Суеверия

Юри всегда был жутко суеверный. Поначалу это было просто интересно, будучи маленьким карапузом, гонять по двору черную кошку, дабы не приведи Боже она не перебежала ему дорогу и обходить десятым путем лягушек, просто потому что так делают все, слушать наставления живущих по соседству старушек и стариков, наполняя и без того нескучное детство некоторыми сложностями и приключениями. Времена шли, времена менялись – Кацуки, принявший обязанность блюсти поверья как должное, отступать от своего мнения не собирался и, в общем, оставался все тем же ребенком. Нельзя сказать, что суеверность – это что-то страшное или из ряда вон выходящее, но на дворе двадцать первый век, и как можно всерьез воспринимать человека, который верит в чудодейственную силу красного куска веревки на руке. Тем не менее, Юри искренне верил, продолжая обвязывать запястья красной шерстяной нитью из маминой пряжи, стучал по дереву и отплевывался через плечо, дабы не дай Бог не сбылось чего дурного, зеленых квакушек соседским детям наставнически велел не обижать от греха подальше, с подозрением смотрел на коварных чернохвостых котов, носил амулет на удачу и иногда надевал пару фенечек, которые скоро должны были наконец протереться. Но даже маленький голубой с черными полосочками камушек бирюзы на тоненькой медной цепочке по непонятной причине не спасал Кацуки от регулярных неудач и проблем, часть из которых, стоило бы сказать, имели сугубо личный характер. Он наполнял скучные пустые вечера просмотром страничек своих бывших одноклассников, одногруппников и просто знакомых ровесников в соцсетях, листая фотографии и читая немногочисленные посты. Вряд ли кто-либо из них с такой же регулярностью страдал подобной ерундой, расстроено думал Юри – почти все, если еще не связали себя узами брака, то регулярно выкладывали неаккуратно сделанные на фронтальную камеру размазанные снимки со вторыми половинками и селфи с букетами цветов. Несколькими годами ранее Кацуки и не подумал бы, что когда-либо будет комплексовать по этому поводу. Он был зелен и юн, в заднице все еще играло детство, а мысли были только об одной любви всей его жизни – фигурном катании. Этому он полностью и отдался, жил этим и наслаждался. Молодая кровь кипела, принуждая не стоять на месте, действовать, расправить крылья и лететь навстречу мечте, а не усесться на тепленькое место и потихоньку вить уютное семейное гнездышко. Впрочем, действительность окатила его холодной водой с ног до головы пусть и резко и неожиданно, зато не слишком поздно – Юри, тебе всего (но как бы уже) двадцать три, ты молодец, раз хотя бы спустя пять лет до тебя дошло, что нет тебе места на льду, поигрался – и хватит, снимай коньки и возвращайся обратно в свою глушь. Да, приложило его тогда сильно, что арматурой по темечку, но кататься он не бросил. Просто для себя решил оставить это занятие лишь как любимое хобби, и рассекал по льду теперь лишь в тишине, одиночестве и покое на маленьком катке, принадлежащем его давним друзьям; зато наконец-то всерьез задумался о том, что пора бы остепениться. На эту мысль его натолкнули в первую очередь просто невыносимые, но безумно обаятельные и милые тройняшки – дочки Юко и Такеши. А во вторую – то, что супруги Нишигори были всего лишь на два года старше него самого. Девушки у Юри были. И парни тоже. Он даже помнил всех по именам – потому что у него хорошая память. Никто и ничто не мешало Кацуки строить свою личную жизнь, когда он, наконец, вырвался из отчего дома на свободу, уехав в тренировочный лагерь, и, пусть завязывать романы там было особо некогда, все же умудрялся, родным рассказывая строго лишь про любовные похождения под ручку с прекрасным полом. Во-первых, инициатором начала отношений с мужчинами Юри никогда не был (если на чистоту, и девушки к нему тоже подкатывали первыми, просто потому что у Кацуки были особенные очки, в которых он дальше прозрачной поверхности блестящего льда не видел), пусть и против таких романов ничего не имел, во-вторых, семье об этом пункте его жизни знать было крайне необязательно – родные его любили и всячески поддерживали, но пару раз, как говорится, не… ничего страшного, ведь так? Сейчас он вспоминал, что уже более полугода ни с кем не встречался. Сначала из-за усердной подготовки к Гран-при, а после – впал в депрессию и было не до этого. Но жизнь потихоньку начала налаживаться: великий Виктор Никифоров собственной персоной свалился на голову аки манна небесная, оставив все дела и даже юного протеже, взялся тренировать его и был намерен любыми способами вытащить на пьедестал, Юри сам забыл о громком поражении, воодушевленно настроившись на скорую победу под началом всемирно известной звезды ледовой арены, и, пусть и чувствовал, что что-то больно гладко все идет, решил рискнуть и снова попробовать построить отношения. Может быть, в этот раз надолго и удачно, с чем черт не шутит – недавно он, перекусывая, случайно выронил на стол скользкое от воды яблоко, а за пару дней до этого, зашивая любимую ветровку, уколол палец – а это, в народе говорят, к скорой встрече с любовным интересом. К тому же, к ненавязчивым намекам родителей о том, что им не терпится побаюкать маленьких внучат, и ворчанию Минако («когда ты женишься уже», – говорила сильная и независимая она, придерживая спиной дверь, за которой мурчало сорок разношерстных кошек) добавился Виктор со своими смущающими вопросиками о делах на личном фронте, которые, без шуток, были уже в печенках. Проявлять инициативу Кацуки не умел и учиться этому не желал. Не вообще, понятное дело, но признаться в симпатии какому–нибудь человеку для него было все равно, что отвечать на Страшном суде – он скорее свершит второе, чем решится на первое. И ему, кажется, нужна была помощь. Нет. Ему определенно нужна была помощь. Признавать это не хотелось – он мужчина или кто? – но против фактов не попрешь. Из всех знакомых в кандидаты на роль жилетки для хныканья подходило ну очень мало народу: хотелось поговорить с человеком лично, с глазу на глаз, поэтому все заграничные приятели отметались сразу; члены семьи, какими бы понимающими и добрыми Юри их не считал, тоже вычеркивались – мать обожала впадать в крайности, от отца проку было бы немного, Мари, казалось, начала что–то подозревать – а Кацуки совершать каминг–аут пока в планах не прописывал. У Виктора спрашивать было нечего – нашлись бы новые причины для подколов, а бедного Юри просто–напросто попросили не страдать ерундой и идти тренироваться, да и сколько бы не зачинал говорить об отношениях, был он самым что ни на есть холостяцким холостяком из всех, что знал японец, и жениться, даже не смотря на свои зрелые и сознательные двадцать семь, совсем не собирался, и вряд ли сильно помог бы. Идти к Такеши и сенсею было чревато не весьма приятными последствиями, а последняя на хмельную голову могла и мамочке все рассказать… – Спрашиваешь, нет ли у меня хорошо знакомых ровесников? – девушка призадумалась, обхватив пальчиками подбородок, – а зачем тебе? Юри вспыхнул алым заревом, отвел взгляд, неловко прикусив губу. Подруга жестом показала, что все поняла и успокаивающе кивнула. … а вот Юко всегда была доброй, дружелюбной, мягкой и понимающей, никогда не злилась, не ругала Кацуки и хранила все его секреты, и, да-нет, но он не придумал ничего лучше, кроме как обратиться со своими проблемами к самой-самой первой жертве его наивной детской любви. Правда, последние двадцать минут, что они находились дома у Нишигори, только она и говорила, иногда выслушивая неловкие ответы друга, и Кацуки, чувствуя, как его уверенность в предсмертных судорогах сползает по стенке, уже и впрямь казалось, что даже к Юко обращаться не стоило. – То есть, нет ли у меня подружек двадцати-двадцати пяти лет? – нагнувшись поближе к Кацуки, едва ли не шепотом проговорила она. Юноша всерьез задумался. Юко одним только присутствием и чрезмерной, но ненавязчивой внимательностью к нему успокаивала. Это опьяняющее чувство расслабляло уставшего от постоянной напряженности фигуриста, и он почувствовал, что может не осторожничать, пусть и все же продолжал сомневаться в правильности своих поступков. Да и юлить перед девушкой было бесполезно – она знала фигуриста слишком хорошо, чтобы поверить в ложь, а недоговаривать просто не дала бы. – Н-не обязательно под-дружек, можно и… друзей тоже… – Юри казалось, что он заживо сгорит прямо здесь и сейчас. И это было бы неплохо, потому что ему резко перехотелось налаживать личную жизнь, но Юко точно расслышала то, что он только что сказал, и… о Боже. Ни криков-воплей, ни истерики, ни даже громкого осуждения, ожидаемых фигуристом, не последовало. Девушка удивленно присвистнула, шустро подскочила с шокировано скрипнувшего стула, метнувшись к двери, выглянула, убедившись, что ее доморощенная неугомонная разведка прямо сейчас не собирает информацию для очередной сенсационной статьи, заперла кухню на ключ и, достав из тумбочки небольшую бутылочку коньяка и пакет сока, вернулась на место, широко улыбаясь. Она непривередливо отмахнулась, глянув на побледневшего Кацуки, схватила его руки и с веселой плутливостью в голосе уточнила, прищурившись: – Значит, друзей, говоришь, тоже?.. Все-таки, Юко действительно умела хорошо успокаивать, прекрасно поддерживала в трудные минуты и знала толк в хранении чужих секретов. Именно поэтому на следующий день Юри, отмучившись на тренировке с Виктором (русский был крайне недоволен тем, что его ученик, как только тренировка окончилась, сорвался за какой-то там подругой детства, вместо того, чтобы как обычно в темпе вальса собрать вещи и прогуляться вместе с ним по вечернему району), засел в гостиной на пару с подругой детства и кучей маленьких (и не очень) предметов, где-то найденных и откуда-то притащенных ею самолично. Вообще, обращаясь за помощью к ней, Кацуки надеялся, что у девушки среди знакомых найдется кто-нибудь хорошенький, молодой, свободный и решительный. Но результатом длительного рассказа Юри о своей личной жизни во всех подробностях стало внезапное предложение погадать на любовь – немного не то, на что он надеялся, однако все же интригующее предложение. – Ты уверена, что сработает? Это все… какое-то… – Юри не мог подобрать слов, широким жестом обведя весь находящийся в комнате хлам. Вчера на хмельную голову предложенная сгоряча идея казалась не такой бредовой. – Слишком бабское? Ой, да ладно тебе, – она шутливо пихнула юношу в бок; у того аж дух перехватило и, кажется, сломалось два ребра, – за пробу денег не берут. – Вообще-то, за спрос, – еще более скептично протянул Юри, согнувшись пополам. – Вообще-то, садись и не умничай, и так уже в очках, – Юко показала ему язык и демонстративно плюхнулась на пол, призывая последовать ее примеру, потянув кое-кого особо недогадливого за рукав, – ради тебя же стараемся. И да, вчера ты не возмущался. Юри был суеверным, даже очень. Но до Юко ему определенно было как на карачках до России – по ее знаниям в этой области можно было энциклопедии строчить, а гаданий она наизусть знала не меньше всякой бабки-ворожки, и, в общем-то, все детство только этим мозги Кацуки и пудрила. Тем не менее, ее предсказания почти всегда сбывались, и это было достаточно веской причиной для того, чтобы действительно сесть, захлопнуть варежку и восхищенно наблюдать. Да и не хотелось как-то получить еще раз локтем по ребрам, особенно всерьез.

***

Держите правую руку ладонью вверх и внимательно рассмотрите запястье. Там должны быть видны крупные вены, из которых складывается первая буква имени будущего мужа. – Дай руку! Правую! – бодро воскликнула Юко после пары минут раздумий. Кацуки, вздохнув, покорно протянул подруге ладонь. Она сразу же обхватила запястье юноши тонкими пальчиками и, задрав рукав водолазки, начала что-то внимательно высматривать. – И что мне делать? – озадаченно спросил фигурист. – Это обряд какой-то? – Сиди, шаман, – покачала головой Юко, вывернувшись в неестественную позу и продолжая смотреть на бледную тонкую кожу друга, мягко проводя по ней большим пальцем, – говорят, по видным на запястье венам можно определить имя суженного человека. – Прям имя, – закатил глаза он, но взгляд все же опустил, с интересом вглядываясь в синеватые полосы. – Ну не прям, раскатал губу – лишь первую букву, но и то прогресс, – шикнула девушка, – смотри. Мне кажется, это английская «V». На галочку похожа, да? – На вену, – буркнул Юри, – у меня нет знакомых с именем на эту букву. И вообще, может быть это иероглиф? Или какой-либо другой знак любого другого алфавита? – Один же есть, – хихикнула Юко. Они переглянулись – глаза Кацуки встретились с озорным взором подруги, и она заговорчески дернула бровью. – Следующий вариант, – закрыв покрасневшее лицо руками, простонал Юри. После того, как куранты пробьют двенадцать, выйдите на улицу и спросите имя первого встречного вам человека. Как будут звать этого прохожего, точно такое имя и будет у вашего суженого. Вали шустрей, говорила она. Мы находимся на единственном в Хасетсу онсене, тут полно туристов со стандартными японскими и не только именами, говорила она. Кацуки всегда знал, что в чем-чем, а по жизни он победитель – просто мировая легенда и золотой медалист во всех номинациях. Об этом стоило бы вспомнить еще шаркая по коридору тапочками к парадному входу, но увы: стоило Кацуки открыть дверь, как тут же перед ним, словно из ниоткуда выскочил Виктор с фирменной неугасающей улыбкой на лице и пакетами в руках. – О, Юри, я тебя потерял! Ходил в местный магазинчик за покупками, твоя матушка сказала, что ты сильно занят, а я не смог ей не помочь. Она у тебя просто замечательная! Знаешь, я тут подумал… Кацуки растерянно покивал головой, развернулся на пятках и, игнорируя щебетание радостного тренера, которого такой откровенный игнор заметно смутил, и с прискорбным выражением лица молча побрел назад. – Ну, как успехи? – задорно спросила Юко, подскочив с места. Юри сел напротив нее, стянул с дивана подушку и, кинув на пол, зарылся в нее лицом. «Почему из всех находящихся в этом месте людей именно он?!» – девушка нагнулась, чтобы расслышать невнятное бормотание друга. Догадаться, кто именно этот «он», труда у нее не составило. – Ну, зато смотри: сначала английская буква «V» на запястье, а теперь еще и это. Судьба, не иначе, – развела руками Юко, довольно улыбаясь. Из подушки послышался приглушенный протяжный вой. Нет, Никифоров, между прочим, казался ничего так кандидатом. Очень даже ничего, хоть Виктор и был немного странноват и порой был до раздражения прямолинеен, но кто же без изъяна – тем более, такому человеку, как он, это было простительно. Кацуки не мог отрицать, что мужчина симпатизировал ему не только как классный фигурист, собачка его приняла как родного, а это тоже факт, да и Виктор даже вроде бы иногда ненавязчиво заигрывал – или это такая манера общения у русских, хоть убей – не понимал Юри, вот честно. Конечно, все было бы куда радужнее (во всех возможных смыслах этого слова), если бы Кацуки сам хоть раз рискнул подойти к своему идолу ближе, чем на два метра, не говоря уже о том, чтобы поговорить о чем–то кроме фигурного катания, или даже пофлиртовать. – Ну-ну, не отчаивайся! Ткни пальцем в одну из тарелок. Юри поднялся на локтях и едва не получил по носу подносом с четырьмя пиалами, заботливо накрытыми разноцветными полотенчиками. Он переводил взгляд то на подругу, надеясь узнать, в чем кроется загадочный смысл сего действа, то на пиалки, которые в этом никак не желали ему содействовать. Поняв, что из Юко он и слова не вытянет, пока не выполнит веленое, и показал рукой на одну из тарелок, накрытую розовым полотенцем. Девушка задумчиво помотала головой. – Еще раз. Юри пожал плечами и взял в руки другую, с оранжевым. Настроение Нишигори вдруг резко поменялось, и она засмеялась, хлопая в ладошки. Кацуки убрал ткань с посудины – на донышке ее поблескивало золотистое обручальное колечко. Девушка выловила его и привычным движением надела на безымянный палец. – В следующем году будем свадьбу твою гулять! – хихикнула она. – Лотерея какая-то, – скривился Юри, вернув тарелку обратно на поднос. – Гадания на обручальном кольце, чтобы ты знал, всегда самые надежные и правдивые. Следующий час Юко провела, откачивая переволновавшегося Юри успокаивающим чаем, радостно хлопая по плечу: «Ничего, не каждому хватает смелости смотреть в глаза будущему!» – Как бы мне хватило смелости в глаза Виктору потом смотреть, – булькая приторным отваром какой-то невкусной травки, пробормотал Юри.

***

– Окей, раз ты у нас весь такой скептично настроенный и пессимистичный, вот, карты. Тут уже никакое стечение обстоятельств не поможет – чистая энергетика и воля звезд. Тяни четыре любых. – Может, хватит уже? Я все понял, – простонал Юри, раскинувшись на полу. Юко бодро ударила его по и без того больному боку и протянула колоду. – Значит, смотри, первая карта – о тебе. Вторая – о твоем суженном. Третья – о вашем общем настоящем, четвертая – о возможном будущем. Усек? – Такое, – вяло отозвался Юри, вытягивая карты и раскладывая их вверх рубашкой на столе. – Отлично, – девушка перевернула их, достала небольшую книгу, долго-долго рылась в ней, что-то выискивая, сопровождая это дело задумчивыми ухмылками, покачиваниями головой и потиранием подбородка, – а теперь смотри. Насчет первой в книге написано, что ты сейчас находишься на конструктивной стадии своей жизни, вот. Что смог переступить через свои слабости, переборол себя, приложил значительные усилия, добиваясь чего-то усердным трудом, а твое упорство в достижении желаемого обеспечило продвижение вперед, благодаря чему в будущем удастся воплотить в жизнь самые смелые свои мечты. У тебя есть сейчас возможность пойти далеко, развивая свои таланты или укрепляя отношения. – Так и написано? – Юри попытался сунуть мордашку в книгу, но его мягко отодвинули. – Прямо так и никак иначе, – категорично заявила Юко, – вторая. На данный момент у тебя нет серьезных отношений, но ты уже встретил того, кто привлек внимание и пришелся по душе. Этот человек честен, оптимистично настроен и откровенен, порядочен и имеет чувство долга, жизнерадостный, веселый, общительный и неспокойный. В душе он страстен и романтичен, относится к тебе с искренней любовью и теплотой и мечтает о прочных и долговременных отношениях, – она подмигнула зардевшемуся Кацуки и схватила его за руку, – Стоит смело пойти на риск и вступить в контакт. Ну, и как тебе?! – Будто на «Давай поженимся» попал, – честно выдал Юри. – Ой, дурак ты, дурак, – отмахнулась Нишигори, – смотри, тут же черным по белому про него написано! – Про кого? – появившегося в дверном проеме вездесущего Никифорова выгонять пришлось едва ли не пинками.

***

– Юри, это магическое зеркало, – Юко указала пальцем на плоскую чистую поверхность, отразившись в ней вместе с другом. – Приятно познакомиться, магическое зеркало, я Юри, – съязвил юноша, разглядывая уставшего себя. – Перестань. Короче, суть такова. Я зажигаю свечи и выхожу, оставляя открытой дверь за тобою. Ты внимательно смотришь в зеркало, приговаривая нужные слова. Через какое-то время позади тебя покажется твоя будущая вторая половинка, то есть демон в ее обличии, но ты ни в коем случае не должен задувать свечи при пришедшем или оборачиваться на него, иначе в тебя вселится злой дух, понятенько? – Побезопаснее что-то есть? – тяжело вздохнув, спросил Кацуки, заранее зная ответ. – Побезопаснее – это, собираясь на лед, наколенники и шлем надевать, но так делают только новички-соплячки, – девушка подмигнула, потрепав Юри по волосам, и, чикнув карманной зажигалкой возле фитильков свеч, быстро выскочила из комнаты. Юноша сидел, не шевелясь и почти не дыша, вглядываясь в отражение черной пустоты за собой и чувствуя нарастающее напряжение. Ему хотелось было встать и пойти на поиски подруги, потому что ерунда все это и все предсказания были ошибочными и очень неточными, и почему, черт возьми, ее так зациклило на Викторе?! На стене появилась нечеткая тень, и у Юри перехватило дыхание. Она стремительно становилась все четче, и Кацуки немного подался вперед, надеясь разобрать, кому же она принадлежит. В следующий миг необходимость в этом отпала – из-за рамки зеркала показался владелец тени, прошел пару шагов и остановившись, повернулся. В ровной блестящей поверхности отразился мягко улыбающийся Виктор. Он подмигнул, и Юри негромко взвизгнул, прикрыв рот ладонью, не смея сводить взгляда с пришедшего. – Никуда ты от меня не денешься, – бархатный голос Никифорова отразился от тонких панельных стен, и Юри мог поспорить на что угодно в мире, что голос этот был весьма даже настоящим – от него фигуриста будто током прошибло, пустив вдоль позвоночника табун мурашек. Отражение существа, пожав плечами, скрылось за деревянной рамкой зеркала. Кацуки пытался думать, честное слово. Пытался понять, проанализировать, найти во всем этом логику, здравый смысл, но в каком месте здравый смысл и логика связаны с тем, что только-только у него за спиной лыбу тянул самый что ни на есть ненастоящий, но настоящий дух, говорил с ним, и в образе кого – в образе, чтобы мать его была здорова, Никифорова! Он поднялся, поклялся всем богам, что в жизни больше не согласится ни на одну аферу Юко, перекрестился (как русский научил), задул свечи и положил зеркало на стол – так, для профилактики, ему и одного Виктора с головой хватает – и медленно двинул по коридору. – Эй, Ю-чан, ну как успехи? Юри! Ты куда? – встретившаяся по пути Юко взволнованно глянула на побледневшего друга. – Навстречу судьбе, – тихо, едва не шепотом, словно в трансе протянул он. – И где конечная этой встречи? – девушка прикрыла рот ладонью, заулыбавшись. – В комнате Виктора.

***

– Ты выглядишь взволнованным, Юри. Что-то случилось? Никифоров и вправду оказался в своей комнате. Мужчина лежал на кровати, листая какую-то пожелтевшую от времени книжонку, а сейчас, отвлекшись, смотрел прямиком на растерянного ученика, который мялся на пороге. – Садись и рассказывай, – он, поднявшись, похлопал по месту рядом с собой, и Кацуки неловко присел на краешек кровати. Юри глазами бегал по комнате и выглядел таким задумавшимся, что русский решил подождать, пока юноша очнется, и не тормошить его. – Ты случился, – Виктор удивленно вскинул бровь, но Юри жестом попросил его слушать дальше, набрал в легкие побольше воздуха и на одном дыхании выдал: – понимаешь, мы с Юко гадали, я на улицу вышел, а там ты, и так вышло, что судьба мне предназначила мужчину с именем Виктор, и у меня вены на запястье в виде английской «V», такие, как галочка, и по картам все сходится, а это тебе не рандом, так звезды предсказали, и в зеркале демон в твоем облике отразился, и даже говорил со мной, и… Кацуки говорил и говорил – Никифоров подумал, что за эти несколько минут он услышал от него больше слов, чем за все их знакомство – и по мере этого невероятно сильно краснел, не поднимал глаза на мужчину, все больше и больше вжимая голову в плечи. Когда лепетание стало уж совсем неразборчивым, а Виктор забеспокоился, что Юри сейчас просто грохнется в обморок, он мягко приобнял его, зарывшись носом в короткие пушистые волосы, подвинулся ближе и, взяв за руку, переплел свои пальцы с его. И, видно, правильно сделал – поток слов резко оборвался на непонятном полувздохе. – Я не суеверный, совсем, – склонившись ниже, прошептал на ушко юноше Витя так, что того проняла легкая дрожь, – но ты и правда чудесный подарок судьбы. Кацуки нервно дернулся, но мужчина не дал ему уйти, только сильнее прижав к себе. – Никуда ты от меня не денешься, – хихикнув, потерся он щекой о пухлую теплую щечку Юри. Тот с подозрением во взгляде покосился на мужчину и хотел что-то сказать, но Виктор нагло перебил его, ловко извернувшись, обхватил лицо руками и нежно поцеловал. С запястья юноши змейкой соскользнула порвавшаяся голубенькая фенечка и тихо приземлилась на пол.

***

– Чтобы ты была здорова, Юко Нишигори, – зло прошипел Виктор, – какие духи? Он как зашел, белый был, что простыня, сам как призрак! – Ты уж было подумал, что он сейчас коньки отбросит, – скаламбурила девушка, хлопнув фигуриста по предплечью. – Не смешно, он реально был в полуобморочном состоянии, – тяжело выдохнул тот, нахмурившись и потирая ушибленное место, – я же просил – помягче как-то, что ли... – Ой да ладно тебе, это для правдоподобности, да и какой был эффект, я аж за дверью его слышала! Да и должна же я как-то оправдывать свой статус потомственной гадалки... Ну, хватит с этим. Я свою часть уговора выполнила, теперь твоя очередь, – Юко в ожидании потерла руки, хитро ухмыляясь. – И что тебе, светлейшая из рода людского, надобно от меня? – закатил Виктор глаза, сложив руки на груди. – Да так, по мелочи, как договаривались – пару кадров для рекламы нашего катка – и мы квиты!