Часть третья. Третье октября. Семь дней до четырехлетия Наруто.
Вырастая — крепнем. «Игра престолов».
Какаши плохо помнил, как добирался до резиденции Хокаге. Он просто подхватил Наруто и скользнул на улицу, а там — ничего. Дальше все будто в тумане, а может, и впрямь в тумане. В любом случае, он не мог сказать, как добирался. Ему казалось, что он использовал перенос, хотя в этом Какаши не был уверен. Санадайме был удивлен, он был напуган, он был зол, он был в гневе. Стоило Какаши с ребенком на руках очутиться в кабинете Хокаге, как тот из всегда спокойного и улыбчивого старичка превратился в разбушевавшегося монстра, а дальше все закрутилось. Наруто продолжал плакать, и у Какаши не получилась его успокоить. Конечно, если бы его снова обидели жители или дети, то у него бы все вышло, но увидеть такое, да и в свои четыре — извольте, дети подобного вынести не могут. Наруто был напуган и, кажется, все те дни, когда он не плакал, когда давил в себе слезы и не позволял слезинке скатиться по щеке, навалились разом. Разум потерял замки, то, что сдерживало обиду, накопленную за годы, исчезло — Наруто плакал за все те дни, когда ему приходилось сдерживаться. Когда он улыбался своей заразительной улыбкой и его: «У меня все хорошо» было фальшивым и слишком быстро произнесенным. Прибывшие АНБУ, люди из отдела допроса и члены клана Учиха были отправлены к месту событий, пока с мальчиком разговаривали приглашённые психологи и врачи. Впрочем, на контакт Наруто не шел, даже Какаши за тот вечер еле-еле удалось вытянуть из него хоть слово. Он молчал, его взгляд был пустым и ничего не выражающим. Он как будто бы опускал руки в самом начале своей жизни. Его спина была сгорблена, он размеренно дышал ртом, пальцы рук чуть дрожали. В конце концов ему вкололи снотворное, и мальчик провалился в беспокойный сон.***
Несколько раз Наруто кричал во сне, и Какаши тогда рассеяно теребил ему волосы и гладил по плечу. Некоторые из присутствующих смотрели на него осуждающе и с неприязнью. Какаши было принял эти взгляды, если бы они были осуждением того, что он не смог позаботиться о Наруто, а не потому, что он пытается присматривать за ним. Учиха осмотрели всю территорию, искали хоть какие-то зацепки и улики, сенсоры — следы чакры, а группа из отдела допроса пыталась хоть что-то выяснить среди гражданских и АНБУ, которые должны были присматривать за тем участком деревни. Все, что удалось узнать — породу собаки, и то, таких раньше в деревне не видели. Некоторые стали задумывать о том, что проделавший такую мерзость мог быть кем-то из торговцев, которые могли бы привести собаку совсем недавно — но среди торговцев редко встречались шиноби, да и не нужно забывать о печатях Кушины и Минато, которые не пропустили бы чужого человека. Какаши даже для Учиха пришлось временно снять барьер, поскольку делиться ключом (который они могли бы скопировать для себя) он не хотел. Были предложены две самые безумные теории. В одной из них маньяком была представлена вообще неизвестная личность, которая никак не связана с Конохой. Но опять же: информация о джинчуурики Лиса — закрытая информация, и узнать ее им или ему было бы тяжело (а надпись «ДЕМОН», сделанная кровью, так и говорила, что дело в Лисе). Вторая теория — вмешательство Учиха, которые — возможно — смогли бы разобрать барьер, разделать собаку и, покидая дом, собрать печать заново. Но тогда бы следы чакры около дома были в наличии, и печать барьера пришлось бы зарядить дозой чакры так, чтобы она работала… В общем, нашлась для шиноби отличная проблема без какой-либо зацепки. А старейшины обвинили Учиха — как не уследивших за ситуацией и, наверняка, причастных ко всему этому. «Неудивительно», — хмыкнул Какаши.***
Какаши включил холодную воду и поднял усталый взгляд в зеркало. В уборной одна лампочка мигала, противно пиликая, отчего в его голове эхом отдавалось ужасное «пслик, пслик». Голова болела от загадок, а перед глазами все плыло от недосыпа. Когда на второй час обсуждений все стороны сорвались на крик и стали обвинять друга друга во всех смертных грехах, после удачно переключившись на Учиха, предъявив им целую массу обвинений, Какаши незаметно покинул зал переговоров и направился в уборную, которая пустовала и была, на данный момент, одним из немногих мест, наполненных тишиной. Конечно, не удивительно, что Учиха попали под раздачу — клан давно был в немилости у глав деревни и часто отхватывал, а после нападения Кьюби, но Йоко на деревню так вообще стал подозреваемым номер один по всем нарушениям. Какаши было все равно, кто это сделал — он просто хотел, чтобы виновный был найден и получил сполна… и чтобы Наруто оправился после срыва. Умыв лицо холодной водой, шиноби хлопнул ладонями по щекам, стараясь избавиться от бледности. Впрочем, он тут же оставил это дело, посчитав, что под маской этого никто не увидит, поэтому и пытаться незачем. Он натянул маску обратно на лицо, выключил воду и покинул комнату. И первой, кого он заметил, выйдя в коридор — девушку, опиравшуюся спиной на стену. Выглядела она так же устало, как и он. — Куренай? — хрипло позвал Какаши, поражаясь тому, как жалко звучит его голос. Встрепенувшись, она отошла от стены и приблизилась к Какаши. — Пойдем, — произнесла Юхи, беря его под руку. Раньше они были довольно близки и такой жест — тогда бы — его не насторожил, но сейчас, он, к своему удивлению, напрягся. — Надо поговорить. Ее предложение не сулило ничего хорошего. Шиноби прошли по коридору и завернули в обратную сторону от комнаты, где находился Наруто. Дойдя до лестницы, быстро преодолели несколько пролетов и поднялись на крышу здания. Была морозная ночь, которая вот-вот должна была перейти в раннее утро. Небо было затянуто тучами, а с леса шел холодный влажный ветер. Краем глаза Какаши видел, как Куренай в своем платье морщится и дрожит. — Какаши, ты никому ничего не обязан, — начала она. Несложно было догадаться, что речь пойдет о Наруто — Куренай искренне считала, что Хатаке губит всю свою юность, свои единственные семнадцать так же, как и предыдущие шестнадцать, пятнадцать и четырнадцать, и что он не должен водиться с демоном. Даже если этот демон — сын его сенсея. — Я знаю, — хмуро отозвался тот. Куренай разозлено обернулась к нему и вперила обвиняющий взгляд. — Тогда?.. — замолчав, она подавилась быстро вдыхаемыми глотками воздуха. — Почему ты делаешь это?! Тебе восемнадцать, в эти годы люди не думают ни о чем. Они впервые пробуют саке и занимаются сексом с первым встречным. Что с тобой не так?! — Ты занимаешься сексом с первыми встречными? Девушка разрыдалась от бессилия, потому что никто из выпуска и семпаи с сенсеями не могли переубедить Какаши в обратном, заставить оставить Наруто. Каждый раз, стоило кому-то из них заговорить с Хатаке, как тот переводил тему или цеплялся за что-то ненужное. И все. И дальше они никогда не могли развить этот разговор. Сама идея была обречена на провал, если им стоило говорить с Какаши. — Чтобы ты и другие не говорили — я все равно продолжу присматривать за Наруто. Если бы ты видела, как он улыбается, ты бы меня поняла. Ты бы не считала его демоном, Куренай. Они обменялись злыми взглядами, после чего Какаши раздраженно выдохнул и развернулся, направившись внутрь.***
— Слегла с ангиной? — изумился Какаши. На секунду он замер, — на секунду, казалось, все замерло, а потом все — пабам! — вернулось в движение. Какаши сидел за широким столом и вот уже час пытался разобраться с отчетом о произошедшем. В общем, он не думал тратить на это все утро, поскольку отчеты никогда не были для него сложны, но над этим он сидел сравнительно долго, особенно если учесть, что в никаких боях не участвовал, и все, что нужно было — написать, что и как он увидел в доме Наруто, когда прибежал на крик. Но память не желала воспроизводить эти моменты. — Да! Ты представляешь? — возмущенно кивнул Асума. — Еще вчера я видел Куренай, она была здорова, а сегодня я узнал, что она больна! Хмыкнув, Какаши смял листок и взял новый. Он предпочел умолчать о том, что она, скорее всего, простояла на холоде долгое время. Возможно, она хотела остаться в одиночестве, но, может быть, хотела вызывать хоть каплю жалости в глазах Хатаке и сделать его виноватым. В любом случае, он оставил ее одну, хотя сразу было видно, как ей холодно, и Асума бы, естественно, обвинил его в том, что он не позаботился о ней. И предпочел ей Наруто. Стоило отдать Сарутоби должное — он никогда, ни разу не затевал разговоры о Наруто, но и радостным тем, что его друг возится с демоном, тоже не выглядел. Скорее всего он думал что дурь из головы Какаши выветрится, что он прислушается к Куренай. Больше всего Хатаке боялся, что и Асума начнет пытаться его переубедить. Но пока ничего подозрительного он не выкинул, и шиноби дышал спокойно. Понимая, что отчет написать не удастся, он вернул кисть на подставку, лист в стопку и повернулся лицом к другу. Они сидели в архиве в резиденции Хокаге. Это было довольно большое помещение с множеством стеллажей, вдоль и поперек забитых бумагами, папками и книгами. Какаши очень сомневался, что в таком хламе можно что-нибудь найти, но, раз архив все еще используется, то, получается, можно. Все пространство освещали маленькие вставленные в потолок светильники, такие же располагались на стенах, но освещали они плохо, поддерживая какой-то сумрак. — Так когда ты покидаешь Коноху? — спросил Какаши, плавно переведя внимание от Куренай в другое русло. Всем было известно, что они без ума друг от друга. Загадкой оставалось то, почему они еще не пошли на свидание. — Ну, — задумался Асума и, еще раз бегло осмотрев кастеты, убрал их в футляр. — Через несколько дней. Какаши кивнул и вернулся к тому, чем занимался до того, как испортил стопку листиков — рассматривал фотографии, сделанные на месте событий. Сейчас ни для кого не было тайной, что Асума, сын Хокаге, будет ниндзя-защитником при дворе дайме. Это было очень… элитно. Один из способов быстро взойти по карьерной лестнице. Впрочем, Какаши знал, что Асума согласился на это ради того, чтобы сбежать от вечного внимания отца. Хатаке иногда думал, что если бы не Наруто, он согласился бы на предложение, и они с Асумой работали бы вместе (как хорошо, что после того, как он отказался, Асума ничуть не обиделся и не стал упрекать!). Но Наруто был, и после случившегося нуждался в Какаши сильнее обычного. — Что ж, — хмыкнул Асума, вставая со стула. Он неловко почесал затылок и направился к выходу, напоследок махнув Какаши рукой. — Еще свидимся. — Свидимся, — кивнул Хатаке. Оставшись один, Какаши принялся перечитывать отчеты, написанные Учиха и шиноби из отдела допроса. Никто ничего нового написать не мог. Отчеты были короткими, сухими и не несли никакой информации. С раздражением юноша откинул их в сторону и поднялся со стула. Он сидел в таком положении довольно давно, и ноги теперь затекли. Принявшись ходить из стороны в сторону, Какаши усердно задумался над десятым октября. Это день рождения Наруто, а Какаши все еще не придумал, что ему подарить. Сегодня, до того, как начать копаться в бумагах, к которым он получил доступ только благодаря доброте Сандайме, Какаши вывел себе на руке осторожную четверку — это было сегодняшнее число, ярое напоминание, что осталось для раздумий всего-ничего. Так же он задумался над тем, что пора бы начать тренировать Наруто. Точнее сказать, для тренировок Наруто слишком мал, но если благодаря Какаши он научится быстро бегать или хорошо прятаться, то это определенно сыграет ему на руку. От шиноби он точно не убежит (пока), но вот от горожан, своих сверстников и ребят постарше — запросто! А это значит, что будет меньше синяков, ранок и растяжений, и события его трехлетнего возраста не будут повторяться. Еще Какаши мог бы попросить знакомого АНБУ, который неплохо разбирался в печатях, дать пару уроков Наруто — но не сейчас, позже, может, через года-два. На данный момент мальчик самостоятельно не сможет их создать, но заложенный в Удзумаки ген, позволяющий распознавать печати, и особенность мозга, благодаря которой они видят печать и все ее составляющие, могут рассмотреть ее изнутри, обещали сделать его обучение более быстрым, и даже для такого жирафа, как Наруто, вполне понятным и ясным. Это Какаши может час пялиться на печать и видеть в ней только круг с каракулями, а Наруто посмотрит и скажет, что она ему понятна, даст ей категорию. Просто потому, что это для него будет так же естественно, как дышать. Но Какаши не хотел, чтобы из Наруто вырос шиноби. Точнее, он не хотел быть тем, кто заставит Наруто или из-за кого Наруто будет вынужден стать ниндзя. Определенно, когда Наруто подрастет, ему придется — хочет он этого или нет, — заниматься с Какаши, поскольку даже в деревне Наруто угрожает опасность. И Какаши слишком отчетливо помнил, как Минато говорил, что за ним будут охотиться сектанты, культисты, те, кто захотят иметь большую силу, люди из той организации, когда-то похитившей Кушину, когда так еще была джинчуурики, ради своих опытов. Наруто не обязательно становиться шиноби, но уметь защитить себя и не умереть, хотя бы ради своих родителей, он обязан. А если, все-таки, он будет шиноби, то ему не обязательно искать работу за пределами Конохи — он сможет работать инструктором в академии или найти какую-нибудь другую работу в пределах деревни. Если он все-таки станет шиноби, то Какаши Хатаке непременно будет его сенсеем.***
Когда Какаши разобрался с бумагами и разобрался со своим внезапным озарением, когда запечатал несколько отчетов, выбранных лично для себя в свиток, он наконец смог покинуть архив. Его сильно клонило в сон. Он был уставшим и измученным последними днями, но сегодня у него должен был быть выходной. Хатаке уже придумал, где будет жить Наруто (потому что в свой дом он теперь точно войти не сможет), и эта идея его вполне устраивала. По дороге он заскочил в комнату джоунинов и без зазрения совести взял тарелку печенья и небольшую упаковку сока. Добираясь до комнаты, где должен был находиться Наруто, он подумал: хорошо, что в комнате джоунинов всегда есть еда. Правда, частенько это что-то скудное — Какаши не позволял Наруто питаться одним печеньем и соком, поэтому он должен был оценить, что это печение и сок, а не каша. Комната была не очень большой. Внутри стояла девушка-АНБУ, которая была в подчинении Какаши. Ее звали Югао Удзуки. Она была без маски и сменила свою форму АНБУ на простую одежду джоунина. Наверное для того, чтобы не пугать Наруто еще сильнее, хотя АНБУ он и не боялся. Какаши и Югао обменялись кивками. По правде сказать, Югао была красивой. У нее были приятного сливового цвета волосы, точенные черты лица и тонкие руки. Если бы не Наруто, Какаши позвал бы ее на свидание. «Но Наруто есть». И эта мысль его ни капельки не печалит. — Несколько раз он просыпался, — тихо сказала девушка, как только Какаши приблизился к мальчику. — Он плакал, но мне удавалось его успокаивать. Потом он опять засыпал. Поблагодарив ее, Хатаке осторожно дотронулся до плеча ребенка. Тот от неожиданности вскрикнул и резко сел. Он взвизгнул, и маленькие ручки инстинктивно дернулись в сторону Какаши. Взгляд его был испуганным, но осознанным, и, посмотрев на свои перехваченные джоунином руки, Наруто стушевался и покраснел. — Все в порядке, — Какаши изобразил глаз-улыбку и как можно более ласково потеребил ему волосы. Наруто нахмурился и промолчал. Он выглядел зажатым. Что-то в нем изменилось. Это был Наруто… Но это уже был не тот, прежний Наруто. Страх пережитого и непонимание происходящего давили на него, и Какаши надеялся, что мальчик не закроется в себе. Потому что он, после первой увиденной смерти — закрылся. То была смерть его отца. Под голубыми глазами залегли тени, а сам он выглядел бледным. Взгляд — совсем не живой. Ел Наруто тихо и быстро. Он ничего не говорил о еде и никак не пытался узнать у Какаши, что происходит. Он не говорил о произошедшем и не затрагивал тему того, что увидел внутри дома. Ребёнок просто молчал. И это было самое худшее, что могло с ним случиться. Ведь Наруто молчать было несвойственно. Когда Какаши сказал, что Наруто больше не будет жить у себя дома, тот не высказал какого-либо протеста, а когда попросил Югао присмотреть за Наруто и помочь с его вещами, та, к удивлению, просто кивнула и не выразила при этом какого-либо недовольства. Она хорошо знала Какаши, ей часто приходилось наблюдать за Наруто. И ничего злого в нем она не видела, поэтому воспринимать Наруто, как демона, ей было тяжело. К тому же, ей всегда было интересно, как тайчо взаимодействует с мальчиком. А главное — почему. Кинув изучающий взгляд в сторону Югао, Какаши почему-то вспомнил про свои семнадцать и «если бы не Наруто». «Но он есть!», — нахмурившись, напомнил он себе.***
Я понимаю, что ничего не понимаю, и это кажется раздражающе-правильным. Само понимание той ситуации было запретной темой, я видела только поверхностный слой и пыталась успокоить себя мыслью, что так надо. Так — правильно. Какаши покупал фрукты, детские раскраски и учил мальчишку завязывать крепкие узелки; они поочередно поливали фикус, и каждое утро Какаши доставал Наруто пачку жевательных витаминов с верхней полки; он насильно его причесывал, заматывал, когда холодно, шею в шарф, и всякий раз — безустанно, повторял ему, издеваясь, что если Наруто не будет его слушаться, то злой монстр из-под кровати, конечно же, заберет его! — и я знала это все только потому, что узкая щелочка в дверном проеме в тот хрупкий мирок оказалась в самый раз, чтобы просунуться внутрь и застрять — в своем же непонимании, неверии, попытке найти ответ. Я не понимаю! Поймешь, — всякий раз говорил мне взгляд Какаши. Югао Удзуки.