилось его видение реальности. Как бойцовый пес, глухо рычащий на натаскивающего его хозяина, но всё же подчиняющийся, выполняющий методично закладываемую в сознание функцию — убивать. Приходящие за ним люди были дрессировщиками, и их действия казались обоснованными и ясными, а правила — четкими и однозначными.       Но были и те, кто приходил к нему. Их имен он не знал, хотя лица некоторых отпечатались в его памяти после предыдущих заданий, они были членами Удара, элитой, основной мощью организации. Рослые бойцы входили парами, иногда по трое, после того, как вспыхивал свет дребезжащих ламп, прогоняя спасительную темноту. Последствия их появлений окончательно укоренили в нем животный рефлекс, заставляющий собираться в упругую пружину напряженных мышц при виде тех, кто входит в камеру и запирает за собою дверь. Пока сопротивляешься — тебя будут избивать. Это правило, несмотря на простоту, никак не желало въедаться в подкорку, и Зимний каждый раз рвался с цепи, пытаясь нанести максимальный урон, профессионально целясь в жизненно важные органы, но град ударов прибивал его к полу, выбивал воздух из вибрирующей от боли груди, пока чужие руки шарили по телу, лишая обманчивой защиты тканевого покрова. Ему было сложно понять смысл происходящего, пребывая на границе сознания, когда гул в голове заглушал надсадные стоны тех, кто поочередно разрывал его, а тело отказывалось подчиняться воле, сдавшись на милость насильникам и позволяя насаживать себя на два налитых кровью члена сразу, пока третий монотонными толчками врывался в глотку. Он не ощущал ненависти, злости или обиды, лишь заторможенность и детскую растерянность от неуместности того, что с ним делали. Если это наказание — то за что конкретно? Какое из правил он нарушил? Собранная по кирпичикам личность не подразумевала в системе координат места для объяснения повторявшихся снова и снова надругательств, лишь защитный механизм, заложенный самой природой, вынуждал отбиваться, пока были силы, пусть даже он изначально обречен на поражение. Другой же природный дар человечеству — умение приспосабливаться, быстро научил обращать в плюс насилие физическое, предшествующее сексуальному. Подчиняясь беспамятству, Зимний Солдат отключался от происходящего и вновь обретал способность воспринимать уже тогда, когда в опустевшей камере лежал на каменном полу изломанным манекеном, с размазанными по коже потеками своей крови и чужой спермы.       События выстраивались в линию, превращаясь в рутину, составляющую его будни, повторяясь, пока одна из зарубок на этом отрезке не выбилась из идеально-ровного ряда. Прежде никто из приходивших к Зимнему не оставался с ним один на один. Лицо точно было знакомым, хоть имя в памяти и не отложилось. Зато в ней осели обрывочные воспоминания «групповых визитов», участником которых тот человек был почти всегда. Крепкий запах табака и злая ухмылка, мощные кулаки, удары, отправляющие в блаженный туман, предшествующий полной отключке — эти приметы имели больший вес для Зимнего Солдата, чем все данные с удостоверения личности. Человек смотрел на него с ленивым интересом, прислонившись спиной к двери и скрестив на груди мускулистые руки. Зимний не знал, чего следует ожидать, ведь события развивались не по устоявшейся схеме. Понял он только когда посетитель, обманув его внимание, оказался прямо за спиной и накинул цепь ему на шею. Сдавил, перекрывая доступ кислорода, прошептал на ухо: — Вольно, солдат. Лучше не дергайся.       Яростное сопротивление ничего не дало, железная удавка на горле вскоре выбила сознание за пределы игрового поля, и Зимний очнулся лишь когда на его обнаженной спине уже остывала сперма, а овладевший им в одиночку мужчина наконец-то разжал руку, которой оттягивал цепь, словно ошейник, все то время, пока вколачивался в его тело. Осмотрев чужой силуэт, скорчившийся в углу, он удовлетворенно хмыкнул и ушел, забрав с собой выжигающий глаза свет. Зимний Солдат долго глядел в темноту, сбитый с толку. Кожа на горле саднила, а сам он вновь почувствовал себя цепным псом, которого незаслуженно наказал хозяин.       Человек приходил снова и снова, теперь отдельно от тех, кто предпочитал делить чужое тело с приятелями. Каждый раз ему удавалось скрутить Зимнего, при этом нанося минимум ударов, но доводя до состояния полной беспомощности. Было ли это отчаянными попытками организма сопротивляться или же так задумывалось насильником, но жертва приходила в себя всё быстрее, вынужденная ощущать в себе ритмичные толчки, чувствовать чужие руки на своих бедрах, расчерчивающие кожу полумесяцами отпечатков ногтей. Зимнему пришлось учиться заново осознавать то, что с ним делали, хотя во время групповых надругательств разум по-прежнему послушно отключался. Но тот человек заставлял присутствовать, участвовать, пусть и в пассивной роли.       А в какой-то момент оказалось, что сознание разделило взаимодействующих с ним людей на две части. Были «они» — те, кто издевался, тренировал, латал раны и чинил металлическую руку, и был «Он». Он приходил один, брал то, что хотел, ломал, но не пытался уничтожить окончательно. Он пару раз мелькал поблизости во время очередных заданий, с автоматом наперевес и отчетливой жаждой крови на покрытом темной щетиной скуластом лице. Отчего-то именно Он оказался за спиной, когда Зимний, замешкавшись, едва не схватил пулю. Ткнул под ребра прикладом, злобно гаркнул в лицо: «соберись». И когда на тренировке новобранцам вновь досталось слишком сильно, Он впился пальцами в подбородок, нарочно давя на сочившуюся кровью рану, прошипел: «эй, остынь». И Зимний Солдат впервые послушался, не дожидаясь наказания за нарушение правил. А Он одобрительно кивнул с видом гордого заводчика, чей пес только что освоил новый трюк. Так Зимний узнал команду «нельзя».       На следующий день Он пришел, привычным жестом обвил цепью чужое горло и притянул к себе, тихо смеясь над попытками отвернуться от обветренных жестких губ.       — Когда же до тебя дойдет, что сопротивляться бессмысленно? Я в любом случае получу то, зачем пришел, но всё может быть намного приятнее.       Вновь подчинившись, Зимний Солдат попытался распознать сигналы тела, остро реагировавшего на прикосновения, властные, грубые, но не жестокие. В следующий такой визит он впервые кончил. Оргазм отдавался болью в израненном теле, но ничего подобного прежде испытано не было. А Он смеялся, сидя на краю койки и раскуривая сигарету, наблюдал за реакцией. Уходя, Он впихнул в живую руку Зимнего дымящийся окурок. Когда дверь камеры захлопнулась, погружая обособленный мирок в темноту, он покрутил окурок между пальцами, словно откуда-то помня этот машинальный жест, и осторожно затянулся.       Те, кто приходил насиловать, часто были склонны к бессмысленной жестокости. Даже когда сопротивление жертвы оказывалось окончательно сломленным, они продолжали бить, наслаждаясь временным превосходством над тем, кто считался идеальной машиной для убийств. Иногда после их посещений оставались шрамы, заживающие быстро, но являющиеся неприятным напоминанием. Однажды вечером в ход пошли сигары, которые один из бойцов тушил об шею Зимнего, пока трахал его. Когда насильник внезапно отстранился, он даже не понял, что происходит, отстраненно пялясь в стену камеры. Только громкие голоса заставили его поднять голову. Любитель тушить окурки о живую плоть гневно размахивал руками, его короткий толстый член покачивался в такт движениям тела, а напротив стоял Он. Предмета спора Зимний так и не понял, но насильник вдруг оказался на полу, Он же смачно вмазал тому в лицо мыском высокого шнурованного ботинка. Второй участник изнасилования, до этого наблюдавший из угла камеры, происходящее никак не прокомментировал, лишь молча сгреб плюющегося кровью товарища и утащил его в коридор. Зимний Солдат, кое-как приняв сидячее положение, настороженно следил с койки за тем, как Он запер дверь, повернулся и подошел, провел шершавыми подушечками пальцев по свежим ожогам. Молча глядел пару секунд, а потом вновь опрокинул на кровать, не встречая сопротивления закинул чужие ноги себе на плечи, вошел напористо, но аккуратно. Наклонился, коротко, по-звериному прошелся языком по ранам от сигареты. Зимний упрямо сдерживал рвущиеся откуда-то из глубины стоны, когда Его рука начала двигаться по члену, размазывая слюну, ускоряясь под стать собственным толчкам.       — Расслабься, — Он смотрел с непонятной злостью, словно Зимний снова сделал что-то не так. — Я хочу, чтобы ты стонал подо мной.       Скорее приказ, чем просьба. Очередное движение внутри запустило механизм, доводящий до исступления, тело Зимнего Солдата выгнулось, испещренное шрамами и пересечениями рек-вен. Стон, больше похожий на приглушенный рык животного, ударился о голые стены камеры и рассеялся в беспощадно-ярком свете ламп. Так была выучена новая команда, «голос».       Длинный коридор, ведущий к камере, эхом повторял звуки шагов, предвещая появление незваных посетителей. Зимний Солдат на слух отличал Его шаги от поступи остальных, и мог определить по их характеру свое ближайшее будущее. Неспешный шаг означал, что Он сегодня не в духе — зол, огорчен или особенно вспыльчив. В такие встречи всё было жестко, больно и жарко. Он уходил, оставляя растраханным и разбитым, со свежими синяками и болезненно пульсирующим от отсутствия разрядки членом. А иногда, при хорошем настроении, Его поступь была уверенной и четкой, и сулила торопливые, словно украденные тайком прикосновения, не ласки, но что-то их отдаленно напоминающее. Иного Зимний не знал, и этого хватало, чтобы кончить, ведь Он позволял. В чередовании наказания и того, что можно было считать поощрением, не просматривалось ни системы, ни закономерности. И всё же Зимний старался выполнять поставленные перед ним задачи по максимуму, следовать всем вбитым в голову правилам, ловя Его одобрительные взгляды. И насилие над ним, и та холодная жестокость, с которой он истреблял неугодных Гидре, давно превратились в обыденность, Зимний по-прежнему не ощущал ни ненависти, ни ярости. Для одних он был орудием смерти, которое доставали с темной полки, когда это требовалось, для других — экзотической секс-игрушкой. Зимний Солдат не задумывался, кем был для Него, но странное подобие привязанности на уровне инстинктов выражалось покорным выполнением любых команд.       Если разум не запятнан лишними эмоциями, тактика поведения начинает зиждиться на прямых приказах и голых рефлексах. Именно эти рефлексы разбудили его однажды ночью, когда сквозь потолок с верхнего, рабочего этажа раздались звуки выстрелов, приглушенные слоем бетона крики и грохот. Шум драки активировал в голове боевой режим, и Зимний Солдат остервенело пытался вырвать из стены металлическое кольцо, порвать цепь, но причудливый механизм, намагничивающий её и тем самым увеличивающий плотность звеньев в десятки раз, устоял перед всеми отчаянными рывками. Со временем тревожащие звуки затихли, и пришедшая после них тишина показалась Зимнему искусственной. Он сидел на полу, не отрывая взора от потолка, прислушиваясь, словно настороженный зверь. Когда раздалось негромкое гудение, а затем странный щелчок, он обернулся и заметил, что горящая на магнитном усилителе лампочка потухла. Не раздумывая, дернул цепь левой рукой, без труда разрывая звенья. Тот факт, что блокирующее дверь устройство также выведено из строя, не удивил, но заставил задуматься, не было ли это какой-то проверкой. Зимний вышел в коридор, чутко прислушиваясь и стараясь двигаться абсолютно бесшумно. На ведущей к лаборатории лестнице он наткнулся на двоих незнакомцев, вооруженных винтовками, мгновенно сориентировался и уложил обоих, присвоил оружие. Продолжил подниматься, обходя обломки сероватого бетона, всё чаще подворачивающиеся под ноги. Весь первый этаж походил на руины, часть потолка обвалилась, то и дело его взгляд натыкался на безжизненные тела — и своих, и чужаков. В каморку с мониторами и пультом, контролирующим всю электронику на базе, по полу тянулся широкий багровый след. Повинуясь инстинктам, Зимний последовал за ним, бдительно пропустив вперед себя дуло отнятого оружия. Треснувшая от удара панель пульта тоже в одном месте была измазана кровью. Приглядевшись, он определил назначение окровавленных кнопок — они отвечали за ток в камерах нижнего яруса. Была ли его личная клетка открыта таким образом? Зимний окинул взглядом крохотное помещение и лишь тогда заметил скорчившееся за поваленным столом тело. Это был Он. Рефлекс приказал за секунду преодолеть расстояние между ними. Взгляд, которым Он отреагировал, был таким привычным — колючим и насмешливым. Пол вокруг Него казался темным от крови, сложив ее количество с той, что была в коридоре, Зимний Солдат понял — раненый уже не жилец.       — Долго добирался, солдат, — Он скривил рот, в уголке которого пенилась кровавая слюна. — От камер ровно четыре минуты пути, а ты плелся все девять. Это никуда не годится.       — Кто? — коротко спросил Зимний. Понял, что говорит по-русски, и повторил вопрос на английском.       — ЩИТ. Точнее, то, что от него осталось, — Он сплюнул на пол кровавый сгусток. — С десяток шавок Фьюри сейчас снуют по нашим складам, куда я их отправил. Ищут.       Зимний Солдат посмотрел вопросительно. Он редко прибегал к использованию диалогов, а разговаривать с Ним было особенно странно. Обычно они обходились без слов.       — Оружие ищут, — Он прищурился, жадно оглядывая затянутое в плотную черную ткань тело. — Тебя.       — На складе, — повторил Зимний, склонив голову к плечу.       — Ну, там есть взрывчатка и автоматы, так что технически, — Он закашлялся, сильнее надавил на живот. Рваная рана открывала пугающий доступ к развороченной кровавой каше, в которой с трудом угадывались внутренние органы, — технически я не соврал. Что? — огрызнулся Он на всё тот же непонимающий взгляд. — С какой стати мне облегчать им работу? Пусть побегают.       Потом они оба молчали. Зимний, опустившись на корточки, протянул руку, чтобы коснуться раны, превратившей правую половину Его лица в багровый фарш, но Он с усилием отвернул голову.       — Нет, — в ослабший голос на мгновение вернулась прежняя властность. — Только хуже сделаешь, — Он смотрел яростно, обжигающе, словно вновь злился за что-то. Казалось, речь в тот момент шла не только о травме. Но спустя минуту Его взгляд потух, подернулся пеленой боли. — Наклонись поближе.       Зимний опустился на одно колено, нагнулся, прислушиваясь к сбивчивому шепоту. Набор цифр, координаты. Новая миссия.       — Найдешь это место, там решат, что с тобой делать, — Он стиснул зубы, по искалеченному телу пробежала дрожь. — А теперь тебе нужно выйти отсюда незамеченным и не позволить прикончить себя по дороге. Задача ясна?       — Да, — Зимний кивнул, чувствуя на щеке чужое дыхание, обдающее жаром и запахом крови.       — Тогда выполняй, солдат. Но сначала, — Он прикрыл глаза, со свистом выдохнул воздух. Пробитое легкое мешало полноценно дышать, медленно наполняясь кровью, — бонусное задание лично от меня. Не хочу валяться тут еще несколько часов, прежде чем сдохну.       Объяснять не требовалось. По-хорошему Зимнему Солдату следовало как можно скорее покинуть базу, ведь новая миссия была определена. Но что-то внутри заставило упереться коленями в пол и накрыть Его окровавленное лицо тяжелой металлической ладонью, лишая возможности вдохнуть очередную порцию задымленного воздуха. Зимний смотрел в Его глаза, пока их взгляд не стал стеклянным, пустым. Тело под его руками в последний раз дернулось и обмякло. Солдат еще пару минут разглядывал знакомое лицо, чьи черты, потеряв живость, словно бы стали мягче. Имени этого человека он так и не узнал, но это не имело значения. Не было ни грусти, ни боли, ничто не дрогнуло в душе.       Только на пороге, обернувшись напоследок, он ощутил стерильную пустоту там, где прежде было что-то лишнее, не желающее укладываться в программу.