Кошки делают нас лучше.

Зен вставляет наушники в уши и закрывает глаза. По улицам он скользит вполне привычно — вежливо улыбается на случай, если с ним поздороваются, а он не услышит из-за музыки, лавирует в толпе людей. Дорога от студии до метро, а от метро до дома давно изучена до каждой мельчайшей детали. Казалось, завяжи ему глаза — он и то пройдёт. Правда, надо будет подтолкнуть для схода со ступенек. Но это так, незначительные мелочи. Он замирает на светофоре, дожидаясь зелёного света. Зен слегка притопывает ногой в ритм энергичной мелодии, звучащей в наушниках, но через секунду настороженно замирает. Он чихает. Сначала один раз, а потом ещё, ещё и ещё. Да кто же этот чёртов наглец, который словно окружает его облаком из кошачьей шерсти?! Оглянувшись по сторонам с самым хмурым и суровым взглядом, на который он был способен, молодой человек заприметил только флегматичного держащегося молодого мужчину в строгом костюме. — Какие-то проблемы? — он скептически поднял бровь, реагируя на серьёзный взгляд таким же отстранённым, как и его внешний вид. — Кошатник, — тихо фыркнул Зен и отвернулся, почёсывая покрасневший нос. Поскорее бы отсюда уйти. — Кошки делают нас лучше, — философски заметил незнакомец, переводя взгляд на светофор. Десять секунд до того момента, как они разойдутся. — И каким образом? Девять. — Ты начинаешь заботиться о ком-то, кроме самого себя. Учишься ответственности, контролю своего режима — и, что не стоит упускать из вида, питания. Пять. — Глупости, — Зен хмурится и поправляет сползшие на кончик носа тёмные очки. Ну что за чепуху он несёт? Три. — Это адрес. Приезжай и посмотри на то, как ты изменишься под влиянием Элизабет. Ноль. Незнакомец, вежливо кивнув напоследок, растворяется в толпе, а Хён ещё долго стоит на месте, стараясь устаканить у себя в голове произошедшее, пока зелёный свет наконец не сменяется красным. Он наспех перебегает дорогу, рискуя попасть под машину, но всё же добирается до метро.

***

— Эй, я дома! Молодой человек захлопывает дверь ногой: руки заняты тяжёлыми пакетами из зоомагазина и аптеки. Он научился закидываться лекарствами прежде, чем входить в квартиру, и это просто смешно. Найди его журналисты в подъезде с пачкой таблеток в руках — скандала бы не избежать. Не докажешь ведь им, что он всего лишь идёт в гости к человеку с кошкой. — Добро пожаловать. Чжумин забирает у него из рук пакеты так легко и спокойно, словно они не имеют веса, и на секунду Хён ему завидует, потому что, должно быть, Хан действительно отличный актёр, просто не признаётся в этом. — Привет, милашка, — Зен стягивает серый шарф крупной вязки с шеи, скидывает ботинки и куртку, а затем опускается на коленки перед диваном. Элизабет, перевернувшись на спину, довольно щурится, глядя на него. Кажется, ещё секунда — и она ему тепло улыбнётся, скажет «Привет!» и попросит покормить. А пока она только помахивает кончиком хвоста и дружелюбно подставляет белоснежный живот для обозрения. Чжумин возвращается с чашкой чая и удивлённо косится на шарф. — Твоих рук дело? — Фанатки, — легкомысленно отмахивается гость и принимает тонкую фарфоровую чашку с узорами из цветов, делая небольшой глоток. Чжумин знает толк в чае, отличает ручную вязку от машинной, многое знает о здоровом образе жизни — и, что удивительно, иногда спит катастрофически мало. Юсон во время ивентов в его чёртовой игре и то спит больше. — Вот как, — тон становится таким холодным, что практически ощущается, как этот лёд закрадывается под кожу тонкими пластинками, которые обжигают кровь и сердце холодом, заставляют слегка вздрогнуть, но сдержать порыв начать извиняться. Зен немного злится: да за что он вообще прощения просить собрался?! — Надеюсь, Джехи не потратила время на то, чтобы связать его для тебя? Хан щурится почти по-доброму, что-то едва слышно фыркает в чашку и отпивает чай, прикрывая на секунду глаза. Зен для себя решает, что ресницы у него почти что как у девушки. — Ну что ты, — он посмеивается в ответ, хитро, как лис, щурит глаза и вновь смотрит на Элизабет, словно для поддержки. — Может, лучше ты мне шарф свяжешь? Он будет греть меня ещё больше. Секунда спокойствия. Бац — и Рю потирает затылок, дуясь, как обиженный ребёнок, хмурясь, глядя через плечо на своего мнимого обидчика. — Вот уж, — Хан хмыкает и опускается на диван рядом с кошкой, слегка касаясь её за ухом кончиком пальцев. Она распознаёт его касания, доверчиво жмётся к ладони и начинает тарахтеть так громко, словно в комнате вдруг завели мотор лодки. — Твой эгоизм не исправит даже тысяча кошек. — Зато вполне исправит тысяча Чжуминов, — и прежде, чем схлопотать новый подзатыльник, закрывает голову руками, засмеявшись. — Просто шучу! — Когда-нибудь попрошу Севена построить машину для клонирования, — серьёзно кивает молодой человек, но через секунду он невольно расплывается в тёплой улыбке, и Зен против собственного желания ахает — да какого чёрта он бывает таким трогательным?! — И вся тысяча Чжуминов рухнет на тебя. Должен же кто-то о тебе заботиться, раз ты настолько эгоистичен, что думаешь только о своём эго, а не о своём теле.