Дорогая Магда

Улыбку она тренировала перед зеркалом. Казалось бы, что сложного — растянуть губы. Но глаза всё равно оставались пустыми и пугающими. В какой момент из них исчезла жизненная искра? Сомнамбулизм у неё диагностировали в подростковом возрасте, как и маниакально-депрессивный психоз, но без первого к врачу её не повели бы. Без первого её ситуацию скорее называли истерично-ленивой дуростью. Впрочем, диагнозы тоже не сильно помогли. Расстройства — это для аристократов, считали в её семье, а у них нет денег на все лекарства и есть репутация, которую надо поддерживать. Кто же тебя такую замуж возьмёт? Кто-то взял. Проблема была в том, что этот момент прошёл мимо неё, и столкнулась она уже с фактом. Она замечала, что приступы становились всё длиннее, а её действия во время их — всё осмысленнее. Этого ей не говорили — она просто видела по реакции окружающих и старалась не подать виду, что на самом деле только что очнулась. Кажется, думала она в ужасе, это всё же какое-то другое расстройство. То самое, при котором ты расщеплён на множество личностей, а потом не знаешь, откуда у тебя в руках окровавленный топор. С топором она пока не просыпалась — просыпалась рядом с мужчиной. Подолгу на него смотрела, пытаясь наверстать упущенное знакомство, и думала: ты вроде неплох, однако согласия я не давала. Но ничего не говорила. Это какой дурой надо быть? Её кто-то всё-таки взял замуж. Увёз от работы школьной уборщицей. Строит им дом. И, похоже, сделал ей ребёнка. На понимании этого она подскочила и побежала в туалет, где её стошнило. Затем она грела воду, тщательно смывала с себя чужие запахи и обнимала себя под шерстяным одеялом, знакомясь с изменившимися очертаниями своего тела. Шло время. Кажется, она была счастлива. Они поселились в новом доме, она обзавелась знакомствами, муж работал, обожал и её, и её растущий живот. Письма от семьи, которые она получала, тоже были полны радости за неё. Как-то раз в её руке оказался нож. Она стояла на пороге в приветливо залитую солнцем детскую. В кроватке с тихими звуками возился младенец, но она откуда-то знала, что скоро девочка устанет бороться самой и заплачет, вызывая подмогу. Выход казался пьяняще доступным. Она долго смотрела то на окно, то на ребёнка, то на нож. «Я сумасшедшая, но не настолько», — решила она наконец, возвращаясь на кухню готовить еду. И добавила про себя: но, может, пелёнки успеет поменять та, другая личность, которой всё это было нужно. В какой-то момент она привыкла к тому, что её время проходит урывками. В конце концов, думала она, тренируя улыбку, во сне жизнь стала гораздо лучше, чем Магда могла бы устроить сама. Другая личность была хорошей женой, матерью, хозяйкой, подругой. Кем бы была Магда без этого вмешательства? Никем. Но иногда, устало лёжа в объятиях мужчины, с которым явно только что занималась любовью, но не помнила, после дня, которого не помнила, она думала: какая разница, хорошая ли это жизнь, если она не моя? Даже урывками за годы она всё же успела познакомиться и с дочерью, и с мужем. Пожалуй, она всё-таки сумела их полюбить. И когда почувствовала, что снова беременна, она наконец решила, что всё же хочет проводить со своей семьёй больше времени, что пора возвращать себе контроль над собой и своей жизнью. Oна снова пойдёт к врачу. Они как раз переезжали в другой, большой город, где мужу предложили хорошее место работы — наверняка там найдётся понимающий врач, наверняка за эти годы медицина успела продвинуться, и в отличие от маленьких городков, все знакомые не сразу узнают о её недуге. Но она не успела. Ранним вечером, до того, как муж вернулся с работы, она проснулась за письменным столом. Перед ней лежало письмо, написанное её собственной рукой и адресованное ей. Начиналось оно так: «Дорогая Магда, Мы не знакомы. Или правильнее сказать, ты не знакома со мной, но я хорошо знаком с тобой. Меня зовут Чарльз Ксавье, и последние годы мы провели вместе. Пожалуй, пришло время перестать избегать друг друга и бороться, и начать жить всем вместе. По-настоящему» Остаток вечера Чарльз милостиво оставил ей, но столько времени ей уже больше не было нужно. Она сходила за канистрой бензина, заперла дочь в комнате, а себя в гостиной, и всё подожгла.