odium

      Михаил сильнее. Он всегда был сильнее. Всегда будет.       Люцифер — глупый мальчик, Люцифер не понимает этого, пока в сто первый раз не падает на холодный пол клетки, избитый и окровавленный, со сломанными руками, ногами, рёбрами, несчасный и проигравший, скулит, ждёт, пока благодать исцелит его.       Слабый,       униженный,       несчасный,       плачущий       дьявол.       Он уже просто не может терпеть эту адскую боль каждые двадцать четыре часа, необходимую на исцеление. Уже даже не нужно дразнить брата — Михаил сам встанет.       Ударит,       отшвырнёт,       поставит на колени.       Хейлель плачет чёрными дьявольскими слезами, лепечет что-то о силе архистратига, в ноги ему падает и ладони целует, как самая преданная в мире змея. Трётся щекой о холодную руку, сладким голосом извиняется, Бога ими обоими ненависного клянёт и в преданности собачьей клянётся, в любви братской.       Удар,       удар,       удар.        — Ты ужасен, Люцифер, лжив и порочен.       Михаил шипит,       бьёт,       ещё раз,       и ещё.       — Уйди. Как можно дальше. Хоть куда-нибудь. Исчезни.       Пожалуйста, исчезни.       Люцифер исчезнуть не может. Скулит, змеёй вьётся у братовых ног, лестью его обсыпает, умоляет. Получает удар и снова отползает в самый тёмный угол клетки.       Михаил боится.       Господи, как он боится этой ужасной змеи!       Сильнее.       Слабее.       Он уже и сам не поймет. Но Люцифера готов избивать каждый час, лишь бы Дьявол исчезал в свом тёмном углу и сидел там, впившись злобным взглядом в архангела.       А потом.... Тьма.       Люцифер пьяно хохочет, Михаил не может дышать, пустота сжимает грудь его своими чёрными руками, травит, травит, душит!..       — Кто кого теперь?       Злобное шипение ненавистью полнится, самодовольством, желанием крови и мести. Сатана смотрит на брата своего алыми глазами, улыбается ужаснейшим из оскалов и       бьёт.       — Целуй! — подставляет шершавые свои ладони.       Плевок       Удар.       Ещё удар.       Михаил остаётся лежать в центре клетки, едва дышит, кровью кашляет, но в угол не отползает,       рук не целует,       лживой лести не произносит.       — Divide et impera. — Злобно шипит змея.       Михаил знает — он ещё встанет. Он ещё вдохнёт. Ударит, ответит... заплачет.       — Castigo te non quod odio habeam, sed quod amem. — Тихо шепчет.       Удар,       ещё       и ещё.