В ожидании мертвых

Сегодня они занимались изучением языков, и это было очень интересно, гораздо интереснее, чем смотреть на тренировочные полеты, хотя в последнее время это были не просто тренировки. Их воины шли в бой, намереваясь уничтожить расу под названием «люди». Ленньер вместе с другими детьми из храма никогда раньше о них не слышал. Люди. Он не знал, как они выглядят. И не был уверен, хочет ли знать. И никто из них не хотел, по крайней мере, не здесь, не в этом храме. Ночью, когда им всем полагалось спать, он смотрел на тренировочные полеты. И другие тоже смотрели, потому что боялись, боялись увидеть, как воины взлетают в небо, а потом услышать вести об их гибели. Хотя они были всего лишь детьми, в их обязанности все равно входила помощь во время похоронных церемоний. Им все это не нравилось. Сейчас шла война, и всем приходилось заниматься малоприятными делами. Но ведь она когда-нибудь закончится? Возможно, люди сдадутся. Или их уничтожат. Ему это тоже не нравилось, но именно об этом перешептывались наставники, когда думали, что ученики их не слышат, эти же слова были на устах у воинов, приходивших за благословением в храм. Но ему надо учиться, а не думать о войне. Учебные классы были единственным местом, куда война не смогла проникнуть. Уравнения, которые он зубрил, были неизменными и не имели никакого отношения к людям. А история… уже пройдена и никогда не повторится снова, и эта замкнутая монотонность была уникальной, понятной и интересной. Теперь они изучали языки. Остальные дети тоже корпели над своими заданиями, но у Ленньера учебники заняли весь стол: три книги из храмовой библиотеки, еще восемь — из библиотеки соседнего храма и одна — из Тузанора, привезенная специально для Ноли, у которой были способности к языкам. Слова стекали с ее уст подобно воде, и она уже бегло говорила на всех трех языках, продвинувшись в изучении диалектов дальше, чем кто-либо из их класса. Она разрешила ему взять эту книгу. Нужно быть очень особенным, чтобы тебе привозили книги из самого Тузанора. Ноли что-то учила, и он уже хотел задать ей вопрос, как вдруг дверь распахнулась, и вошли двое старших наставников. Они были встревожены и напряжены. Первый был воином, а вторым — мастер Форин, который знал все, или, по крайней мере, столько, сколько было положено знать тому, кто не являлся членом Серого Совета. Воин что-то яростно прошептал, а затем повернулся и вышел. Мастер Форин вздохнул, прислонившись к стене, и на мгновение показался им очень старым. Никто из учеников не смотрел прямо на них (это было бы ужасно неуважительно), но кто-то поглядывал краем глаза, а другие то и дело украдкой поднимали взгляды, когда мастер Форин отворачивался к двери. Ленньер не смотрел на него, потому что знал: это сейчас неуместно, и мастер Форин сам все им скажет, если сочтет нужным. Он уставился в учебник еще внимательнее, хотя не понимал часть написанного и хотел спросить об этом Ноли. Мастер Форин прошел и остановился перед классом, повернувшись к ним спиной. Он долго молчал, так долго, что даже ученики поняли: что-то случилось. Наконец он вызвал Ленньера и Ноли и попросил их следовать за ним. Ноли встала немедленно, а Ленньер замешкался, все еще сосредоточенный на лежавшей перед ним книге. Ему не хотелось вставать. Что от них было нужно мастеру Форину? В последнее время он учился не хуже других, когда все, вместо того, чтобы лечь спать, смотрели на отлет воинов, он продолжал делать заданные уроки. Он ничему не позволял сбивать себя с этого настроя: ни войне, ни смерти, потому что так и должно быть, не так ли? Воины сражаются, рабочие строят, а жрецы молятся. Он тоже молился вместе с остальными и зажигал свечи каждую ночь, произнося то, что было положено, невзирая на усталость или грусть… — Быстрее, Ленньер, — настойчиво сказал мастер Форин, и Ленньер вскочил и последовал за ним, оставив книгу на столе. Его желание или нежелание идти с учителем сейчас не имело значения. Ноли теребила рукав своей мантии, посмотрев на Ленньера, и он увидел в ее глазах больше волнения, чем хотел, и подумал на мгновение, не выглядит ли он точно так же? Он не знал, что от них нужно мастеру Форину. И теперь боялся это узнать, особенно когда увидел, что Форин шел так быстро, что ему с Ноли пришлось его догонять. Она чуть не упала несколько раз, но Форин не замедлил шага, и Ленньеру приходилось поддерживать ее, когда она спотыкалась. По выражениям лиц окружающих он пытался понять, что случилось, и, судя по всему, это было что-то ужасное, потому что кто-то был встревожен, кто-то напуган, кто-то разгневан… или даже разъярен, а ведь ему никогда еще не приходилось видеть ярость на лицах посетителей храма. — Перестань глазеть по сторонам, — прошептала Ноли, дернув его за рукав. Он даже не заметил, что остановился. — Посмотри на мастера Сарита. Похоже, он в полной ярости. Ноли бы тоже не остановилась, если бы не увидела мастера Сарита. Он бывал раздражен раньше, но никогда не был так разгневан, как сейчас. Мастер Форин обернулся, и они осознали, что отстали от него. Он ничего не сказал, только нетерпеливо посмотрел на них, и они отвели глаза от мастера Сарита (если бы он заметил, что они его рассматривают, то имел бы полное право рассердиться, потому что они были уже достаточно взрослыми, чтобы знать, насколько это невежливо) и поспешили за мастером Форином. По пути им встречались и другие, выглядевшие такими же взбешенными, как Сарит, а один из прохожих посмотрел на них с Ноли почти сочувственно. Мастер Форин распахнул двери в один из небольших храмовых садов. Деревья уже не цвели в это время года, но здесь росли невысокие кустарники, и Ноли сорвала ближайший зеленый бутон. На юго-восточном диалекте адронато этот цветок назывался акали, а на южном — накам, и ни одно из этих слов не имело одинакового значения в переводе на средне… — Мне очень жаль, — сказал мастер Форин, усаживаясь на резную скамейку, стоявшую неподалеку от куста. — И еще больше сожалею о том, что вы вынуждены услышать об этом до того, как узнают остальные ученики. Но мне кажется, так будет правильнее. Голос наставника был серьезным, и он посмотрел на Ленньера, опустившего глаза прежде, чем тот успел заметить его взгляд. Вместо этого Ленньер стал разглядывать причудливую резьбу на скамье, не желая думать о глазах мастера Форина, и той грусти, которую он в них заметил. — А что плохого в том, если все узнают это одновременно? — спросила Ноли. Она смотрела ему в глаза. Это было чудовищно грубо, но мастер Форин не стал возражать. — «Черная Звезда» была уничтожена, — сказал Форин, и теперь он не смотрел на Ноли. — Все, кто был на борту, погибли. Они ждали, что мастер Форин скажет что-нибудь еще, но он молчал, лишь вздохнул и стал еще более грустным и усталым. Потом он взял зеленый бутон и принялся разглядывать его еще пристальнее, чем Ноли. — Это невозможно, — прошептал Ленньер, и он знал, что это именно так, потому что «Черная Звезда» была одним из лучших их кораблей. На ней были родители Ноли, а также его мать и сестра. И он видел их… когда? Недели три назад? Они говорили о войне, о том, как это важно для их народа, и как глубоко они верят, что это случилось из-за… людей. Морисен сказала, что они убили Дукхата, и скольких еще они убьют? Сколько тысяч других минбарцев? Любая жизнь священна, Ленньер, и если нам придется за нее сражаться… — Этого не должно было случиться, — согласился мастер Форин. — Они заманили наш корабль в поле астероидов, послав ложный сигнал бедствия, а потом взорвали спрятанные ядерные бомбы в тот момент, когда корабль готовился открыть огонь. Шансов выжить ни у кого не было. Никто не уцелел. Ленньер посмотрел на свои руки, все еще сложенные на коленях, а потом принялся высчитывать, прав ли был мастер Форин. Если бомбы сдетонировали в течение пятидесяти секунд после того, как орудия были готовы к стрельбе, тогда два взрыва должны были охватить примерно двадцать три целых и… да, двадцать пять сотых… — Ленньер? — Двадцать три целых и двадцать пять сотых… нет, мастер Форин, я не верю, что это правда. Ноли смущенно посмотрела на него. Возможно, она не понимала уравнения? Но это же было так просто, они это проходили в прошлом году. Может быть, он ошибся, и на самом деле было сорок три целых и двадцать пять сотых… да, допустить такую ошибку очень легко. — Ленньер, они все мертвы, — прошептала Ноли, и ее голос был очень мягким, а руки, сцепленные вместе, побелели, как и ее губы. Она всегда была живой и энергичной, все время бросала вызов учителям, особенно при изучении языков, и Ленньер вспомнил о том, что у него ее книга из Тузанора, и отчаянно захотел вернуться к ней. «Как такое возможно? Нет. Они не могли умереть. Они не должны были умереть». — Я неправильно посчитал. Сорок три целых двадцать пять… — Как ты можешь заниматься расчетами, когда они мертвы? — Ноли вскочила и принялась расхаживать по саду, но остановилась, увидев, что мастер Форин остался на месте. Она сцепила руки вместе и опустила глаза, глядя на свои туфли. — Это было невозможно, — ответил мастер Форин. — Этого никогда не должно было случиться. Но мы поняли, что люди — существа без чести, готовые пойти на любой обман, лишь бы добиться своей цели, и для них нет ничего святого или законного, они жестоки и не питают уважения к нашему народу. Мы знали это с самого начала. И этот поступок… лишь стал подтверждением этого. Но этого не должно было случиться. «Черная Звезда» был одним из крупнейших кораблей. Люди смогли убить так много минбарцев столь вероломным способом. Мастер Форин был прав. Вот почему воины были в такой ярости, а мастер Сарит… мастер Сарит ненавидел их, Ленньер видел это в его глазах. И когда Ноли повернулась к нему, он увидел, что и она тоже их ненавидит. Но они не могли быть мертвы. Ленньер еще не закончил свои расчеты, и… никто не мог умереть, только не в этой войне, только не на таком большом и хорошо оснащенном корабле, как «Черная Звезда». Вероятность, что они выжили, была… была… ему нужно рассчитать это поскорее. Но числа не складывались. Они внезапно вылетели из памяти, и он не мог вспомнить, было ли это двадцать три или сорок три, и не видел ничего, кроме подола своей мантии и собственной обуви, а его глаза внезапно наполнились слезами. Возможно, у вселенной была для них какая-то великая цель, какая-то причина, по которой Морисен и Теллар должны были умереть. Иначе как такое могло произойти? Смерть — не то, чего следует бояться, это достойный конец для достойной жизни. Но сейчас он не мог убедить себя в этом, и ему было стыдно, потому что он должен был стараться получше. Но стараться так трудно, потому что они мертвы, хотя так не должно было случиться, они должны были вернуться домой через несколько недель… или хотя бы послать весточку, хотя бы одну, потому что Теллар всегда посылала ему сообщения о тех любопытных вещах, которые могли его заинтересовать. Он стал учить диалекты благодаря ей. Она была еще более способной к языкам, чем Ноли, и должна была столько ему рассказать, она обещала навестить его в храме в следующий раз, когда вернется. Этой ночью они с Ноли зажгли свечи. Остальные юные послушники стояли вместе с ними, хоть и чуть поодаль, потому что горе можно преодолеть, только разделив его с другими. Взрослые произнесли молитвы, и Ленньер обнаружил, что повторяет их вместе с ними, но не слышит собственного голоса… как и голосов других, тех, кто был ему дорог. Они тоже были мертвы, их голоса. То же самое чувствовалось в храме, и, если воины могли послужить примером, то точно так же было во всем мире. Сегодня все минбарцы потеряли свои голоса. Ленньер почти не спал три дня. Он пытался, но все заканчивалось одним и тем же: он видел, как лица Морисен и Теллар пылают в огне, их кожа трескается и кровоточит, или что они плывут в космосе с широко распахнутыми глазами… они звали его и Ноли, но, как только их пальцы соприкасались, они исчезали, крича, а он просыпался с мокрыми от слез щеками. Он слышал, как другие тоже просыпаются и тихо плачут, думая, что никто их не слышит. Ленньер прислушивался к этим рыданиям, а потом садился рядом, и никто ничего не говорил, потому что все знали, что такое горе и ужас, и у всех были одинаковые сны. В такие моменты Ленньер думал, что тысячи минбарцев по всему миру видят то же самое и вскакивают по ночам, мечтая о возвращении своих родных. Потом, наконец, стало известно имя. Землянина, ответственного за гибель крейсера, звали Шеридан. Он точно знал, что делает, когда заманивал «Черную Звезду» в смертельную ловушку. Его называли бесчестным, расчетливым и хладнокровным убийцей… Ленньер слышал, как воины шепчут имя (Старкиллер), и когда они говорили о нем, их голоса дрожали от ненависти. Незадолго до этого наставники говорили точно так же, как и все, кто был в храме, даже ученики… даже Ноли. Теперь весь ее энтузиазм исчез. Ленньер часто думал о Морисен, Теллар и остальных, обо всех, кто был на крейсере. Думал о тех, кто погиб среди звезд, и о том, что теперь у них был настоящий враг… землянин, способный на безжалостное и беспощадное убийство. Это было то, чего они не ожидали, только не на этой войне. В то время он ненавидел Шеридана, потому что его ненавидели все.