Немного о пуделях и васильках.

Юри всегда стеснялся своей сущности. Все знают, что омеги существа ласковые, нежные, но в то же время ненасытные, похотливые, как кошки. Вот и юноша периодически раз в месяц или два хотел выть и ходить к верху поднятой задницей, требуя ласки. Но что дала природа так просто не уберешь. Вот и приходилось мириться с тем, что есть. А потом, год назад, он встретил этого нескладного русского паренька, который почему-то невзлюбил Кацуки и что-то очень недовольно вещал, в то время как Юри вспоминал, сколько же тому лет. Пятнадцать? Вроде того. От подростка уже явно разило альфой, тот был на пике своего созревания. Запах был не силен, но даже этого хватало, чтобы все внутренности юноши сладостно сжимались в один ком из похоти и желания. Мальчишка что-то очень громко возмущался, явно настроенный против японца, который, в свою очередь, хотел провалиться от стыда под землю за свои похотливые мыслишки. Совращение несовершеннолетних явно идея плохая, как и ее последствия, но юноша не мог подавить в себе природные инстинкты. Запах несозревшего альфы дурманил, что аж хотелось закрыть нос, чтобы не чуять его. И вот, год спустя, Кацуки точно не ожидал, что этот пацан приедет за Виктором в Японию. Если до двадцати трех, за исключением того случая, Юри дожил вполне спокойно, периодически давясь гормональными препаратами и радуясь жизни, то, в данный момент, его жизнь превращалась в кошмар наяву. Плисецкий явно разглядел в японце соперника, каждый раз усложняя тому жизнь и не давая спокойно вздохнуть. Мальчишка, вечно недовольный Кацуки, строил тому козни, оскорблял, даже руку прикладывал иногда, но сводил Юри с ума своим запахом. Юноша выучил даже пару русских слов из гневных речей Юрия, обращенных к нему, правда, не самого приличного содержания. Желание придушить Плисецкого было так же сильно, как и желание оставить пару засосов на этой же бледной шее. Кацуки Юри, 23 года, надежда фигурного катания Японии и совратитель маленьких русских мальчиков, был готов вечно гореть от стыда. Юрий же, законно вступивший в свое совершеннолетие, как полностью созревший альфа, тоже не мог успокоиться. Чертов Юри Кацуки! Этот япошка так сильно раздражал его, что врезать по его смазливому лицу было единственным желанием. Это постоянное извиняющееся выражение. Хотелось неистово стереть его. Да только планы имеют свойство меняться и Плисецкого это не обошло. Запах Юри не был резким или сильным, он был ненавязчивым, что делало его еле уловимым. Возможно, это заслуга самого Кацуки, который так умело маскировался. Но аромат так мягко обволакивал Юрия, что этого хватало, чтобы окончательно разбудить альфу в Плисецком. Так как мальчишке это все было в новинку, он даже поначалу испугался. Но незамедлительно на место испуга пришел гнев. Юрий хотел рвать и метать, ведь он просто терпеть не мог этого узкоглазого ублюдка. А тут еще и это. Смотря на ситуацию, Плисецкий понимал насколько это абсурдно и смешно. Только что созревший альфа и, скорее всего, ни разу нетраханный за двадцать три года омега. Но желание брало свое. Ведь чем дольше тот находился с Кацуки, тем сильнее юноша сводил с ума того своим запахом. Сеансы самоудовлетворения, сопровождаемые образами распутного, неловко краснеющего и просто сексуального Юри, стали настолько привычны, что, казалось, у Плисецкого скоро на ладошках появятся мозоли. И Юрий бесился, не в силах понять, почему именно этот япошка стал объектом его ночных фантазий. Он хотел видеть похоть в его глазах, но, в то же время и поставить фингал под одним из них был не прочь. Самокопание в себе изрядно надоело Плисецкому, и пришел черед перейти к более активному наступлению. Опять же, анализируя ситуацию с позиции своего возраста, Юра понимал, что дарить васильки Кацуки ну как-то так себе идея, хоть тот и омега, а они очень падки на такие вещи. Да и скромная попытка показала, что Юри является жутким аллергиком, да еще к тому же и астматиком. Все равно никто не мог сказать Плисецкому об этом, когда тот подкидывал практически завядшие цветы в кабинку юноши. Кратко говоря, идея с цветами была плохая. Как-то раз, однажды, Юрий хотел вежливо передать бутылку воды, по просьбе Юри. Кацуки долго еще ходил с опухшей скулой. Потом была попытка галантно открыть дверь. Итогом стала шишка на лбу. Даже подвернулся случай словить юношу и героически спасти его тем самым от падения. Чуть не вывернули бедняге лодыжку. Время шло, желание не убывало, а только усиливалось. И все стало в разы хуже с началом весенней течки. Скрываться в это время было гораздо тяжелее, а у Юрия просто уже уносило крышу. А угроза стереть свое достоинство, во всех его смыслах, становилась все острее. Идеи, как еще случайно искалечить Кацуки, уже заканчивались, и Плисецкий уже подумывал смириться с тем, что в его 16 ему ничего не видать. Однако, в один из самых обычных дней, Юра невольно подслушал разговор Виктора и Юри. Никифоров, состроив невинную моську, спрашивал японца весьма не невинные вопросы. Юноша пытался увиливать от ответов, отвечая односложно и сильно смущаясь. На прямой вопрос о личной жизни, Кацуки, заикаясь, дал ответ: - Без комментариев. Виктор в ответ натянул фирменную улыбочку и как бы невзначай накрыл своей рукой ладонь Юри. Для Плисецкого же этого было достаточно, чтобы резко воспринять Никифорова как врага, а желание присваивать заиграло с новой силой. Юноша тогда только отдёрнул руку и, краснея, отодвинулся дальше от Виктора. Потом начало происходить, то, чего Юра опасался и ожидал меньше всего: Никифоров заимел свои виды на Кацуки. Этот бета все больше и больше раздражал Плисецкого. Каждое «случайное» прикосновение Виктора к Юри будило в парне чуть ли не первобытный гнев. Умом-то Юрий понимал: против своего тренера у него шансов нет. Казалось бы, что еще может быть хуже? Оказалось, может. К гневу прибавилась хандра. В это время парень понимал, что чувствует себя, как его одноклассницы, строчащие эти, до тошноты противные, цитатки про любовь и прочее в своих социальных сетях. И все чаще Плисецкий вспоминал ту странную песню Стрыкало*, которую толком-то и не помнил, но название песни как нельзя хорошо передавало суть всей ситуации. Совсем поникнув, Юра даже не замечал таких же грустных взглядов в свою сторону. Юри же тоже себе места не находил все это время. Мелкого хотелось до белых пятен в глазах. Влечение уже не могли усмирить никакие гормональные препараты, ставшие практически полноценным завтраком для Кацуки. Еще и Виктор недвусмысленно приставал. А дома родители заводили старую песню о главном: «Юри, остепенись!». При этом явно кивая в сторону пристающего Никифорова. Этот прессинг с трех сторон добивал Кацуки с каждым днем. Юрий в это время ходил темнее тучи, злой и обиженный на всех, все чаще срываясь на Кацуки, который вообще уже не реагировал и вовсе поник. Тогда-то Плисецкий, уже не надеясь на успех, решил предпринять последнюю попытку обратить на себя внимание. Теребя в руках пушистого игрушечного пуделя, заранее купленного в магазине, красный до ушей, Юра надеялся, что хоть тут у Кацуки не случится приступа астмы или Плисецкий не проломит тому голову этой игрушкой. Неуверенно подходя к раздевалке, парень услышал какую-то возню. Тихо приоткрыв дверь, Юрий увидел то, что резко заставило его похолодеть, а гнев и животная ярость начали зарождаться внутри него. Весь красный Юри был зажат Виктором, который вовсю шарил своими руками под спортивной кофтой юноши и как пиявка, тянулся к шее Кацуки. Юноша пытался оттолкнуть Никифорова, уперев тому в грудь обе руки. Плисецкому было достаточно данной картины, чтобы мгновенно подскочить к мужчине и хорошенько приложить того по лицу. Никифоров упал, словно тряпичная кукла, на пол. Парень же, не мешкая ни секунды схватил ошалевшего японца за руку и потянул куда подальше из раздевалки. Выбежав на улицу, Юрий насильно тянул за собой Кацуки, который чем-то возмущался, однако парень этого совершенно не слышал. Юри, невольно бежавший за мальчишкой, просил того остановиться. - Юрий, стой! Остановись ты наконец-то! – уже переходя на откровенный крик, пытался дозваться до парня юноша. Кацуки почувствовал, как Юра сбавляет скорость и останавливается. Плисецкий выпустил руку юноши из своей руки и отошел на пару шагов, жадно глотая воздух. Юри стоял и пытался наладить дыхание. Он смотрел на спину Юрия, наклонив в бок голову и как бы, задавая немой вопрос. Однако, вместо ответа, Плисецкий резко развернулся на каблуках и подошел к юноше, который не мог предугадать намерений парня. - Ты совсем отбитый на голову?! – начал говорить на повышенных тонах Юрий, - Он ж тебя там чуть не изнасиловал! Я понимаю, тренер наш дебил, ему хозяйство бы только куда-нибудь засунуть. Ты-то какого хуя перед ним ноги раздвигаешь?! – разъяренный парень взял Юри за грудки, и теперь зло пыхтел, смотря юноше в глаза. - Я не... Не хотел ничего такого... Он сам... – слова трудно шли на ум, Кацуки был совсем обескуражен злым Юрием. - Идиота кусок. Плисецкий был в гневе, хотелось ударить юношу как можно сильнее, лишь бы стереть это вечно извиняющееся выражение лица. Но вместо этого он резко дернул Кацуки за грудки на себя и впился в того поцелуем. Целовался до этого Юра всего пару раз, поэтому поцелуем то было трудно назвать. Он просто зло стукнулся о зубы партнера и продолжил яростно вжиматься в его рот своими губами, но какого было удивление, когда Юри ответил на его поцелуй, несмело кладя руку на шею Плисецкого, тем самым притягивая того к себе. Парень не мог насладиться моментом, продолжая целоваться с Кацуки, который просто неприлично стонал прямо в рот, заводя Плисецкого еще больше. Когда дыхания стало не хватать, они оторвались друг от друга. Оба красные, взъерошенные и с припухшими губами, дико смотрели друг на друга, не веря в произошедшее. Слетевшее «Господи!» с губ Юри, привело парня в чувство и он, хватая юношу, быстро приблизился к его уху, разгоряченно шепча: - Я никому не позволю до тебя дотрагиваться! Ни Виктору, ни тем более кому-то другому! Слова Плисецкого подействовали на Кацуки, как ведро ледяной воды, постепенно отрезвляя того. Реальность обрушилась на него с десятикратной силой. - Стой, стой, стой, – резко затараторил тот, отдаляя Юру от себя. – Мы не можем этого делать, это неправильно, черт возьми. Тебе всего шестнадцать, а мне двадцать три! Мы не можем... – уже тише повторил юноша, смотря глазами-блюдцами на парня. Плисецкий же все ясно для себя решил, что отступать он был не намерен, даже после слов Кацуки. Резко, сокращая расстояние и обратно притягивая Юри, целуя того в открытый участок шеи. Стон юноши дал ясно понять, что Юра на правильном пути. Оторвавшись от шеи, тот двинулся к уху, прикусил мочку, при этом жарко шепча: - Мне плевать на разницу в возрасте, Кацуки. Ты и твой запах меня с ума сведут. Я хочу получить удовольствие. – с этими словами парень припал к нежной коже за ухом, вызывая еще один стон со стороны Юри. – Надеюсь, ты этого тоже хочешь. Голос разума постепенно затухал в голове юноши, слишком долго он хотел и желал этого, что теперь не видел смысла отказываться. Голос не слушался своего обладателя, поэтому, не тратя нужных слов и времени, Кацуки схватил Юрия и сказал: - Идем ко мне. Плисецкому два раза повторять не нужно, поэтому они быстро приняли курс к дому Кацуки. Добравшись до комнаты Юри, они тут же набросились друг на друга, продолжая начатое дело. Завалившись на кровать, они начали стягивать друг с друга одежду, попутно целуясь. Сняв футболку с Юры, юноша, как оголодавший припал к шее парня и начал расстегивать штаны Плисецкого, вызывая у того горловой стон. Юрий в долгу не остался и бесцеремонно запустил руку в боксеры Кацуки, беря его член в свою руку. У Юри от прикосновения парня поплыло перед глазами. - И где ты всему научился? – недоуменно тот спросил. - Не задавай тупых вопросов, дурак. Интернет на что? – стонущий юноша больше удовлетворял Плисецкого, поэтому тот заткнул его очередным поцелуем. Окончательно избавившись от одежды, оба неловко замерли в ожидании дальнейших действий друг от друга. - Ты все еще можешь передумать. Еще не поздно. – зачем-то начал говорить Юри. Почему-то юноше казалось, что Плисецкий передумает в самый неподходящий момент, и он решил спросить еще раз, потому что сейчас еще можно передумать. А дальше... Об этом Юри думать не хотел. Плисецкий тяжело вздохнул, поражаясь тому, какой же тот тупой, раз еще не понял, что парень пойдет до конца. - Я тебе все сказал ранее. Я не намерен передумывать. - парень обратно придвинулся к юноше, несмело кладя руку на его талию, - Я сказал уже, что не позволю кому-либо трогать тебя, потому что... - Юрий замолчал и уронил голову на плечо Юри. - Потому что сейчас, я хочу быть единственным, кто трогает тебя. Кацуки же, не осознавая того, положил подбородок на голову Юры и начал глупо хихикать. - Чего смешного, придурок?! Ты у меня сейчас свое имя забудешь, не то что смеяться! - гневно говорил парень, а потом в очередной раз поцеловал юношу. Уложив того на спину, он поцеловал ключицу Юри и принялся растягивать того, вводя в него палец. Смазка не понадобилась, так как Кацуки уже был влажным внутри и его естественной смазки было достаточно. Постепенно Плисецкий добавил третий палец, медленно двигаясь ими внутри, доводя Юри до исступления. Вынув пальцы, парень устроился между ног Кацуки, готовясь войти в горячее, податливое тело. Юри стыдливо уткнулся в свой локоть и чуть ли не плача бормотал: - Первый раз и с шестнадцатилетним! Ну что за стыд... Юрий осторожно взял и отодвинул руку от юноши и аккуратно положил на постель. - Хватит уже загоняться, дубина. Лежи и получай удовольствие. Плисецкий осторожно вошел в Юри. Тот был узкий и теплый, от чего парень простонал сквозь зубы. Сделав первый толчок, Юра услышал, как начал тихо скулить Кацуки, уронив голову в подушку и загребая рукой простынь. Постепенно наращивая темп, парень двигался в поразительно узком юноше, выбивая из того очередные стоны. Юри же цеплялся за Плисецкого, оставлял на его шее засосы и жарко шептал на ухо не останавливаться, что еще сильнее подстегивало парня. Кацуки выгибался от удовольствия, каждый раз, когда Юрий задевал простату. Парень смотрел на взмокшего юношу. Темная челка прилипла ко лбу, сам Юри смотрел на Плисецкого из-под пушистых, увлажненных ресниц похотливым взглядом, призывая того к более откровенным действиям. Юра, как завороженный припал к губам юноши, беря его член в руку и доводя до оргазма. Плисецкий кончил следом, оставляя засос на ключице Кацуки, тем самым выбивая с его губ свое имя. Оба обессиленные лежали на кровати после бурного соития. Юрий посмотрел в сторону Юри и увидел, что тот уже засыпает, уткнувшись в плечо парню. Натянув на них одеяло, Плисецкий притянул Кацуки ближе к себе, чтобы тот не свалился с узкой кровати и сам стал постепенно проваливаться в сон. Засыпая, парень приметил пару засушенных васильков на столе Юри. *** - Ну хоть разобрались по-человечески наконец-то, - задорно сказал Никифоров, попивая чай. Теперь беспокоиться о качестве тренировок не стоило, в ближайшем времени все должно наладиться. Смотреть на этих двоих было смешно и немного больно, а Виктор, как доброй души человек, всегда желает помочь заблудшим в этом мире людям. Потирая рассеченную бровь, мужчина беспокоился о возможном будущем шраме, все-таки Юра очень хорошо его приложил, но, в целом, результатом он был доволен. Виктор не сомневался, что и те двое сейчас довольны. Мужчина невольно ухмылялся своим мыслям, рассматривая в руках игрушечного пуделя.