Память

— Этот человек, это существо, он не твой отец! — отчаянно кричит Рауль и совсем не помнит, что случается дальше. Память мажет мазками: чувства – неудача и бессилие. Призрак сильнее, он победит и никто больше не спасёт Кристину. Рауль отвлекается, не может влиться в драку. Сражаться с настоящим противником – совсем не то, что на уроках фехтования. Сражаться с тем, кто хочет тебя убить – это уже не твой учитель, молодой улыбчивый итальянец, – нет, это всё уже на полном серьёзе. Рауль паникует. Мысли двигаются медленно, выедающее душу отчаяние заполняет собой всю голову, скребёт под черепушкой. Рана на плече отрезвляет. Мозг будто заново «включается», вспоминает все свои уроки и начинает анализировать. Призрак двигается резко, рвано – он в ярости. Тратит больше сил, чем нужно. Хорошая техника, но неуверенное исполнение – явно мало практики. Призрак сильнее – Рауль лучше обучен. Все эти мысли, пролетев птичками по краю сознания, вытесняются холодной боевой яростью. Рауль ещё никогда не испытывал такого – но теперь он уверен, что победит. Он бьёт – парирует и нападает. Нападает больше. Глаза застилает кровавой пеленой, жилкой на виске бьётся: сегодня кто-то умрёт. Сегодня я закончу это. Непрекращающейся кошмар для Кристины. Угроза для Оперы. Человек, заставивший его почувствовать своё бессилие в полной мере. И сегодня он умрёт. Он выбивает шпагу из рук Призрака, откидывает её ногой, готовится убить. — Рауль, нет, — тоненький голосок Кристины долетает будто издалека. Можно не слушать. Можно игнорировать. И всё же, это немного приводит в себя. Рауль всё так же готовится и хочет покончить с Призраком раз и навсегда, но мыслит уже более здраво. Он переводит взгляд на своего проигравшего противника. Голос Кристины всё ещё вбивается в голову, впрочем, Рауль не может разобрать ни слова. На лице Призрака – дикий страх. Страх. Паника. Животный испуг. Подождите, что? Шпага будто сама опускается и падает из расслабившейся руки Рауля. Он вглядывается в лицо Призрака и не понимает. Что с ним происходит? Губы Призрака были сжаты в тонкую линию, его глаза широко открыты, и застывшее в них отражение ужаса отрезвляло куда лучше, чем любые уговоры и крики Кристины, чем любые попытки трезвого рассудка достучаться до его хозяина. Почему Призрак боится? Чего он боится? Смерти? Нет, только не он. Это существо не могло бояться смерти, хотя и отчаянно её не желало – Рауль видел это в его поступках, словах, взгляде. Рауль сделал шаг вперёд. Призрак дёрнулся и будто попытался отползти, выставил руку вперёд. «Защитный жест», — всплыло в голове. С Призраком почти точно творилось что-то не то. Он боялся чего-то – боялся до смерти, до потери разума. И этим «чем-то», судя по всему был Рауль. Но, чёрт возьми, почему? Не вовремя проснувшаяся жалость совершенно испортила всё «убью его»-настроение, хотя этому Рауль наоборот был рад. Он чуть не убил – пусть и отчаянно не хотел становится убийцей. Страх за то, что он совершил, проник в голову плавлёным железом и, кажется, остался там навсегда. «Неужели это был я?», — спросил он себя отчаянно. И он точно знал: нет смысла отпираться, открещиваться и прятаться. Он точно знал, что ничто его не оправдывает. Он точно знал ответ. Он снова стал собой – молодым юношей-виконтом, с тонко чувствующей душой, не видевший в жизни ничего серьёзнее морского шторма, воспитанный двумя сёстрами и матерью. И этот настоящий Рауль не чувствовал к лежащему впереди мужчине ничего кроме желания помочь и сострадания. — Тише, — прошептал он и осторожно опустится на колени. Призрак судорожно сглотнул, глаза распахнулись ещё шире. Рауль развернул руки ладонями вверх и начал аккуратно двигаться к мужчине. Так делал старый плотник однажды, когда пытался поладить с одичавшей собакой, каким-то чудом забрёдшей на их двор. «Она должна видеть, что твои руки свободны, — усмехался старик на расспросы маленького виконта. — Что у тебя нет палки или чего-то такого, чтобы её ударить». Призрак был похож на ту собаку – также жмущийся, пытающийся сжаться как можно сильнее, загнанный и изнемождённый, недоверчивый, со страхом в глазах. — Я не причиню тебе боли. — Тише. — Смотри: я безоружен. — Я не наврежу. Призрак смотрел на Рауля как заворожённый, тяжело выдыхал, кусал губы, из последних сил заставлял себя оставаться на месте, но верил. Верил спокойному тону и уверенности в глазах бывшего противника. Рауль протянул руку вперёд, не совсем уверенный, что делать теперь. Призрак – видимо, по воле какого-то злобного каламбура – был всё-таки человеком, а не псом, и Рауль боялся испортить, навредить, сломать что-то внутри этого страдающего человека. Все, что он натворил когда-то, вся боль, которую он причинил Опере и людям в ней, сейчас не значила ничего. Когда Рауль дотронулся до Призрака, он вздрогнул, но удержал себя на месте, позволил обнять себя. Напряжённый, уткнулся тяжёлой головой ему в плечо. Призрак дрожал. Рауль взял его руки в свои, сжал его подрагивающие пальцы. — Я здесь, — тихий шёпот. И только выдох в ответ. Он не знал, сколько они просидели так, не размыкая рук. Дыхание Призрака потихоньку выравнивалось – хотя дрожь всё ещё не проходила, и сердце у него стучало как барабан на военном параде – и Рауль смог немного отвлечься от мужчины и оглядеться. Они сидели на холодном снегу – хотя Призраку, очевидно, было всё равно: не он выскочил из Оперы в одной тонкой рубашке – а Кристина до сих пор стояла за его спиной. Рауль слышал её дыхание и услышал её тихие шаги, когда она сдвинулась с места. Что-то зазвенело, заржала лошадь. Значит, Кристина всё-таки не шла к нему. Значит, Кристина решила уехать. Рауль подумал, что так будет только лучше. Хватка на его руке усилилась, вырвав виконта из размышлений о том, успеет ли он добраться до Оперы до того, как его настигнет смерть от переохлаждения. Он перевёл взгляд на мужчину. Очевидно, ему стало хуже: Призрак вновь задышал тяжело, и его дрожь не проходила. Рауль был уверен, что это не его вина – но беспокойство только усилилось. Стоило ли ему сказать что-нибудь? До того, как Рауль успел сделать одну из тех непоправимых глупостей, которые портили его жизнь вот уже двадцать второй год, Призрак всхлипнул. Рауль застыл каменной статуей – как одна из тех, что стояли у ворот и были, казалось, самими ангелами, превратившиеся в ледяную глыбу. Он не мог поверить в то, что этот человек (всё-таки человек)... Что он тоже умеет плакать. Это было глупо, но даже та слабость, свидетелем которой уже был Рауль, не делала этот факт реальнее. Это было абсолютно, непроходимо, по-идиотски глупо, но Рауль никогда не вёл себя умно, если дело казалось Призрака. Он осторожно высвободил свою руку из судорожно сжимающих её пальцев, и провёл по волосам мужчины. Это был парик скорее всего – но Рауль не часто имел дело с париками, а потому не мог сказать точно. Рауль просто хотел, чтобы это сработало. Всё, что он делает. Чтобы всё вернулось на круги своя. Только, возможно, немного лучше – что, к несчастью, редко бывает. Сейчас ему хотелось только, чтобы Призрак – не призрак на самом деле – пришёл в себя. И, может быть совсем чуть-чуть – добраться до камина. На дворе стояла зима, а снег от долгого стояния на нём теплее не становился. Призрак, наконец, успокоился. Он совершенно затих у Рауля на руках, безвольно опустил руки, умостил голову у него на плече, абсолютно расслабился. Рауль выдохнул. Только теперь он смог вздохнуть полной грудью, почувствовать холод вокруг и ощутить боль от раны. Мужчина немного отодвинулся, и Рауль зашипел от боли. — Чёрт, — совершенно обескураженно и так по-человечески произнёс Призрак (Рауль в последнюю минуту удержал мягкий, незлобный смешок) и поднялся на ноги. — Я думаю, нам пора идти, — сказал он. — Ага, — кивнул Рауль. Зубы от холода уже начинали стучать. Призрак направится к выходу, скорее всего к каретке, оставленной им где-то там. Он шёл ровно и пластично, пружиня и будто не оставляя следов на снегу. Как будто просто прогуливаясь по Парижу. Как будто ничего только что не случилось. Раулю ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Где-то на середине пути Призрак не оборачиваясь, произнёс: — Ты не едешь со мной. — Нет, еду! — заявил Рауль. Конечно, будь у него выбор – он бы ни за что не доверил свою судьбу человеку, державшему в страхе оперу, но... Выбора у него не было. — Кристина забрала лошадь, а я замёрз и не собираюсь оставаться на этом жутком холоде. Тем более, на кладбище! Призрак промолчал. И это не было «о, ты прав»-молчание. Нет, его прямая спина и твёрдая походка прямо-таки кричали: «Не мои проблемы». Вот ублюдок! Он выглядел абсолютно спокойным и совсем не смущенным произошедшим. Они молчали – оба, когда Призрак садился на козлы, и когда Рауль залезал туда же – садиться внутрь он почему-то счёл неуместным – они молчали тоже. Призрак, против всех ожиданий, не пытался наорать на него, бросить тут одного или закончить начатое у могилы Густава Дае и проткнуть его шпагой. Если бы месте Призрака был кто-то другой – кто угодно другой – Рауль бы точно начал разговор. Но это был Призрак – и молодой виконт разом терял всё своё красноречие (а он был красноречив. Это могли подтвердить по крайней мере четыре старушки-графини и бессчётное сражённых наповал девушек). Оставалось мрачно смотреть на заснеженную дорогу и стараться не вспоминать о холоде, пробирающем до самых костей. — Куда ты везёшь нас? — воскликнул Рауль, когда дорога стала совсем неузнаваемой. Призрак, казалось, удивился. Нельзя было сказать точно – он сидел маской к Раулю – но тот попытался хотя бы предположить. — В Оперу. По крайней мере, голос у него был совсем невинным. — Я не помню этой дороги. — Как же ты тогда добрался до кладбища? — удивлённо (на этот раз точно) поинтересовался Призрак. Видимо, это была единственная дорога. — Ну, возможно, я слегка заблудился, — смущённо признался Рауль. Он и вправду заблудился – а потому и прибыл так поздно. Ах, если бы он только знал дорогу! Он бы прибыл раньше Кристины с Призраком, не позволил случится тому, что случилось. И, возможно, не сидел бы сейчас рядом с этим невероятно изобретательным мужчиной, наверняка опаснейшим преступником, подвергнувшем опасности бедную девушку и невозможному страху – целую Оперу. Не такой уж и пугающей вблизи, можно сказать. Призрак усмехнулся. — Ладно, я согласен, это было очень-очень глупо! Я не знаю, куда надо ехать, ты знаешь – ты вези, — похоже, виконту всё-таки удалось покраснеть. — Просто не обращай на меня внимание. Я отморозил себе все мозги на этом проклятом кладбище. Он развернулся и изо всех сил постарался заинтересоваться ёлками на противоположной стороне, так что сильно удивился, почувствовав что-то тёплое, ткнувшееся ему в блок. Он повернул голову. — Что это? Раулю не было видно лица Призрака, но он мог душу поставить на то, что тот покраснел или по крайней мере смутился. Ну, не он один. А ещё он молчал и видимо, отвечать не собирался. В любом случае, это не было важно. Рауль всегда был гордым – а ещё он был смелым и храбрым – но даже сам Бог не мог бы удержать его в этот момент. Он протянул руки и закутался в этот чудесный плащ, целиком, почти с ног до головы. Мягкий, плотный кусочек тепла – как ему было хорошо! — Чёрт. Спасибо. Это лучшее, что люди делали для меня за последние несколько месяцев, — ему определённо не стоило говорить этого Невероятно Устрашающему Парню Который Чуть Не Похитил Кристину И Который Этого Не Заслуживает, но эй, ладно, он сделал хорошее дело, и это было слегка неожиданно. Рауль просто не успел сориентироваться. Призрак промолчал Похоже, молчание было его привычным состоянием. И как такой неразговорчивый человек умудрялся вызывать столько сплетен – столько разговоров, ну просто человек-каламбур, а не Призрак – вокруг своей персоны? Или он просто бережёт голос для терроризирования Оперы? Слишком сложно для только-только отогревшихся мозгов Рауля. — Слушай, раз уж нам выдался такой прекрасный шанс, мы можем поговорить о чём-нибудь, да? — как только ситуация перестала казаться безысходной, Рауль опять стал более-менее разговорчивым. В конце концов, эта тишина действует на нервы! — О том, чего ты хочешь добиться от Кристины к примеру. Она всего лишь ребёнок, и она... — Ты ранен и не знаешь, как добраться до города. Советую помолчать. — Ох, ладно. Извини. Рауль как раз подумал, что не стоило начинать этого разговора: Призрак был всё-таки смущён тем, что произошло, и только потому ещё не оставил своего незадачливого противника где-нибудь в ближайшем овраге. Ему стоило промолчать. Если не ради собственной безопасности (кого это вообще волнует?), то хотя бы беспокоясь за чувства этого мужчины. И что, чёрт возьми, произошло? Раулю хотелось поговорить об этом, но он и вправду был ранен и не слишком уверен в направлении. А Призрак горбил спину и дёргался каждый раз, когда переставал думать о дороге. Рауль не хотел знать, что отвлекало его. Только что-то абсолютно ужасное могло сломать этого человека, думал Рауль. Эта мысль почему-то остановилась и зависла в его голове. Что он, Рауль, вообще знает о Призраке? Его не было с Кристиной все эти долгие годы, и он даже не страдал последние три, как Карлотта. Да он даже пропускал мимо те слухи, что ходили вокруг Призрака! И какое он имеет право что-то заявлять, что-то думать о нём? Кто он вообще такой, этот Призрак? Единственное, что он знал о Призраке – это то, что он всё-таки человек. И этого было недостаточно. Рауль хотел знать больше. Не потому, что это помогло бы переиграть Призрака – и спасти Кристину, разумеется нет – Рауль хотел понять его. Понять, почему вообще всё это случилось. Почему он похитил Кристину, почему он её вернул, почему вообще начал учить пению... Что, чёрт возьми, произошло с ним на кладбище? Что было в жизни Призрака такого, что он потерял контроль? Что сделал Рауль, чтобы это произошло? Куча вопросов и ни одного ответа. Рауль ещё раз покосился на Призрака. Его фигура казалась совершенно невозмутимой, и маска не давала ни единого шанса разглядеть эмоции на лице. Рауль задумался: не специально ли Призрак сел так? Была ли маска его защитой или просто способом скрыть... что он там пытался скрыть? И когда они уже доберутся до Оперы? Раулю хотелось упасть в мягкую кроватку и больше никогда ни о чём не заботиться. — У тебя есть имя? — всё-таки сорвалось с его губ. Призрак вздрогнул и еле заметно мотнул головой. Рауль смотрел на него – возможно внимательнее, чем на кого-либо в своей жизни. «А нормальные люди уже женятся и любовниц себе заводят», — тоскливо подумалось ему. Призрак, похоже, решил принципиально его игнорировать. Они уже въехали в Париж – давно, если честно, так что Рауль больше не опасался быть оставленным в «глухой лесной чащобе» (которой там не было, но он бы никогда не признался в этом даже под страхом смерти), и оттого стал ещё более разговорчивым и любопытным. — Ну не могут же тебя звать «Призрак»? У всех есть имена: я хочу узнать твоё. — Вопрос лишь в том, хочу ли я его говорить, — неожиданно серьёзно (и спокойно! Рауль был почти уверен, что над ним сейчас посмеются или просто вышвырнут с угрозами) ответил Призрак. — И ты..? — Я не собираюсь говорить тебе своё имя! — как-то внезапно эмоционально ответил он. Рауль прищурится, не вполне уверенный, почему Призрак отреагировал так. — Ладно-ладно, это твои тайны, ты имеешь право их хранить. До тех пор, пока не вешаешь людей прямо в концертном зале, — он не мог избавится от интонаций сварливой жены в своём голосе. Это не выглядело правильно, говорить с Призраком в таком тоне, но Рауль чувствовал себя всё хуже и хуже, и не слишком отдавал себе отчёта в том, что делает. — Господин директор сказал, что это была случайность, — невозмутимо заметил Призрак. — Так что, думаю, я имею право на сохранение любых своих тайн. Они подъезжали к Опере, когда Рауль подумал – он бы не возражал против ещё круга или двух. Ему хотелось спросить Призрака о многом – почему он плакал тогда, и плакал ли он до этого когда-нибудь вообще, и... Раулю. Просто. Нужно было. Немного. Времени. Набраться храбрости, подобрать правильные слова – чтобы уж точно разговорить Призрака. Убедить его держаться подальше от Кристины... — Эрик, — усмехнулся Призрак, соскакивая с козел. — Меня зовут Эрик. И я надеюсь больше не увидеть тебя никогда в своей жизни, наглый мальчишка. Пока Рауль раздумывал: улыбнулся ему или ответить оскорблением на оскорбление – если оно, конечно, было – Призрак уже исчез. Растворился в одном из тайных ходов наверное – Рауль всё равно бы не заметил. Он всё-таки улыбался. И точно знал. Они с Эриком ещё встретятся.