Непристойное поведение

      Определенно одно из самых неприятных, противных и гадких чувств, существующих в нашем мире — чувство, которое ты испытываешь, когда узнаешь, что тот, кого ты любишь, тоже любит… Но не тебя.       Мы с Мишей были знакомы с самого детства. В те времена я вечно вытаскивала непутевого парня из передряг, прикрывала его и помогала. Когда мы подросли, так сказать, увлечения друга поменялись на более взрослые, однако это не сбросило с моих плеч обязанность чуть что выручать этого идиота. Я даже вечно таскалась с ним в бар, потому что знала, что гаденыш нахлебается вдрызг и потеряется где-нибудь по дороге домой. Потом из этого самого бара на своих плечах тащила Миху домой, заботливо спать его укладывала и взамен очень и очень редко получала только лишь краткое «спасибо».       Думала, надеялась и верила, что рано или поздно моя забота, вечное понимание, сострадание и прочие плюсики сыграют мне на руку. Тщетно мечтала о том дне, когда, наконец, Миша встанет передо мной, смахнет скупую мужскую слезу да и скажет так четко и вкрадчиво «Спасибо — спасибо (бла — бла — бла)… Выходи за меня, моя дорогая Настасья.» Но вместо этого одним прекрасным январским вечером я получила от Миши звонок на мобильник и приглашение на ужин в компании его родителей и какой-то дамочки, что, по Мишиным же словам, покорила его сердце.       Думаете, я обиделась или расстроилась? Разозлилась? Да нет, что вы, я была просто в бешенстве и негодовании. Было очень тошно от мысли, что я тут, значит, что только ни делала для Михаила, а он втюрился в девушку, которую, по идее, и знал-то от силы месяцок (будь этот срок дольше — я бы, скорее всего, уже была в курсе отношений друга). Потому, пока собиралась в гости, мысленно успела умертвить избранницу Миши сотней различных способов, наораться вдоволь и разбить какую-то посудину, не убранную после завтрака.       Снарядилась я, конечно, на данное «торжество», как на похороны (ну, то есть, в черную одежду и мину невероятной грусти и скорби). Как бы там ни было, подойдя к двери Мишиной квартиры, я натянула на лицо улыбку, шумно вдохнула — выдохнула, стараясь унять набегающие на глаза слезы, и позвонила в звонок. Последующие двадцать секунд тишины мне хотелось просто сбежать, наплевав на все, закрыться дома у себя и больше никогда не контактировать с Мишей и его предками, если придется. Хотя со вторыми у меня были отношения более чем доверительные и дружеские. Однако, на что только ни пойдешь от отчаяния… — О, Настюша, ты пришла! Проходи — проходи, дорогая, чего застыла! — донеслось до меня, как только дверь отворилась. На пороге стояла Любовь Васильевна — добродушная и любвеобильная матушка Миши. Она всегда была особо приветлива со мной, а тут прям так искрилась довольством, что я сразу поняла: девушку Мишка нашел отменную, раз одно ее появление заставило Любовь Васильевну так радоваться. — И вам здравствуйте, — с нервной усмешкой отозвалась я спустя несколько мгновений и, неловко потоптавшись, медленно проползла внутрь. Меньше всего хотелось оказаться в гостиной и лицезреть даму сердца Миши, потому я оттягивала данный момент как можно сильнее. Слава богу, мама друга скоро ускакала на кухню и оставила меня в гордом одиночестве, не донимая и не поторапливая меня ко столу. — Настька! — раздалось буквально минут через пять прямо над моим ухом (я сидела на корточках, задумавшись, и типа развязывала кроссовки). Мне не нужно было даже взгляда поднимать, чтобы понять, кто был такой веселый и жизнерадостный — Миша, разумеется, кто ж еще-то мог быть. Тем более, его голос я бы, наверное, и из тысячи похожих узнала. — Рад, что ты пришла. Без тебя этот вечер был бы не таким особенным, — продолжил тут же Миша и, не дав мне что-либо ответить, приподнял меня над полом и заключил в крепкие объятия. — Задушишь же… — попыталась пошутить я и даже выдавила пару жалких смешков и, кажется, Миша даже купился на эту чудесную игру (потому что ни слова не сказал по поводу моего настроения). — Прости, — тоже хохотнул друг и, опустив меня на пол, пошел в гостиную, напоследок обернувшись и одарив меня широченной улыбкой во все тридцать два зуба.       Тяжело вздохнув, я избавилась все же от своей обуви и пошла вслед за Мишей. В гостиной было очень светло (видимо, лампочки наконец-то все вкрутили) и чисто. Оглядевшись, я невольно отметила, что, наверное, никогда ранее не видела это помещение в столь идеальном порядке. Будь повод для такой ошеломляющей уборки другой, я бы даже восхитилась, но только мысли были мрачнее тучи, а оттого и впечатления не столь ярки ото всего происходящего в принципе.       За столом уже сидел Эдуард Петрович — отец Миши, — и, непосредственно, сам парень. Оба представителя мужского пола улыбались и в ожидании глядели на дверь, ведшую из коридора в гостиную (видимо, ждали появления девушки Миши, которая, очевидно, опаздывала на свое же торжество). — Ну что ж, ребятки, я присоединяюсь к вам, — в комнату прошла Любовь Васильевна и присела на стул, находившийся возле моего места.       После этого в гостиной наступила гробовая тишина. Это было весьма странно и непривычно, так как обычно всю семейку Обрамовых было не заткнуть, а тут и отец, и мать, и сын молчали как партизаны и, как-то подозрительно улыбаясь, переглядывались друг с дружкой. А на меня как будто ноль внимания. Потому что, серьезно, все смотрели куда угодно, но почему-то не в мою сторону. Правда на тот момент я все-таки решила сослать все это на мою паранойю, поэтому не особо задумывалась о происходящем, зато постоянно думала о предстоящем знакомстве с возлюбленной Миши…       Прошло около семи минут вот такой молчаливой игры в гляделки, а гостья так и не соизволила осчастливить нас своим присутствием. Тем временем я начинала нервничать все сильнее и сильнее, сама причем не имела понятия, из-за чего. Думаю, еще бы немного, и я просто попросилась бы выйти и сбежала к себе на квартиру, если бы Любовь Васильевна вдруг не прорезала тишину своим раздраженным голоском: — Да где эту даму носит? — женщина недовольно покачала головой и мимолетно зыркнула на меня, тут же переведя взор на своего сына. — Надо ей часы подарить, чтобы вовремя приходить научилась! Ну что за неуважение? — Верно! Непристойное поведение для молодой девушки! — подхватил Эдуард Петрович, и оба взрослых, как по команде, активно закивали и ехидно так улыбнулись, коварно глядя на меня.       Меня аж передернуло от такого, потому что в какое-то мгновение почудилось, что все эти нелестные отзывы предназначались конкретно мне, а не какой-то там левой девице. Слишком уж напрягали меня такие взгляды коварные, направленные четко на мою персону. В конце концов не выдержав, я опустила глаза вниз, чтобы успокоиться, и потому, когда Миша неожиданно тоже заговорил, я удивилась, что молодой человек находился всего в нескольких сантиметрах от меня (до этого, между прочим, сидел напротив). — Ну и? — сердито начал он, скрестив руки на груди и нахмурившись, будто я офигеть как провинилась. — Где часы свои потеряла, а? Что за неуважение к моим родителям, Настюх? — А? — только и смогла пискнуть я, обескураженная неожиданным поворотом событий и лишь сейчас начавшая догонять, что же происходит в этот самый момент. И, казалось бы, дайте ребенку с первым потрясением свыкнуться, переварить его, но, похоже, Миша решил этого не делать и убить меня окончательно и бесповоротно: сделав пару шагов назад, парень опустился на одно колено, подмигнул мне, откровенно удивляющейся происходящему, и выудил из заднего кармана джинсов небольшую бархатную коробочку. — Настен, это… — как-то даже смущенно снова подал голос Миша. — У меня, ты знаешь, с красивыми и проникновенными речами не очень хорошо складывается, поэтому просто спрошу… — выждав непродолжительную театральную паузу, молодой человек закончил свой монолог: — Ты выйдешь за меня, Насть?       Я, смущенная и пораженная до глубины души, не смогла долго выдержать взгляд глаза в глаза и потому ненадолго отвернулась, дабы собраться с мыслями. Старшие Обрамовы довольно глядели на меня, Любовь Васильевна еле заметно кивала, то ли подбадривая, то ли наталкивая на очевидное для всех решение.       Прошло пару минут напряженных преглядываний и молчания прежде, чем я, очухавшись хоть немного от удивления, смогла пискнуть тихое и смущенное, слегка испуганное «да». Тогда же все семейство Обрамовых кинулось меня обнимать, веселясь так, будто чудо невиданное произошло. А я просто не двигалась с места, глупо улыбалась и наблюдала за происходящим переполохом, понимая, что ничего больше в этом мире не способно сделать меня более счастливой и радостной, чем эта слегка придурковатая семейка.