Стрижка

***

Утро. Омлет, тост, джем, чай. Просматривая газету в поисках чего-нибудь интересного, Шерлок периодически откидывает в сторону падающие на глаза чёрные локоны. − Шерлок, тебе нужно подстричься, − говорит Джон. − Ты становишься похожим на Джонатана Крика(1). Не поднимая глаз от финансовых колонок, детектив хмурится: − Я не знаю, кто это. − Он из телевизора. − Подняв голову, Шерлок смотрит озадачено и слегка презрительно. − Ну, рассматривай это как бренд. По улицам Англии не могут бродить два лохматых детектива. Иначе список твоих врагов тоже удвоится. − Откусив от тоста, Джон поднимает чашку к губам, чтобы скрыть улыбку. Шерлок фыркает: − Я ненавижу, когда меня стригут. Парикмахеры болтливы и всегда задают скучнейшие вопросы. К тому же они не стерилизуют ножницы как положено. В салоне звучит на всю громкость кошмарная попсовая музыка. А ещё они не позволяют мне забрать с собой мои волосы. − Он хмурится и вновь убирает чёлку с глаз, но она снова возвращается на место. Конечно, она непокорная. Ведь она − часть Шерлока. − Если хочешь, я мог бы тебя подстричь. Я много раз стриг Гарри и, между прочим, лысой её никогда не оставлял. − «Просто не будем упоминать инцидент с синей краской и обесцвеченными волосами», − думает он. Джон возвращается к своему завтраку, Шерлок же раздумывает над поступившим предложением. Ему на самом деле не нравятся парикмахеры, и то, что ради такой тривиальной цели придётся идти в малоприятное место, вызывает у него досаду и скуку. Жалко тратить на это время, когда есть убийства, которые необходимо раскрыть, химические вещества для опытов, таблицы для заполнения и замечательное предплечье с острым molloscum contagiosum(2) для препарирования. Несомненно, было бы гораздо удобнее обратиться к Джону, чтобы тот подстриг ему волосы и делал это систематически − раз в месяц или около того. Но у Шерлока есть тайна. Он отчаянно гордится своими волосами. Он дорожит своей чёрной, как смоль, копной кудрей. Ему нравится, как они вьются; ему нравится, как их цвет контрастирует с его бледной кожей; он любит взъерошивать их пальцами − это является внешним признаком хаоса, творящего в его голове, пока она не занята ничем важным. Если бы он так абсурдно не заботился о волосах, он бы оставлял не больше нескольких сантиметров. Зачем предоставлять потенциальному преступнику возможность зажать их в кулаке? Зачем заморачиваться с расчёсыванием, распутыванием и нанесением на них разных средств ухода после мытья? Зачем иметь ещё одну легко идентифицируемую особенность − как будто рост под два метра и десять с половиной стоунов(3) веса не достаточно запоминающиеся − в те моменты, когда ему нужно быть незаметным? Но более серьёзной причиной, по которой он не стрижётся так долго, является то, что теперь его волосы − свидетельство весьма непросто ему давшегося отказа от употребления наркотиков. Он больше не должен волноваться о том, чтобы проходить соответствующие тесты, и длина его волос − тонкое доказательство его успеха. Каждый волосок месяц за месяцем доказывает, что он чист, что он давно сбросил старую отвратительную оболочку. Это то, что никто, кроме него самого и, возможно, Майкрофта, никогда не заметит. Шерлок считает, что его собственные волосы − комфорт, обещание и пробный камень, когда он чувствует терзающий его зов спасения в лекарственных средствах, отзывающийся эхом во время периодически возникающего ощущения пустоты и категорического неприятия унылой рутины и серости бытия. Но его волосы и правда уже очень отросли, и если есть что-то, что Шерлок не любит больше парикмахерских, Андерсона и дневного телевидения − это всё, включая части его самого, что ему мешает. Всё остальное − транспорт, напоминает он себе. Что в этом может быть страшного? Он знает, что Джон не будет небрежен. Джон, так или иначе, всегда обеспокоен тем, что другие люди думают о Шерлоке, и он не захочет, чтобы его видели рядом с детективом, если у того будет ужасная и дурацкая стрижка. Но и дома Джон будет обречён на созерцание дела своих рук − значит, оно должно быть выполнено вполне прилично. Идеальный парикмахер, решает Шерлок. Джон сделает всё так, как нужно. − Хорошо, − говорит он. Джон запивает последний кусочек тоста большим глотком чая. − В самом деле? − Джон широко распахивает глаза. − Я и не думал, что ты пойдёшь на это. − Ну ладно, если ты думаешь, что не можешь... − торопливо идёт на попятный Шерлок. − Нет-нет, я не говорил этого. Я буду рад тебя подстричь. Я просто знаю, каким... требовательным ты можешь быть. − Я доверяю тебе, Джон, − просто говорит Шерлок. И Джон, тронутый этим, отводит взгляд. − Хорошо! − быстро соглашается он. − Встретимся в туалете наверху через десять минут? Я найду ножницы для левшей, а ты поищи какую-нибудь негодную простыню, чтобы обернуть её вокруг себя. Тебе ещё нужно, наверное, принять по-быстрому душ. Волосы легче стричь, когда они влажные. − У меня нет негодных простыней, − ворчит Шерлок. Джон закатывает глаза. − Прекрасно, тогда найди наименее эффектную. Ну, давай, пошли. Задним числом Джон понимает, что должен был доходчивее объяснить, что он имел в виду, говоря про простынь. Положив ножницы и расчёску на край раковины, приготовив щётку, совок и пластиковый контейнер и поставив маленький складной стул в центре туалетной комнаты, Джон услышал, как Шерлок поднимается по лестнице. Обернувшись, он на мгновение застыл с открытым ртом: на мокром и растрёпанном Шерлоке, кажется, не было ничего, кроме белой простыни, из-под которой выглядывали его бледные ноги и грудь. Он, по-видимому, понял «обернуть простынь вокруг себя» совершено буквально, а не использовать её для того, чтобы волосы не попали ему на одежду. Поймав взгляд Джона, Шерлок повертел головой, демонстрируя полную готовность. Джон так поспешно закрыл рот, что щёлкнула челюсть. В самом деле, почему Шерлок, делающий что-то самым странным способом из возможных, так его удивил? Ведь тут абсолютно нечему удивляться. − Хм. Ладно. Во-первых, мы должны прикрыть тебя получше. А то волосы попадут тебе на... грудь, − заканчивает он сдавленным голосом. − Давай, садись сюда. − Шерлок подошёл к стулу и сел на него с прямой спиной, как король на трон. − Накинь концы простыни на плечи, − инструктирует Джон. − Я зажмурюсь, а ты заново накройся. − Он сам вздрагивает от того, как многозначительно это прозвучало. Джон закрывает глаза. − На мне есть нижнее бельё, − сообщает Шерлок, но послушно заворачивается в простынь по-новому. Джон не знает, почему это заставило его почувствовать такую неловкость. Возможно, из-за мысли, что простынь, медленно соскользнув с тела Шерлока, покажет, что под белым хлопком на нём ничего нет... НЕТ. Джон мысленно пресекает эту мысль. Он здесь для работы. Мозг, включайся! Джон стискивает зубы и заставляет себя сосредоточиться. − Ну, хорошо. Я думаю, что трёх или четырёх сантиметров будет достаточно, − размышляет Джон. − Мы всегда сможем отрезать больше, если тебе захочется. Итак, начнём. − Прекрасно, − говорит Шерлок. Что-то похожее на страх ощущается пустотой в солнечном сплетении Джона. Но это страх, волнующий кровь − словно предчувствие погони. − Ну, ладно. Приступим, − говорит Джон и глубоко вздыхает. Первое, что он делает, это расчёсывает волосы Шерлока − особенно тщательно над его левым глазом, − а затем берёт ножницы. Шерлок молча наблюдает за ним в зеркало. Он абсолютно неподвижен − лишь слегка вздрагивают его ресницы. Джон мгновение изучает затылок соседа по квартире, а затем решает начать оттуда, потому что там линию волос легче всего выровнять. Он пропускает прядь волос между двумя пальцами правой руки и отрезает. Чёрные локоны падают на белую простынь как запятые в их незаконченном разговоре. Теперь нет пути назад. Приподнять, потянуть, отрезать. Приподнять, потянуть, отрезать. Расчёска. Приподнять, потянуть, отрезать. Джон сосредоточено водит пальцами по волосам Шерлока снова и снова для того, чтобы завитки были подстрижены одинаково. Потом, отложив ножницы на край раковины, он тянет за локоны с обеих сторон головы Шерлока, проверяя, одинаково ли срезал, и улыбается, когда обнаруживает, что всё в порядке. Он продолжает тянуть за прядки и, пропуская их сквозь пальцы, иногда подстригает выбившиеся волоски, которые вначале избежали этой участи. Высыхающие волосы закручиваются в пружинящие локоны, которые обвиваются вокруг его пальцев как хвосты миниатюрных кошек. − Шерлок и его шерлоконы, − бормочет Джон себе под нос. И вздрагивает. О, Боже, он сказал это вслух. Он замирает и готовится к неизбежному сарказму и требованию не произносить такие глупости, обращаясь к великому и ужасному Шерлоку Холмсу. Но ничего не происходит. − Хмм?.. − отзывается Шерлок, и Джон понимает, что его друг уже в течение некоторого времени дышит очень медленно и как будто погружён в транс. Он готов сделать вывод, что Шерлок держится так для того, чтобы стрижку можно было закончить как можно быстрее, но, тем не менее, не чувствуется, что это беспокойное создание ведёт себя так под принуждением. Вдруг Шерлок немного откидывает голову назад, как будто он раздражён тем, что пальцы в его волосах замерли, и Джон понимает, что его сосед загипнотизирован и расслаблен до оцепенения. На пробу он запускает пальцы в теперь чуть более послушную копну завитков, начинающихся на висках Шерлока, и медленно тянет их по направлению к затылку. − Aaaaaaaх, − выдыхает Шерлок. Джон делает это снова. И снова. Шерлок с трудом сглатывает. И снова. Джон медленно моргает. Он видит отражение Шерлока в зеркале над раковиной: его глаза закрыты, а на лице нейтральное выражение, за исключением чуть приподнятых бровей. У него такой вид, как будто он с трудом пытается казаться спокойным. Джон задерживает дыхание. Он запускает пальцы туда, где волосы на затылке самые густые, и, захватив их в кулак, чуть на себя тянет. Шерлок шумно выдыхает от удовольствия. Разжав пальцы, а потом собрав волосы в горсть и растрепав локоны, Джон снова позволяет им вернуться в их естественное положение. Руки Шерлока, лежащие на его коленях, сжимаются и разжимаются. Он тихо стонет, а затем, словно очнувшись и спохватившись, пытается замаскировать этот звук кашлем. Внезапно, как будто это стало переломным моментом, что-то в самой глубине существа Джона требует продолжения: он желает снова услышать стон, и он не хочет, чтобы тот был подавлен. Он снова зарывается пальцами левой руки в волосы на затылке и несильно их дёргает на себя. Голова Шерлока расслабленно откидывается назад, и это движение заставляет его рот приоткрыться. Он открывает глаза и смотрит на Джона. Глаза Шерлока мерцают − но вовсе не страхом или недовольством. Для Джона это становится последней каплей. Не позволив остановить себя привычным соображениям о том, уместно ли это, возможно ли это по отношению к его строптивому соседу и другу, и не повлечёт ли это за собой каких-либо нежелательных последствий, Джон наклоняется и прижимает губы к томно приоткрытым губам Шерлока, продолжая держать его волосы в горсти. Шерлок не дёргается, не отстраняется, и кровь Джона вскипает: сейчас место Шерлока здесь, место его губ − под губами Джона, и чёрта с два теперь он сам позволит Шерлоку увернуться. Джон плавно скользит пальцами правой руки по беззащитно выставленному бледному горлу Шерлока, и чувствует, как вздрагивает кадык. Шерлок и не думает вырываться: он возвращает поцелуй, осторожно обводя языком губы Джона и одновременно пытаясь освободить руки из смирительной простыни. Он снова невольно стонет, и вибрации баритона в гортани Шерлока через пальцы Джона направляются прямо к его паху. Наконец Шерлок преуспевает в том, чтобы освободить руки. Эффект похож на печенье с предсказанием, разворачивающее само себя, и Джон упивается тем, что видит. Обнимая руками маленькое крепкое тело Джона, Шерлок поворачивается так, чтобы уткнуться лбом в его живот. Они застывают на несколько секунд, по-прежнему не говоря ни слова. Затем Шерлок отстраняется, внимательно оглядывает Джона с головы до пят и кладёт пальцы на застежку джинсов. У Джона в голове ни одной связной мысли. Он лишь замирает, теперь предоставляя Шерлоку перехватить инициативу. Уловив безмолвное разрешение, Шерлок проворно расстёгивает джинсы, освобождает возбуждённый член и в одно мгновение обхватывает его губами. − Боже, блять! − богохульствует Джон, машинально ещё крепче сжимая волосы Шерлока. Шерлок смеётся; его смех глубокий и резонирующий, и эти вибрации напротив члена − самое удивительное, что Джон когда-либо чувствовал в своей жизни. Все попытки Джона остановить себя и позволить Шерлоку не спеша делать то, что он хочет, терпят крах, и Шерлок, поняв это, вновь издаёт коварный смешок, находит удобное положение и, держась за бёдра Джона, позволяет тому двигаться. Сконцентрировавшись на том, чтобы не задевать нежную кожу зубами, Шерлок касается языком нижней стороны головки с каждым вторым толчком, наслаждаясь приятной болью от пальцев Джона, настойчиво, но плавно тянущих за волосы − и его бесконтрольными глубокими стонами от невероятного блаженства. Наконец, подняв одну руку и обхватив напряжённые горячие яйца Джона, он нежно их сжимает. В мгновение ока Джон кончает в горло Шерлока, и, похоже, на минуту словно теряет рассудок от запредельных ощущений. Когда он вновь понимает, где он, кто с ним рядом и поражается тому, что сейчас произошло, Шерлок лишь довольно облизывается и, улыбаясь, тянет обмякшего и не сопротивляющегося Джона к себе на колени. − Черт возьми... − выдыхает всё ещё не избавившийся от сладкой дрожи Джон. − Как это всё случилось? − Меня, похоже, возбуждает дёрганье за волосы, и ты, кажется, ловко это обнаружил, − мурлычет Шерлок, прижимаясь к Джону. Затем он отстраняется и оглядывает себя. − Тьфу, и теперь волосы везде. − Он начинает собирать волосы на своей груди, а потом аккуратно их стряхивает. − Я думал, что ты хотел, чтобы они на тебя не попали, раз ты выпутался из простыни, − неловко шутит Джон. − Но ведь ты любишь разглядывать свои волосы. Его тело и мозг борются между тем, чтобы или позволить упиваться эндорфинами и близостью с лучшим... другом? любовником?.. или беспокоиться о смысле сказанных слов, их значении и последствиях. Джон мысленно пожимает плечами и решает, что, если теперь между ними будет происходить такое, он абсолютно на всё согласен. − Не мои, − Шерлок говорит так, как будто это − самая очевидная вещь в мире. − Мне нравится наблюдать за другими людьми. Можно так много сказать по отрезанным волосам: состояние здоровья, родословная, время между стрижками, что использовалось − ножницы, бритва или, может быть, садовые ножницы... Это упражнение в практической дедукции, которая удерживает меня от скуки. − Он подтягивает Джона с колен повыше и вздыхает, чувствуя, как задница того давит на его член. В глазах Джона вспыхивает свет. − Ты весь покрыт стрижеными волосами, − отмечает он. Это правда. Когда Шерлок освобождался от простыни, волосы оказались просто везде. − Да. − Это очевидно. Зачем Джон об этом сказал? − Чешется(4), не так ли? Шерлок улавливает смысл. − Очень чешется. − Наверное, ты хочешь что-то с этим сделать. − Да. Придётся принять душ. В ближайшем будущем. Хочешь присоединиться ко мне? − Шерлок никогда раньше не видел, чтобы Джон улыбался так широко. − О, Боже, да. За то время, за которое Шерлок успевает только встать, Джон вскакивает на ноги и избавляется от своей одежды. Чувствуя странное смущение, Шерлок не сразу решается снять нижнее бельё перед Джоном. Он чувствует, что это последний момент, когда у них ещё есть шанс вернуться к тому, что у них было. Конечно, этот ход мыслей иррационален, но Шерлок, вместо того, чтобы сразу раздеться, тратит минуту на то, чтобы очиститься от волос на руках и груди. Джон, всегда быстрее Шерлока реагирующий на социальные сигналы, предоставляет другу больше личного пространства. Отрегулировав температуру воды − Шерлоку нравится погорячее или похолоднее? он предполагает, что скоро об этом узнает − Джон поворачивает рычаг, чтобы направить воду к насадке для душа, и залезает в ванну, задёрнув за собой занавес. Подставив плечи под брызги, Джон ждёт. Почти две минуты спустя, когда Джон уже собирался проверить, не сбежал ли Шерлок, появляется длинная бледная нога, а затем и всё остальное обнажённого детектива. − Приводил себя в порядок, − просто говорит он, пожимая плечами, и привлекает Джона к себе. Его член немного опал во время перерыва, но от ощущения голого и влажного Джона Ватсона, прижатого к нему, снова наливается силой. Шерлок ликует от того, что в его руках весь Джон. А тот, тоже радостно ухмыляясь, нежно проводит ногтями вдоль спины Шерлока, вызывая глубокий стон, на который очень рассчитывал. Джон наливает немного шампуня в ладонь и, втирая его в волосы Шерлока, улыбается, пока массирует кожу головы, скрывающую под собой великолепный мозг. Наклонив голову, Шерлок позволяет Джону делать всё, что тот пожелает, сам же он в это время исследует руками тело доктора − то изучая структуру волос подмышками, то мягко сжимая соски и слушая, как Джон вздыхает, то ощущая подушечками пальцев пульсацию под шрамом на плече. Обняв Шерлока, Джон подталкивает его в сторону душа. − Смывай, − просит он, и Шерлок повинуется. Как только голова Шерлока оказывается под брызгами, Джон берёт в руку его член и начинает сначала нежно, а затем всё интенсивнее поглаживать. Одновременное ощущение пальцев Джона, горячей воды на лице и на волосах, мыльной пены, другой руки Джона, гладящей его по спине и сжимающей ягодицы, и губ Джона, внезапно охватывающих его сосок, уверенно подводят его к оргазму. Некоторые ошибочно полагают, что звуки в ванной не отзываются эхом, но вот крик Шерлока, когда он кончает, от плитки на стенах душа отражается очень даже хорошо. Позже, вытеревшись полотенцами и накинув на себя халаты, они в обнимку сидят на диване. Джон смотрит на голову Шерлока, которую тот устроил на его коленях, и гладит по красивым волосам. «Очень хорошая стрижка», − думает он и начинает хихикать. − Что тебя так развеселило? − спрашивает Шерлок, упиваясь каждой чёрточкой лица Джона и наслаждаясь внезапно и счастливо обретённой свободой испытывать и выражать взаимные чувства. − Ничего. Всё хорошо. Я просто с нетерпением жду следующего месяца, − сквозь смех говорит Джон, и Шерлок тоже начинает смеяться. Они смеются так долго и весело, что Джон начинает задаваться вопросом, не абсолютно ли он потерял всякий здравый смысл, а затем решает, что он и не хочет его назад, если это будет означать, что когда-нибудь придётся отказаться от того, что может быть у них с Шерлоком.