Некуда бежать

      Плотный сигаретный дым застилал комнату толстым серым ковром, рисуя иллюзию существования. Довольно ощутимо болели покусанные плечи и кисти; спина, особенно кожа лопаток, горела от царапин каким-то противным безразличием и каплей разочарования. Немного раздражения и недовольства, припущенные щепоткой дождевых разводов и ледяной коркой утреннего рассвета. Рецепт стандартных выходных.       Сигарета жжет покусанные губы и пальцы; он не понимал, как такое возможно, но явственно чувствовал холодное пламя, гуляющее по коже. Простыни пропахли смогом и тонким запахом чужого одеколона.       В глазах и голове пусто; за окном стелется туман. Сердце стучит быстрее от отвратительного черного кофе, оставленного на тумбочке с вечера кем-то из них; или же от ощущения тела за спиной.       На часах четыре утра. И он уже смирился со своими чувствами.       Легкими, невесомыми шагами в глубь комнат, к ледяным потокам разбуженной воды и пакетам с легким перекусом. Они предусмотрительно заскочили вчера в магазин, уже по собственному опыту зная, что съемные квартиры на одну ночь не могут похвастаться обилием «услуг». Да им и не надо много: широкая кровать и, по возможности, теплое одеяло.       Ведь они созванивались лишь с одной целью.       Слегка приведя себя в порядок, подцепил со стула брюки. Пряжка звонко отбила разлетевшийся в пространстве гул. Кровать зашевелилась, глухо вздыхая сквозь уже разбитую дрему.       – Куда?       Он сонный, теплый и раздраженный. Наблюдает из-под толстого пухового одеяла лениво и безразлично. Сухое участие на грани вежливости.       Такая картина стала настолько привычной, что под ложечкой неприятно покалывает.       – На работу.       Один пристально наблюдает, пока другой собирается. Неторопливо, обыденно, и в то же время слишком быстро. Методично. Вот уже застегнута рубашка, пиджак; шнурки туфель, легкая куртка. В руки портфель и зонт.       Без прощаний.       Парень чуть приподнимается на кровати, легонько выгибая поясницу и поводя расслабленными плечами, сгоняя последний морок сновидений.       – Во вторник в восемь?       Брошенные на комод деньги за аренду. И мелочь на проезд — с недавнего времени появилась такая дурацкая привычка.       – Я занят. Созвонимся.       Ледяного пола касаются голые пятки; в глаза последний раз бросается легкий синяк от пальцев на загорелой коже поясницы.       От чувств тошнит. Но второй этого пока не осознал.       – Как знаешь.       Дверь закрывается; в квартире лениво закипает чайник. Три лестничных пролета, тихий двор и сырой салон автомобиля. Душ, беспорядочный завтрак из всего подряд, вчерашняя газета.       Одному не нужно на работу: у него выходной. Второму не стоило вставать так рано: он три ночи нормально не спал. Но это мелочи, они все равно разбегаются в разные стороны — их же совсем ничего не связывает. Совершенно ничего.       Даже если корабль наполовину потонул.       ***       Начало было положено два года назад, и даже не ими. С тех пор такой паршивый образ жизни пришелся по вкусу, вошел в привычку и до недавнего времени устраивал обоих.       Найти себе пару или хотя бы развлечение на вечер сложно — особенно когда клубы практически не входят в твой список досуга. Или когда в этих самых клубах ты лишь уничтожаешь алкогольные запасы, глуша пустоту внутри и отвращение к смазливым кокеткам, которых так и тянет к стойке. Проблема ориентации и простой человеческой потребности через время в один миг встает ребром.       Но, в отличие от многих, жизнь не завела их в тупик. Был вездесущий Монки Ди Луффи, который в один не слишком прекрасный вечер собрал их у себя: Зоро, Траффи, знакомьтесь. Для меня все, что касается вас, — не секрет. И теперь вы сможете проводить время вместе. Я так решил.       С тех пор два раза в неделю они съезжались, чтобы скрыться от всего мира и забыться под горячими ладонями и легкими отвлеченными укусами. Сначала с безразличием, потом с толикой азарта; и вот уже один задерживает взгляд на пару секунд дольше. Принюхивается к новому одеколону на идеально выглаженной рубашке или внимательно следит, как тонкие пальцы вынимают их беглые покупки из дешевого магазинчика. Пытается разобраться в себе, сбегает на пару минут раньше привычного, больше курит, пьет отвратительный растворимый кофе и реже звонит — пока только один. Потом внезапно срывается и начинает изводить телефон, отговариваясь тем, что был занят и не слышал предыдущих звонков; а сейчас срочно нужно встретиться. Его бросает из стороны в сторону, и хочется проклясть Монки. Но он терпит безразличные прикосновения, сжав зубы.       А после наступает смирение. Омут уже сомкнулся над головой, выхода в ближайшем будущем не предвидится. Остается ждать на дне, пока дойдет до второго — но дойдет ли вообще? Раньше Ророноа думал, что давно перестал чувствовать страх; теперь же он глодал его изнутри ровно два раза в неделю.       Внизу тихо прошелестели колеса, и Трафальгар со всей ответственностью мог заявить, что это его машина. Он уже изучил, как ворчит мотор, как хлопают двери и как раздражающе визжит сигнализация. Сомнений нет.       А еще он изучил, как пахнет шарф или свитер. На какую сторону наклоняется голова, выражая заинтересованность хозяина. Какие сигареты лежат в кармане, какой жирности молоко следует купить, с какой страницы начинается чтение газеты и на какую сторону комода будут положены деньги. И если раньше было все равно, то ровно неделю назад он поймал себя на мысли, что видеть эти деньги несколько обидно — будто шлюху покупают. Такого с ним еще не было.       Два года он спокойно плавал на поверхности, а тут в одночасье рухнул на глубину.       Время раннее, ему бы поторопиться — но некуда. Сегодня его нигде не должны ждать. Поэтому все, что остается Ло, — разбираться в себе, копошиться в сумбурных мыслях и допивать за Ророноа остывший кофе.       Он ничего не может понять, но его все равно что-то тревожит. Особенно когда он думает об этом человеке и их встречах. Ророноа Зоро…       Имя перекатывается на языке, горчит, трется и вяжет, набивая рот вязкой слюной.       Смешно, но эти отношения два года держались на чужом эгоизме и непробиваемой уверенности. Сегодня Ло в первый раз показалось, что Монки здесь уже совсем не причем.       Трао любил наблюдать и собирать себе в копилку маленькие детали этого мира. Цвет волос, глаз, количество родинок на лице или веснушек на руках. Он читал людей, всех до единого, без разбору. Но с Зоро ему было трудно — Зоро раздражал нервы своей непредсказуемостью.       Иногда они собирались у кого-нибудь на квартире, все вместе. Большая компания под предводительством Луффи. Ло никакого отношения к этому не имел — вопреки всему, Трафальгара с широкой подачи того же Мугивары вскоре стали таскать с собой. Он был, конечно, против; да только кто спрашивал.       Там была отличная возможность понаблюдать за Ророноа. Как он приподнимает уголки рта в усмешке, скалится; как щурит глаза; как неаккуратно пьет пиво, разбрызгивая капли пены на взбешенного Винсмока; или же как он громко смеется, слушая перепалки друзей, и иногда позволяет разгоряченной спором Нами устроиться на его плече. Ло никогда не замечал ничего из этого, оставаясь с ним наедине. Все их встречи сводились к сексу, даже разговаривать у них не получалось. Да и о чем они могли говорить? О работе? О делах? Отношениях? Между ними только секс. И точка. Они условились об этом с самого начала.       Тогда этот договор скрепил довольным мычанием Мугивара. Интересно, сейчас все еще в силе?       Ло порой не понимал, что связывает всех их. Взрослые серьезные люди; занятые своими мелкими проблемами подростки; дети малые, школьники. Между ними нет ничего общего. Но они все так же оставались рядом — проводили вместе вечера, встречались, разговаривали, смеялись.       И волк-одиночка Ророноа смеялся вместе с ними.       Если подумать, Зоро никогда не позволял подобные посиделки в своей квартире. Закрытый мирок, в который смогли просочиться лишь трое: Монки, на правах лучшего друга; Нико Робин, как надежная и заботливая опора в домашней рутине; и маленький Чоппа, просто потому что ему было позволено абсолютно все. Ло там никогда не был. Да и, если честно, не сильно старался попасть; Ророноа на его квартиру тоже не посягал. Хотя иногда все же спрашивал, не подвести ли, — когда Трафальгар решал уйти ночью, сразу после приятной и необходимой встречи.       Когда же эти встречи перестали быть просто необходимыми? Разве это не глупость, сдвигать устоявшиеся рамки и рисовать себе что-то новое и неизведанное? Им было удобно рядом, их все устраивало. Ни ответственности, ни обязательств, ни чувств. Утопия.       Хочет ли Ло сломать все это?       В сумке зазвонил телефон, и Трао мысленно ругнулся на начальство. Шесть утра. К гадалке не ходи, новый вызов на операцию. Слава богу, хоть деньги на метро теперь есть.       ***       Звонки оборвались на неделю; в больнице аврал, в компании пора отпусков, и все документы великодушно свалены на один стол. Ло смертельно устал; так, что уже не отличает запахов энергетика и крови. Медсестры грустно качают головой и опять пытаются дозвониться до второго врача, умотавшего на Ямайку. Ророноа готов пристрелить даже уборщицу, в очередной раз просящую выйти из кабинета «на пять минуточек»; или секретаршу, если она еще посмеет принести ему папки от любимых коллег. В офисе жара, в операционной стужа. Мозги плавятся и там, и там.       Зоро уже забывает свои странные переживания, а Ло перестает много думать.       Телефоны удивленно молчат.       Зоро привычно открыл входную дверь, усталым шагом переступая порог. Щелкнул замком, небрежно выронил связку ключей на ближайшую полку. Стянул туфли, поочередно наступая на толстую подошву носками. На комод слетели две квитанции, минутой ранее выловленные на свет божий из почтового ящика; мужчина прошел пару шагов вперед и застыл посреди коридора.       В квартире прохладно; не то, что в офисе. На кухне тускло мерцает не выключенный со вчерашнего утра компьютер, рядом с ним чашка недопитого кофе; в холодильнике ледяное ничего, которого и на один раз не хватит; в мойке высится Эверест из тарелок. Робин не заходила. Где-то в трубах потоками падает вода, а в ушах набатом бьют часы — со всех полок и стен, во всех комнатах. Даже его собственные наручные на запястье больно колют маленькими соломинками: тик-так, тик-так, тик-так.       Тик. Так.       В этот вечер, неподвижно стоя у двери и вслушиваясь в надрывный детский плач наверху, Зоро снова оставался один на один со своим одиночеством. Как всегда. Хорошо, что он не завел в свое время кота. Несчастному животному пришлось бы грызть мышей, развешенных рядками в холодильнике.       Парень недовольно цокнул, заворачивая в ванну и скидывая грязную одежду в стирку. Он забыл купить продукты. Хотя бы элементарного хлеба. Сделал бы сейчас бутерброды; теперь перебьется только чаем. А на утро? Два яйца вроде оставалось; пожарит. Если успеет.       В голове вспыхнула неожиданная мысль, что Трафальгар божественно готовил эти самые два яйца. Один раз, когда они были зверски голодны. Тогда завтрак показался Зоро особенно прекрасным.       Но Трафальгара рядом нет. С завтраком придется воевать самому.       Фонарь рисует на стене мутные тени. Открытое окно хлопает, но закрыть его нет сил. В голове все еще крутится план боя с уже ненавистными яйцами. И одиночество чувствуется все сильней.       Перед сном надо не забыть выключить компьютер.       ***       Совершенно случайно жизнь сводит их в одном кафе. Тогда первый раз они замечают, как неловко встречаться при свете дня, когда вокруг люди. Разговор не клеится, мужчины быстро разбегаются, кинув друг другу безликое «До встречи».       А вечером того же дня нетерпеливо кусаются в прихожей очередной съемной квартиры. Так привычно. Доходит до того, что Ророноа срывает пару пуговиц на рубашке — и это тревожным сигналом звенит на задворках сознания Ло. Правда, сейчас анализировать внезапное беспокойство он не может.       Месяц. Месяц беготни на работе, встреч с неугомонными Мугиварами, изучения и привыкания. И месяц секса. К своему стыду, Трафальгар даже начал считать: пятнадцать раз. Кажется, они увеличили количество встреч. И продолжительность. Несмотря на то, что Зоро все так же уходил поутру, оставляя Ло разбираться с тиной каких-то непривычных мыслей, делал он это все реже. Либо же уходил позже. Они стали разговаривать больше; у слов появился оттенок эмоций. Но каждый из них старался этого не замечать. Они даже выяснили друг у друга, где работают; наконец-то.       И это можно было считать краем обрыва.       ***       В этот раз позвонил Ророноа. Попросил о незапланированной встрече. Время одиннадцать, и Ло положено было бы спать; но он почему-то не смог сказать «нет». Просто язык не повернулся. Квартира, как оказалось, уже готова.       Дрожь пробрала его еще у порога, когда горячие губы нетерпеливо коснулись кожи у позвонков: Ло повело. Секунда — они уже целуются. Минута — срывают одежду, путаясь в ремнях и замках. Пара минут — и, прикрывая рукой слишком громкий вздох, Ло понимает, что его даже не нужно растягивать: он привык.       Его тело привыкло к телу Зоро. Прилипло. Горячо и сладко. Им даже не хотелось сдерживать стоны. Пусть весь мир подождет, они сами никуда не торопятся.       – На следующей неделе не получится.       Вязкую негу тишины можно было есть, черпая ладонями; приятная тишина. Второй час ночи, и Ророноа впервые заговорил. Трафальгар, удобно пристроившийся у него под рукой, вопросительно приподнял голову.       – Занят?       – В командировку отправляют, — Зоро выдохнул длинную струйку дыма в потолок и поерзал на постели, неосознанно придвигаясь ближе к свернувшемуся Ло. — На три недели.       Чувствуя спиной уютный теплый бок, Ло согревался. И уже начинал засыпать.       – Хорошо. Найду себе пока еще кого.       Ророноа затушил сигарету, откинулся на подушку и зачем-то развернулся, утыкаясь в спутанные влажные волосы. Его дыхание на миг скакнуло, а после вернулось в якобы безразличную норму.       – Давай, — по-звериному неаккуратно зевнул и потерся кончиком носа о макушку, — со мной потом его познакомь — может, хорошенький, мне подойдет.       Трафальгар ехидно ухмыльнулся в ткань, бросил что-то про «обязательно» и окончательно провалился. И даже переброшенная на талию рука не смогла потревожить покой в сонном забытье.       Еще тогда это не сильно пугало Ло. Хотя начинало понемногу волновать: мысли формировались в отчетливое паническое «SOS».       А утром он словно специально проснулся раньше, чтобы долго смотреть на две темные родинки на чужих ребрах и бояться пошевелиться. Вчерашние слова обретали смысл, и Ло хмурился: три недели — это много. Слишком много для одинокого человека и слишком мало, чтобы найти замену. Да и мысль о замене неприятно ворочалась в сознании: ведь получается несправедливо; Ло будет себе кого-то искать, а Зоро работать как проклятый. Нет, наверное, стоит просто подождать. Ну не сдохнет же он за эти три недели, правда? Правда.       И когда это в хирурге проснулась такая принципиальная солидарность?       Зоро рядом глубоко вздохнул и дернул головой в сторону, касаясь губами нахмуренного лба, — Трафальгару показалось, что он за секунду воспламенился. Ему пора срочно вставать.       – Звони иногда.       – Для чего?       Ло вызвался проводить его. Практически заставил остаться, приводя глупые и нелепые аргументы. И Зоро согласился. Соблазненный перспективой горячего кофе и вкусного завтрака, он остался: ведь вещи все равно уже упакованы, стоят у входа, билеты куплены. А вылетать ему, оказывается, через четыре часа.       – Ну ты же звонишь мне обычно, — Зоро не хотел говорить ничего такого — слова вырвались раньше, чем он смог себя остановить. А Трао подвоха не заметил; у него сегодня хорошее настроение. — Находишь предлог.       Ло сухо усмехнулся, пряча улыбку в высокий воротник. Ророноа поправлял галстук. На кухне скворчала сковородка.       – Секс по телефону?       Зоро пожал плечами, почему-то чувствуя странное щекочущее тепло в пальцах.       – Стоит попробовать.       Да. Стоит попробовать.       Ло доехал с ним до аэропорта. Проводил взглядом до входа на контроль, постоял. Переложил телефон из сумки в карман джинс. А когда самолет за мутным окном оторвался от взлетной полосы, сменил вибрацию на дребезжащую мелодию. Чтобы слышать звонок, если что.       ***       Они созванивались, раз в два дня точно. Ло дежурно спрашивал, как у того дела, а Зоро коротко отвечал, прерываясь иногда на далекие перепалки с коллегами. Разница во времени — когда Трафальгар кутается в ворох одеял, Зоро с остервенением разбирает договоры. И говорит, очень много; но Ло успевает задремать, убаюканный размеренным хриплым голосом. После этого Ророноа всегда отключается, а Ло наутро стыдно.       Чуть позже он думает, что его провоцируют. Совершенно точно. Специально подбирают именно такой тембр, чтобы ему желудок выворачивало от жгучего возбуждения. Чтобы хотелось слушать вечность, давясь воздухом, прикусывая край подушки. Он готов жарко, остервенело дрочить, закатив глаза, прижав к уху телефон и ловя короткие фразы про погоду, людей, контракты; только бы на другой стороне не прекращали говорить. Поймав себя первый раз на этой мысли, Трафальгар ненавидит весь мир — прошла всего неделя без Ророноа, а его уже штырило не по-детски.       Во второй раз он и правда тянется к резинке трусов.       ***       – Почему не отвечал?       Голос звучал привычно, но несколько обеспокоено; потому что первый звонок был сделан три часа назад. Телефон звенел где-то внизу, елозя крышкой по полу, а Ло был не в состоянии принять надоедливую мелодию как реальность. У него была сложная операция, хотелось просто сдохнуть в тишине.       – Прости, — потер глаза. Голос хрипит. — Только проснулся.       На стене висит календарь, и только сейчас, бессознательно смотря вперед, Трао понимает, что обводил карандашом дни. Проходя вечером мимо, просто случайно чиркал грифелем по листку. Набралось почти три недели.       Через редкие помехи пробился теплый смешок.       – Опять слева волосы топорщатся от подушки?       Ло замер. Пригладил кончиками пальцев взъерошенные со сна пряди. Его словно прошило электричеством, а сонливость ледяной водой сняло. Перед глазами насмешливо заплясали карандашные кружки из календаря и знакомая хищная улыбка. Дыхание сперло, потому что на коже внезапно вспыхнули фантомные прикосновения того, кто сейчас упрямо ждал от него ответа и тихо посапывал в ухо. Тело пробирала холодная дрожь пустоты. Ло трясло.       Сжал руку в кулак, выцедил тревожный выдох сквозь зубы.       И бросил трубку.       Зоро больше не звонил в тот день. Ни разу. Наверное, так лучше.       ***       Ророноа проходил сквозь толпу аккуратно, плавно и безразлично. Темные полуприкрытые глаза скользили по разноцветной одежде, теплым улыбкам чужих людей, радостным лицам не его родных, громоздким чемоданам с пестрыми этикетками. Ноги привычно несли к выходу из аэропорта, на автомате огибая счастливые толпы. Зоро шел, потому что так надо. Потому что это причина не оставаться здесь надолго и не чувствовать волны любви, ему не предназначающиеся. Потому что его ждет холодная квартира, пустой холодильник и вновь завядшие цветы.       Традиции нужно соблюдать.       Он и сам не понял, когда почувствовал это: за ним наблюдали, насмешливо и любопытно, словно проверяя — заметит или нет. Невольно омывали его волнами ни тепла, ни радости, ни счастья, а чего-то такого, особого, намешанного в воздухе, колкого и обжигающе ледяного. Привычного и неожиданного.       Зоро встал как вкопанный; только для того, чтобы обернуться и внимательно всмотреться в неприметную колонну у выхода. Ошибки быть не может — да, эту ауру он узнает среди тысячи. Даже если она будет вновь и вновь убегать от него, пытаясь затеряться в толпе.       Ло ждал, скрестив на груди руки, и с каждой минутой закутывался в свой черный свитер все глубже, словно скрываясь от редких людских глаз. Рядом с ним стояла небольшая спортивная сумка, а в ладони зажата газета. Хмурый вид и колкий взгляд намекали — он просто мимо проходил. Ничего такого.       Ророноа подошел ближе, наблюдая, как мужчина отталкивается лопатками от своей опоры и чуть наклоняется в его сторону, будто притягиваясь ниточками. Протянул руку и зацепился за ледяную ладонь.       – Что ты здесь делаешь?       Трафальгар удивленно вскинул брови и пожал плечами. Он и сам не знал. Просто пришел.       – Ключи на работе забыл. Лень возвращаться.       Восхитительно. Ты тупеешь, Ло: твоя работа на другом конце города, как и твой дом. В аэропорту тебе в принципе делать нечего. Совсем нечего.       – Ты же все равно ничем сегодня не занят, — такая жесткая констатация факта, обличение горького одиночества на публику, что впору было бы оскорбиться и огрызнуться, что это не его дело. Но Зоро сжимал тонкие пальцы и неотрывно смотрел в серые цепкие глаза. Зоро тлел, что-то вороша в пепле. — Приютишь на вечер?       У выхода исчезли оба. Только сейчас, вопреки обычаю, исчезли вместе, а не порознь. И Зоро знал, что сегодня квартира станет теплой.       Иногда традиции дают трещину.       Неожиданно его квартира оказывается на каком-то то ли восьмом, то ли девятом этаже — и Ло недовольно ловит себя на совершенно тупой мысли, что оттуда будет больно падать. Как-то… Нет, наверное, это все только метафорично. В смысле, сбегать, если что, надо будет долго. По ступеням, минуя межэтажные балконы и двери; не оглядываясь.       Когда ключи в чужих руках тихо, по-домашнему звякнули, Ло убедился, что сглупил. И бежать отсюда и вправду надо бы. Из двери пахнуло холодом и им; вся квартира — вот неожиданность, правда, Ло? — пропахла Зоро. От самого Ророноа пока несло машинным маслом, затхлым запахом салона самолета и чужими духами какой-то фифы, что сидела с ним рядом.       Да, Ло, стоило подумать подольше, прежде чем срываться с работы сразу в аэропорт.       ***       Стоять в коридоре его квартиры непривычно и до коликов волнительно. Ророноа, маячащий немного впереди, ощущается большим хищным котом, который вальяжно осматривает свою территорию после долгого отсутствия. Уставший и сонный.       Что будет, если Ло дотронется до этих напряженных плеч и надавит пальцами, соскальзывая к ключицам? Как он тогда?..       – Есть будешь?       – Если предложишь.       Трао давно не был так опьянен. Странно.       – Предложу, — спокойно кивает Зоро, а потом так же спокойно пожимает плечами. — Только у меня ничего нет.       Трафальгар смотрит на его честное, задумчивое лицо и думает, что Зоро — тупица.       – Я в курсе, — молния на сумке скрипнула, под медицинским халатом возник пакет из продуктового. — Не благодари.       Зоро даже не удивляется; принимает пакет, как должное, лениво задерживая кончики пальцев на чужой руке дольше положенного, и уходит на кухню. Ло тянет за ним.       Они молчат и только иногда поводят плечами или принюхиваются, растворяясь в ощущении правильности и необходимости этой тишины. Ророноа начал готовить, немного неуклюже и зажато; Трафальгар, подперев кулаком щеку, забился в уголок и прикрыл глаза.       По всей квартире тикали часы, но сегодня их практически никто не слышал. За ужином они тоже молчали.       Ло даже не скажет, что они в итоге ели; он не смотрел на тарелку. На чужие руки да, на медленно подрагивающий кадык, на тяжелые от усталости веки.       Вслушиваясь в тихие шелестящие движения Зоро у мойки, Ло неотрывно наблюдал за ним. Долго; настолько долго, что Ророноа стал осторожно оглядываться.       – Знаешь, — наконец вымолвил Трафальгар, задумчиво закусив губу, — мы с тобой столько лет знакомы, а я только сейчас заметил.       Зоро развернулся к нему всем телом и недоуменно склонил голову.       – У тебя нос курносый, — Ло улыбнулся и как-то обезоруживающе щелкнул того пальцами в чуть задранный кончик. — Мило…       А потом в ужасе отшатнулся, сам не понимая, что только что сделал.       Зоро смотрел на него широко раскрытыми глазами, в которых почему-то застыло странное, загнанное отчаяние. Сначала покраснел нос, потом кончики ушей и в конце ярко вспыхнули скулы. Тарелки звонко скатились в мойку, да так там и остались.       – Ты спишь в зале, — и вихрем умчался готовить гостю спальное место. В комнате нервно постукивали дверцы шкафа и несколько возмущенно скрипел атакованный диван.       Ло сидел на кухне, прижимал ладони ко рту и огненным ушам и неверяще сверлил небольшой холодильник взглядом. Сердце стучало, как загнанное, пальцы вмиг стали холодными-холодными, а щеки горели праведным огнем удивления. В голове не укладывается — господи, да как же он мог такое сказать вслух? Да еще и… Боже… Хлопнул по носу! Как это со стороны смотрелось? Будто они в браке сто восемьдесят лет и между ними поляна сплошной романтики.       – Трафальгар?       Ло вздрогнул. Голос казался таким близким, словно залез под корку мозга и копошился там, стуча по костям. Зоро появился на мгновение в дверях и тут же спрятался в ванной.       – На диване сменная одежда, — потому что Ло дурак и взял только халат с работы. — И полотенце. Пойдешь после меня, — вода заглушила последние слова. Ло заторможено кивнул и заглянул в зал.       Его футболка. Большая, пахнущая лавандовым кондиционером и немного знакомым одеколоном — Зоро случайно бросил на нее свой свитер из поездки. Боксеры, темные, со следами искусной штопки по шву — любимые, потому что растянутые. Даже носки положил, будто бы для сна они так необходимы. И огромное махровое полотенце, в котором можно утонуть. Зеленое. Конечно же. Трао не смог сдвинуться.       Зашелестели двери, Ророноа тихо пожелал спокойной ночи; в квартире потух свет. А Ло все стоял и смотрел на эту футболку и дурацкие боксеры. И на носки. К горлу подкатывал ком.       Ему еще никто не выдавал носки. Черт, это слишком смешно.       Ванная комната задыхалась паром и запахом геля для душа. Ло всей грудью вдохнул, и время, казалось, раскололось. Он бессильно сполз по стене, практически падая в корзину с бельем. Она пропахла потом, одеколоном и Зоро. Три недели выветрили из сознания Ло эти запахи, чтобы теперь он жадно впитывал их кожей. Уже не хотелось мыться, Трао умирает под этой толщей запахов. Чертов черный кофе с нотками лайма…       Они плохо спали в эту ночь. Заперли двери, а сна все равно не было. Один постоянно касался пальцами кончика носа, а второй крепко прижимал руки к груди, стараясь унять колотящееся сердце.       Стены покрылись глубокими трещинами.       С того вечера он был здесь еще пару раз. И с каждым разом все спокойнее. Когда напрашивался сам, будто себе назло, когда был насильно притащен до утра. Спать друг с другом они еще не решались, как неопытные подростки в букетно-конфетный период.       Где-то среди неглаженого белья теперь валялась домашняя футболка Ло, которую он однажды случайно забыл. Робин, обнаружив ее, сначала удивленно смотрела на вещь, абсолютно Зоро не подходящую; а потом сложила обратно, аккуратно развешивая на гладильной доске. Кажется, она не имеет права даже прикасаться к ней.       Робин считала, что лезть в чужие отношения тоже не ее дело.       ***       Они первый раз устроили посиделки в квартире Зоро. Ввалились туда, даже не спрашивая хозяина и не слушая его негодование, сочащееся в каждом слове. Монки нарушил границы своего лучшего друга намеренно, специально для Трафальгара, — Ло в этом уверен так же отчетливо, как и в том, что в этом же уверен и Зоро. Если это правда так, у Трафальгара для Мугивары сюрприз.       Луффи выглядел удивленным, понимая, что Ло слишком привычно ориентируется здесь. Но все же донельзя довольным. Наверное, это выводило Ло из себя еще больше.       Это нельзя было назвать ревностью. Ло не было знакомо такое чувство — ревность. Не к этим людям, не к Зоро; это уж точно. Просто обычно он находится в этих стенах наедине с хозяином. Сейчас диван, стулья, пол, стены, каждый угол заняты сгустками чистой энергии, авантюризма и надоедливой подвижности. Это не ревность — просто Трао непривычно.       Ло вызвался паковать остатки еды для гостей, только чтобы отвлечься на шуршание фольги и запахи остывшего пирога. Луффи его понимает; и, подхватив подмышку Усоппа, исчезает первым.       Зоро позволяет хирургу хозяйничать на кухне; сам же подпирает косяк двери и не сводит подозрительных глаз с улыбающейся Робин. Женщина складывала в сумку свою часть совместной трапезы и смотрела на Зоро в ответ — они общались без слов, взглядами, вздернутыми бровями, принюхивающимися носами и беззвучным шевелением губ. Нико тепло подкалывала мужчину, что-то шепча ему на ухо, пока тот галантно помогал ей с пальто.       – Иди, — шикнул Ророноа, когда она прикрыла губы в смешке. Уже на пороге дружески скользнула по напряженной складке лба поцелуем, громко попрощалась с Трафальгаром и скрылась за дверью. Ло кивнул в пустоту и с еще большим ожесточением стал заворачивать несчастные куски по пакетам.       Джимбей забрал с собой Тони; им отдали целых три пакета с едой. Брук и Френки исчезли за ними, предварительно раскланявшись перед оставшимися. У дверей маячил только Санджи, не забывая переругиваться с ленивым Ророноа. Он ждал Трафальгара.       – Подвезу тебя, — а Ло не знал, хочет он того или нет. Где-то под легкими тянуло заезженной тоской. От прикосновений Винсмока к оголенным рукам Зоро вымораживало мурашки на пояснице. — Давай только быстрее, Ло; Нами звонила.       Он ослепительно улыбался, то и дело отвлекаясь на вибрирующий телефон. Дома любимая девушка, тепло и счастье. Хирургу такое явно не подходит: Трафальгар, вручив ему упакованную часть еды, легонько толкнул того за порог.       – На метро доберусь, — фыркнул Ло. — Мне некуда спешить. Все равно дома никто не ждет, как тебя.       Санджи пристыженно отвел глаза, словно нашкодивший ребенок, и беспомощно обернулся к Зоро. Тот лишь пожал плечами и, попрощавшись, закрыл дверь. За его спиной в кухне исчезла сгорбившаяся фигура хирурга.       – Это звучало жестоко, не находишь?       Он упал на стул, расслабленно потирая затекшие мышцы. Друзья друзьями, но выдержать Мугивар на протяжении всего дня — задача не из легких. Один Тони просидел на его плечах часа два, не меньше.       – Это правда, и нет смысла ее скрывать. От моего вранья людям ни жарко, ни холодно.       – Странная философия.       Конечно же, никакой философии здесь и в помине не было. Но Ло не спорил с Ророноа, никогда не спорил. Лишь пожимал плечами, как и сейчас.       – Какая есть.       – Ты его обидел.       Трафальгар фыркнул и коротко рассмеялся.       – Винсмок не такой дурак, чтобы обижаться на меня. Ты знаешь.       Он спиной ощущал Ророноа; будто тигра, затаившегося в засаде. Нож подрагивал под пальцами. И, кажется, на костяшках уже щиплет порез от острого края фольги.       – Тебя подвезти?       – Нет.       Прежде чем спросить, Зоро долго смотрел на медленно передвигающуюся спину, чуть наклонив голову и пристроив ее на ладонь. Зоро видел островатые лопатки под футболкой, шарики позвонков, беспокойные руки с длинными паучьими пальцами, иногда ловил чуть поджатую нитку губ, острые скулы и сосредоточенный на упаковке взгляд.       В установившейся тишине голос зазвучал хрипло и дико. Потому что Зоро оголодал.       – Почему?       Ло снова дернул плечами, несколько раздраженно и истерично, желая избежать дальнейших вопросов и этой темы в принципе. Взгляд за спиной, хищный и горячий взгляд, пробивающий до дрожи, нервировал — Ло стремился быстрее сбежать. Сбежать, как обычно.       Надо было все же уезжать с Санджи.       – Потому что в контексте данной ситуации я расценю это как жалость. Так что не стоит.       А Ророноа все смотрел. Практически не мигая, жадно обгладывая, мимолетом облизываясь. Его все еще сжирал голод. А он, в свою очередь, сжирал дрожащего крупной дробью Ло.       – Даже если я совсем не это имел в виду?       Ло, маленький бездарь, беги, немедленно беги. Ты же тонешь, ты захлебываешься, пропадаешь. Он просто смотрит тебе в спину, а ты уже теряешь рассудок, падаешь в бездонную пропасть, умираешь, забывая дышать. Что будет с тобой, если он решит продолжить экзекуцию, если захочет прикоснуться к тебе? Ты сдашься. Ты сгоришь. И не воскреснешь.       Трафальгар подрагивал, Зоро жадно всматривался. Ответа на заданный ранее вопрос не будет. Оба понимали это.       Ло безбожно торопился, немеющими пальцами пытаясь свернуть непокорную фольгу, почему-то терял уже третий пакет, за нож даже не пытался взяться. Еще мгновение — и он пропал.       Зоро медленно поднялся, отодвигая от себя стул, и завороженно протянул руку. Одновременно с этим Трафальгар, пронзенный миллионом ледяных иголок, одним движением смахнул все со стола в большой пакет и пулей вылетел в коридор, на ходу вытаскивая из шкафа плащ.       Он задыхался, его лихорадило, его определенно контузило, минутой ранее или два года назад. Уже плевать — он снова убегает.       – Хорошего вечера. Закрой за мной дверь.       После оглушительных щелчков в подъезде взвыл лифт. Зоро глубоко и жадно вдыхал тонкий шлейф чужого страха и одеколона, касался все так же протянутой вперед рукой горячего пряного воздуха и улыбался.       Да ладно, Ло, брось. Куда ты можешь сбежать? Просто сдайся.       ***       На следующий день Ророноа предложил встретиться. Потому что его тянуло в разные стороны горячечными всполохами возбуждения; Ло отпирался для приличия, все еще пытаясь понять причины своей паники. Встречаться с Зоро после вчерашнего не хотелось — потому что с ним хотелось встретиться. И спать тоже лишнее — потому что с ним хотелось спать. Ло мечтал уже взорваться от своих противоречий, чтобы больше не копаться в этих болотных чувствах. Он все же хирург, а не психолог, вашу ж мать! Хоть бы на операцию вызвали, ведь тогда он мог оправданно отказать.       Служебный телефон предательски молчал.       Ророноа горячий и настойчивый. Ророноа похотливый. И Ло плавит от одного звука его голоса, плавит от прикосновений, поцелуев и кусачих засосов у шеи. Они не притрагивались друг к другу больше месяца; наваждение крошит позвонки и заставляет ноги подламываться.       Матрац под лопатками мягкий и холодный. Рубашка расстегнута, Ло замирает на выдохе — и ждет.       Зоро остановился. Удивленно моргнул, пораженно проводя шершавыми пальцами по загорелой коже. Плечи, грудь, спина… Черные чернила, выведенные в причудливые узоры и короткие фразы, будто бы растворялись в чужом теле, уходя внутрь. К самому сердцу.       У Трао было время, чтобы удовлетворить жажду экспериментов.       Ло наблюдал за реакцией снизу, расслабленно раскинувшись на помятых простынях. Тяжесть чужого тела опьяняла, он хотел уже послать это вязкое любопытство к черту и отдаться, но упорно ждал, иногда нервно облизывая губы. Забавно. Зачем он затеял эту игру?       – Ты сделал татуировки? — Ророноа как-то странно дернул бровью и с силой провел по черной полосе у соска.       Трафальгар, в своем болезненном ожидании натянутый, словно гитарная струна, почему-то встрепенулся, улавливая что-то в голосе. Нотки недовольства? Уперся руками в чужие плечи и с вызовом зашипел.       – Не нравится?       Зоро пресек попытки выбраться из-под него предупреждающим рыком, сильно надавливая сверху всем телом. Ло хмуро дернулся, ощущая поднимающуюся волну дикого коктейля желания и капли ненависти.       – Мне по боку, — Ророноа нарочито грубо куснул того за губу и потерся бедром, самодовольно ухмыляясь на вздернувшееся дыхание. — Ты все равно чертовски красивый.       Тогда Трафальгар наконец-то понял, что именно изменилось. Хотя не так: изменилось все. Еще с того момента, когда он не пойми зачем рванул встречать его в аэропорт. Нет, раньше. Когда он сидел на одинокой кухне и думал, почему Зоро начал оставлять ему, вечно забывчивому простофиле, деньги на проезд. Да, тогда все пошло крахом. Стена отрешенности и совершенной «не привязанности», возведенная ими сразу же два года назад, в миг рассыпалась мелкими крошками. Их «просто секс» превратился в нечто большее, наскоком миновав «секс по дружбе». Теперь ни один из них не сможет нормально реагировать на другого, потому что они успели почувствовать нечто особенное, дикое, горячее и до невозможности любопытное. И теперь Ло знал, Зоро ощущает то же самое; потому что стал остро отзываться, сильнее сжимать, дольше смотреть. Сорвался намного раньше его самого. Они выпустили ситуацию из-под контроля, с дикой скоростью неслись в бездну.       Когда же они успели так облажаться?       Ло осознал: все то, что он так старательно складывал в этот ненадежный пазл, разрушилось. Больше некуда бежать.       И Ло запаниковал.       ***       Он не любил клубы. Заходил в них иногда, сбросить напряжение, — но не любил. Вязкие, мерзкие, отвратительные; шумные и нетактичные. В них не было того спокойствия, которого всю жизнь искал Трао. Холодного и умиротворенного.       Несмотря на это, успокаивать нервы и прятаться от назойливых мыслей он приходил именно сюда. Иногда просто подпирал стену у самого входа, иногда перекидывался пустыми стаканами с барменом. Пил немного; ровно столько, чтобы подцепить кого-нибудь на одну ночь, а утром расчетливо бросить.       Вот уже два года он подобным не страдал, из-за Ророноа. Но ноги опять принесли его сюда.       Из-за Ророноа. Опять же.       То, что творилось сейчас в его жизни, Ло не нравилось. Напрягало. После случая с татуировками они не виделись неделю — но кожу все равно нестерпимо жгло там, где пальцы впивались в чернильные узоры. Хотелось еще, с каждым днем все больше; было похоже на зависимость.       Трафальгара такое не устраивает. Отключает телефон и исчезает.       Рядом вились люди, тела, запахи. И похоть. Клубы удручают; и все же он стоит на входе, прислонившись к обшарпанной штукатурке под самой вывеской, и, бездумно постукивая пальцами по прохладному стеклу, пьет. Фонари высвечивают далеких прохожих, спешащих мимо; люди так красиво стараются не замечать всего, что в их обыденную жизнь не вписывается… Среди толпы мелькают две знакомые макушки и Ло тошнит внезапными спазмами. Ему становится так плохо, что хоть вешайся.       Зоро шагает мягко и осторожно, как всегда; только ухмыляется по-доброму, доверительно и с запалом. Рядом идет Санджи, что-то нравоучительно вещает ему, дергает рукав куртки, заглядывает в глаза. Они не видят Трао — но Трао видит их. Чувствует; липкий виски, что стягивает горло, и удушливый запах табака. В нос забивается обида, а он продолжает смотреть.       Они шли в соседний бар. Шли привычной походкой, по давно знакомому маршруту. Никто из их общих знакомых понятия не имел, что Зоро с Санджи хотя бы в теории могли выпивать вместе по пятницам. Только вдвоем.       Угораздило же Ло узнать такое именно сегодня и именно сейчас.       Винсмок торопливо говорил, видимо, иногда запинаясь; Зоро остановился и внимательно слушал его. Блондин активно жестикулировал, волновался и нервно облизывал пересыхающие губы. Ло жизненно необходимо было их окликнуть. Он ведь имел на это право, так?       Складка на лбу сосредоточенного Ророноа разгладилась, он весь выпрямился, засветился, заулыбался — и Санджи воодушевленно бросился в раскрытые объятия. Они цеплялись за плечи и спины, и более мощный Зоро практически отрывал друга от земли.       Так выглядит радость, тихо шептал себе Трафальгар. И гармония.       Наверное, так выглядит дружба. Он не знает. Уже ничего не знает; Ло закипает от пожирающих его противоречий.       Когда горячий взгляд Зоро неожиданно скользит совсем рядом и останавливается на нем, Ло взрывает изнутри. Его хватает на то, чтобы сжать ладонь на чей-то рубашке и впечататься ледяными губами в чужие. И далее пустота. Ророноа скользит по спине, опускает руки и дергает рубашку; Санджи отлипает от него, кивает головой, оборачивается — и болезненно застывает.       Ло кидается внутрь клуба, где грохочет музыка и пахнет потом. За ним тянется какой-то парень. Позвонки трещат от напряжения, словно истираются, и Трафальгар шатается, теряя опору. Усмирит он эту пустоту или она сожрет его — зависит от Ророноа.       Все в его жизни стало зависеть от Ророноа.       Еще стакан виски, пожалуйста. Ло согласен даже искупаться в нем, в бассейне с темно-янтарной жидкостью, что выжигает ему голову изнутри. Потому что он слишком отчетливо слышит шаги за спиной; неторопливые, расчетливые шаги.       Да ладно, Ло спокоен. Он готов развернуться и получить кулаком в рожу.       – Что ты делаешь?       – Развлекаюсь, разве не видно? Уж тебе-то должно быть знакомо.       Зоро был не читаем, абсолютно. Просто стоял перед барной стойкой и смотрел прямо в глаза Ло.       Зачем он все это затеял? Какого черта вообще пошел в этот клуб? Сначала ведь была мысль просто выпить, выдохнуть, обдумать. Просто остыть. Но потом в поле зрения попал Зоро и катушки перещелкнуло.       Не хотел Ло целовать этого парня. Вышло так. Бывает, правда.       – Развлекаешься?..       И почему это Ророноа злится? Не ему истерики тут устраивать. Не Трафальгар же с Винсмоком обжимался в темном переулке.       – Типа того. Какие-то претензии?       Вон он, у дверей, жмется и нервно крутит сигареты в пальцах. Винсмок Санджи. И даже в глаза Ло не взглянет, отворачивается.       А если серьезно, то почему это Санджи должен оправдываться перед Ло? Зоро тому не принадлежит. Между ними — холодный секс без чувств. Они же договорились.       Ророноа нахмурился. Парень, которого в порыве ярости подцепил Трао, возвращался: вальяжно шел к ним, оттянув большими пальцами ремень, и облизывал губы. Рубашка расстегнута, предоставляя вид на рыжеватую дорожку, уходящую под брюки. Ло видел краем глаза, как дернулись руки Зоро.       – Претензии? Никаких.       Развернулся и вышел из клуба. Санджи исчез следом за ним. А Ло почувствовал себя таким уставшим, что хоть сейчас в могилу на вечный отдых ложись. Словно питбуль кусок ему выгрыз под глоткой. Кстати о питбулях: у него есть завтра серьезные операции или нет? Можно ли сейчас пустить все на самотек? Или…       В защиту Ророноа можно отметить: он поступил, как взрослый человек. Не стал устраивать скандалов. Но Ло был уверен — лучше бы устроил. Отвесил звонкую, жгучую пощечину, обозвал бы шлюхой. Тогда сам Ло мог уйти вместе с ним. Встал бы, шагнул следом, низко опустив голову, как нашкодивший щенок; зацепился бы за чужой рукав и позорно разревелся от ревности. Сейчас же он не имел на это права. Как все запутанно, искусственно, неправильно.       Талию сжали горячие руки; мочку уха легонько прикусили.       – Эй, — кажется, парень пытался его соблазнять. Правда, до Зоро ему еще далеко, — уединимся?       А что? Ророноа можно развлекаться с одним из своих лучших друзей, а ему нельзя?       Правильно, можно. Сейчас ему все можно.       Его обнимали, кусали, дразнили, целовали. Но как-то слабо, будто вполсилы. Или Ло так казалось. После прикосновений Зоро, крепких и диких, граничащих с безумной тяжестью, чужие руки стали лишь фантомами, не способными вызвать и каплю настоящих чувств.       Подумать только, он спал с Ророноа два года. И никого больше не подпускал. Черт побери, Ло словно в браке был. Только сейчас осознал, что этот мальчишка Монки подкинул подлянку — в насмешку подобрал его любимый типаж. А Ло за это время на других даже не смотрел. Мелкий засранец, словно кандалами он их связал. Сваха несчастная. А что все это время делал Зоро? Ответ стал очевидным два года спустя: бегал к своему блондинистому дружку. Два раза с одним, остальную неделю с другим. Прекрасно.       Сегодня Ло устал. Правда. Но не думал же он, что у этих странных отношений, сделанных из айсберга, есть хоть малый шанс? Кто сказал, что там вообще были отношения? Абсурд. Им было удобно пользоваться друг другом, никаких лишних проблем. Один партнер на два года. Партнер, не любовник.       Глупый Ло. Что же успело нафантазировать твое нелепое сердце?       Чужой голос ничего не значил. Тело ощущало себя безвольным куском мяса, будто кукловод неосторожно отрезал все нитки. Даже глухое «Хочу тебя трахнуть» ничего не значило.       К черту все. В задницу.       Клубника. Странная помада со вкусом клубники. На хрена вообще парню помада? Вкус, который даже не всколыхнул Ло; он привык возбуждаться под другое. Сигареты, кофе, мятная жвачка, цитрусы — то, чем могли пахнуть губы Зоро. Шея обычно одеколоном и свежестью порошка. А после их близости еще и потом. В такие моменты у Трао сносило крышу. А сейчас… так, легкий недотрах. Да и малец, гляди, неопытный. Куда ему до…       Черт бы его побрал!       Возня, тяжелое дыхание, влажные шлепки. Укусы и тихие постанывания. Парень старался, Ло это отметил. Но смог кончить, лишь когда представил развратно подмахивающего Санджи в крепких объятиях Ророноа.       Господи, да почему? На хрена Мугивара их вообще познакомил?..       Чужие объятия давили. Спать, несмотря на нечеловеческую усталость, не хотелось. Или не моглось. Трафальгар следил глазами за стрелкой часов. Сейчас бы сесть в душе под градом огненной воды и проораться.       Мог бы он вернуть все назад? Стоило ли?       Кажется, Ло теперь нет смысла ему звонить. Зоро вряд ли ответит.       Сначала Ло хотел взять короткий отпуск за свой счет. Потом передумал. Уж лучше погрязнуть в работе, нежели в собственных мыслях.       Зоро ему не звонил. Звонил Санджи. Пытался заставить слушать, просил не бросать трубку — но Трафальгара так дергало только от звуков его голоса, что Винсмок не успевал ничего сказать: Ло и не подозревал, что знает столько матерных слов. И что с такой ненавистью может разговаривать. Обычно холодный, в первые три раза он кричал на несчастного блондина; уже даже не помнит, что именно. Потом просто стал сбрасывать звонки. В седьмой раз все же поднял трубку и наговорил столько грязи, что думал потом перезвонить и извиниться, но не стал. Перегорело. После каждого звонка он будто задыхался. Поднималась температура, его колотило, и Ло нещадно кашлял, разрывая горло.       В конце концов, Санджи прислал пару СМСок.       «Прости. Тебе стоит поговорить с нами, хотя бы со мной.»       «Позвони, пожалуйста, когда пройдет, — я все понимаю, знаю, как оно выглядело. Все не так.»       «Мне надо тебе кое-что сказать. Пожалуйста, Ло, хочу, чтобы ты знал.»       «Умоляю, Ло! Нам надо встретиться.»       Он удалил их. Все до единой. И заблокировал номер Санджи.       Да и на общих встречах больше не собирался появляться.       ***       Луффи оглядел комнату привычным взглядом и внезапно нахмурил брови.       – Трао где?       – А он отказался приходить, — Санджи пожал плечами, будто бы новость эта новостью не была, и закурил; кончик сигареты чуть подрагивал и подпрыгивал от нервной дрожи в пальцах — потому что это не новость. Это катастрофа. — Сказал, что нашел занятие получше наших посиделок.       Санджи не скажет, что Ло на него огрызнулся. Что фактически послал дальней дорогой. Санджи не скажет, что не может дозвониться до Трафальгара уже полторы недели.       Санджи не скажет, что приходил к нему на работу — и его погнали оттуда взашей.       Ребята одновременно напряженно вздохнули, процеживая воздух. Тучи сигаретного дыма набегали под потолком, закручиваясь в едкие смерчи в легких.       Нами всплеснула руками, стараясь натянуто улыбнуться. Электричество, в воздухе электричество, и оно больно бьет по нервам.       – Что ж, в этот раз обойдемся. Потом все ему расскажем. Ну, это же не критично, в конце концов! Я права?       – Да, — Зоро, занявший кресло в углу, медленно гипнотизировал кружку с пивом. Компания натянулась в струнку — именно его реакции они так ждали и боялись. Потому что чувствовали причину отсутствия Ло. Потому что уже осознали ее.       – Все в этой жизни не критично… Кроме пули в лоб.       Кружка ударилась о столик, разбрызгивая пиво по светлой поверхности; Зоро раздраженно вышел из комнаты, громко хлопая за собой дверью. И сейчас никто не посмел его упрекнуть.       Ло встретился с тем рыжим мальчишкой еще два раза. Еще два раза перепихнулся. И с каждой встречей все больше убеждался, что ему неудобно: неудобно раздеваться, неудобно отдаваться, неудобно лежать. Неудобно дышать. Словно на чужом месте, шаблон не подошел.       Он так и не мог засыпать по ночам. Он в принципе не мог спать рядом с чужими людьми. Тем более с мужчинами. Поэтому мысль о том, что рядом с Ророноа он проваливался в сон сразу же, несколько бесила. Это ведь ничего не значило, он все еще в этом убежден.       Он все еще пытался себя убедить.       Настроение ухудшалось ближе к осени. И здоровье. Медсестры все чаще стали просить Ло провериться у других специалистов, советовали своих коллег и знакомых. Потому что Трафальгар часто кашлял и хмурился больше обычного. Потому что Трафальгар стал выглядеть хуже своих пациентов — и это пугало.       В конце концов, молоденькая медсестра Перона насильно вытолкала его из операционных, лично записала на прием в другой больнице и пригрозила, что в случае неявки пожалуется на него начальству. Спорить с главврачом хирургу не улыбалось, поэтому Ло позволил усадить себя на заднее сиденье маленького Пежо, заволочь на второй этаж и впихнуть в кабинет.       Как будто от этого приема кому-то станет легче. Он и так знал, что ничего хорошего врач ему не сообщит. Ло и сам может понять, что болен. И лечиться не особо хочет.       – У Вас есть кому делать уколы?       Чернила выводили на бумаге названия препаратов, а Трафальгар тяжело вздыхал. Он более чем уверен, что Перона выканючит ему больничный или отпуск, а Михоук с удовольствием подпишет.       – Я медик. Сам могу справиться.       – При всем уважении, боюсь, до лопатки Вы не достанете. Если у Вас нет людей, умеющих обращаться со шприцами, наша больница готова предоставить Вам медсестру. Договоритесь, когда к Вам удобнее выезжать, и она…       Нет. Ло терпеть не мог чужих людей. Да еще и в собственной квартире. Тем более молоденьких глупеньких девочек, которые считают, что знают о медицине все, и еще имеют право с ним флиртовать. В такие моменты профессионал в Трафальгаре вставал на дыбы, ехидно расплевывая яд вокруг себя. Так что никаких медсестер.       С другой стороны, у Ло и правда не было знакомого человека с медицинским образованием, достойного доверия. Да даже с мало-мальски здравым понятием об элементарных уколах. Отвлекать на себя медперсонал собственной больницы низко. Он один; сейчас он понимал, насколько же он одинокий и замкнутый человек. Ну кто согласится, пусть даже поворчав, каждый день приезжать к нему и колоть неизвестную хрень? Правильно, никто. Разве что…       Женщина все что-то говорила, а Ло уже устал.       – Нет, — резко обрубая длинную тираду о предоставлении услуг, Трафальгар не спеша поднялся с места, — спасибо, мне ничего не надо. У меня… есть человек, способный… позаботиться обо мне.       Глупо. Глупо было вспоминать о нем; глупо было надеяться, что пару месяцев спустя он все так же поднимет трубку.       Глупо было хотеть, чтобы он поднял трубку. И приехал.       Глупо.       Набрать дрожащими пальцами знакомый номер трудно. Понять, как следует начать разговор, еще труднее. Побороть страх и жующую легкие гордость практически невозможно.       – Да?       Голос недовольный, он явно злится. Конечно, определитель номеров… Ло ловит каждую переменчивую нотку, почему-то чувствуя себя сейчас невероятно счастливым.       Маленький глупый Ло. Даже забыл буднично поздороваться.       – Ты свободен сегодня вечером?       Он будет делать вид, что ничего не видел тогда. Что вечерних объятий с Санджи не было. Он заткнет свою необоснованную ревность, потому что уже все равно. Ему просто нужна помощь.       – Что тебе?       – Хочу, чтобы ты приехал.       Зоро взорвался сразу же, с пол-оборота. Разгон от обиженной тишины до шипящего возмущения в пару секунд — у Трафальгара от неожиданности и страха вспотели ладони. Ророноа в ярости. И не то чтобы Ло его не понимал.       – А ты ни прифигел? Просто так звонить и сразу с порога? Тебя два месяца не было, ни слуха, ни духа; шляешься черти где со своими мужиками и сейчас думаешь, что я просто так приеду? Давай-ка так, ты идешь на…       – Мне уколы прописали. Ставить их некому.       Зоро запнулся, проглатывая последние, далеко не лестные слова. Помолчал, хрипло выдыхая, и отпил из ближайшего стакана глоток воды. Ло на другом конце трубки поджимал и кусал губы, стараясь ничем не выдать, что мелко дрожит от тайной отвратительной паники.       Молчали они долго, будто чего-то выжидая друг от друга.       – Сколько по времени?       – Колоть? Месяц. Один раз в день, по вечерам. Хочешь, я к тебе приезжать буду? Если что, затраты на дорогу возмещу. Могу еще…       – Завались, — Ророноа раздраженно взъерошил короткий ежик волос и обреченно выдохнул. — Место мне сразу спальное приготовь. И адрес диктуй. Я же у тебя еще ни разу не был.       Ло был готов на все, только бы уговорить его; и даже не ради этих пресловутых уколов, а ради очередного хищного взгляда или мимолетного прикосновения. Но на то, что Зоро с широкой подачи переселится к нему на целый месяц, был не готов. Поэтому адрес он диктовал долго, постоянно запинаясь и загнанно дыша, — Зоро пришлось терпеливо ждать.       И глупо улыбаться в кулак.       – Это шприц.       Зоро дернул бровью и вполне себе дружелюбно ощетинился.       – Совсем за идиота меня считаешь?       Ло недовольно посмотрел исподлобья на развалившегося напротив парня и раздраженно постучал пальцами по столу. Он паниковал, совсем немного, но вполне ощутимо; совершенно не мог совладать с собой.       – Нет.       – Тогда зачем со мной, как с маленьким?       – Надо же с чего-то начать…       И он имел в виду совсем не лекцию по уколам.       Зоро…совсем такой же, каким его помнил Ло. Каким видел еще два месяца назад. Голос, мимика, жесты, привычки — ничего не изменилось. Ни-че-го… Изменился, наверное, только Трао.       Между ними все кончено. Сейчас это просто необходимость в товарищеской помощи, даже не дружеской. Просто обстоятельства. Он убеждал себя в этом.       Они оба мысленно заключили сами с собой соглашения. Ло пообещал не провоцировать Ророноа, вести себя тихо и мирно, даже намека ему не подавая ни на тень скандала или открытого соблазнения. А Зоро силой воли выставил себе условие: не прикасаться без надобности и не желать, иначе он просто набросится на Ло голодным зверем и возьмет его сразу, без промедления.       Вот только на кой все это черт? Если они так сильно желают сорваться.       Первый укол стал испытанием силы воли для обоих. Довериться и взять ситуацию под контроль сложно, когда вы старательно разрушаете собственную действительность из-за юношеского максимализма. Пришлось долго примеряться, обхаживать друг друга кругами, принюхиваться и привыкать.       Никому из своих о странных обстоятельствах, из-за которых Зоро с работы возвращался не к себе домой, а к Ло, они не рассказали.       – Больно?       Ророноа аккуратно придерживал ватку кончиками пальцев, слегка надавливая на чужую спину. Ему потряхивало нижнюю губу, потому что колоть медицинские препараты кому-то кроме себя приходилось первый раз в жизни. Причем, судя по всему, болезненные медицинские препараты. Трафальгар, не в силах больше спокойно стоять на ватных ногах, оперся о ближайшую стену и попытался спрятать пылающее лицо; его разве что не подбрасывало от растекающегося по венам жара.       – Ло? Слышишь меня? — Зоро чуть придвинулся ближе, стараясь заглянуть сквозь сгиб подрагивающего локтя. — Сильно больно?       Ло отрицательно мотнул головой, пуще прежнего втираясь в локоть. Это либо боль, либо стойкое возбуждение.       Так сильно желая увидеть Ророноа, Ло опять сглупил.       – Горячо…       Зоро мгновенно отпрянул, чуть не выронив ватку из рук. Этот голос… Чертов соблазнительный голос с еле различимой хрипотцой. Как же хочется его…       И сейчас, отмечая, как встряхнулись его собственные руки и как горят алым кончики ушей под черными взлохмаченными прядями, как Ло тревожно вытягивается, каменея спиной, и как панически сокращаются мышцы под пальцами, Зоро осознавал — он и сам мгновение спустя расплавится. Губы зачесались.       Да. Спокойно этот месяц они не проживут.       Зоро наблюдал. Как когда-то в своей собственной квартире, как когда-то на общих сборах. Зоро ловил каждое движение Ло. Тот готовил по вечерам ужин на двоих, иногда читал книги вслух, помогал прибирать разбросанные документы перед сном. Разговаривал с ним, по крайней мере старался; так, будто между ними ничего не произошло. Ророноа делал ему уколы, специально дольше задерживая кончики пальцев на коже, у лопаток, на ребрах, — Ло никогда не смотрел ему в глаза. Хотелось прижаться ближе, вдохнуть глубже, вцепиться сильнее. Хотелось целовать. Останавливал бар, какой-то рыжий парень и злость в серых, дождливых глазах; хотя Зоро и не понимал, чем все это заслужил.       Приходилось признавать, что он здесь не для этого. Времена холодных звонков и вечернего секса на съемных квартирах подошли к концу; теперь их совсем ничего не связывает. Ему просто понадобилась помощь и все. Пройдет месяц — и они опять разбегутся, теперь уже без вариантов возврата.       И все равно хотелось целовать его.       Он обещал себе держаться. Но иногда, слыша ночью тихие, заглушаемые подушкой постанывания, он готов был сорваться и сломать все эти стены. Готов был признать свою вину и свое поражение, что бы это ни значило.       Что бы окружающие ни думали о Ророноа Зоро, его выдержки могло не хватить.       ***       Ло смотрел на выставленный посреди спальни чемодан с ненавистью. Последний укол, да? Но он не предложит ему остаться, не предложит начать все с начала или элементарно поговорить о том, что случилось три месяца назад. Зоро шуршал где-то на кухне, а лопатка неприятно пульсировала от только что введенного препарата. Одиннадцать вечера — самое время, чтобы распрощаться навсегда.       – Ну и катись, — в сердцах прошипел Ло, рассматривая пошарпанные колесики.       И даже не заметил скользящего изучающего взгляда.       Застегивая рубашку, Ророноа думал, что может заставить себя проскочить мимо. Ло жался к стене, пропуская его, давая шанс. До входной двери всего один коридор, за порогом свобода. Свобода от чего? Какая? Вероятно, та самая, которая ему не нужна.       Зоро шансом не воспользовался. Терять ему уже все равно нечего.       Когда ладони прижались к лицу, а сухие губы мазнули по щеке, Ло захотелось разреветься. Потому что он почувствовал себя ребенком, брошенным и преданным. Таким беззащитным и слабым. Ророноа тянулся к нему, как к спасительному кругу, вдавливал в стену, цеплялся онемевшими пальцами и ждал пощечины или удара. За то, что нарушил негласный договор.       Пощечины не последовало. Они только столкнули чемодан, из которого вывалились вещи.       – Мне нравятся поцелуи с тобой, — доверительно прошептал Зоро, лизнув огненные губы и прижавшись к дрожащему Трафальгару ближе. — Ты становишься таким покладистым.       А Ло ждал, что его разбудят. Ждал, что это окажется шуткой. Ждал злого укора и насмешки. Не дождался.       – Мне не нравится, — тихо проворчал он, пытаясь скрыться от всего мира в этих по-медвежьи сильных объятиях. Болезнь и нервы выцедили из него последние силы к сопротивлению.       – Что именно?       – Что ты со мной творишь…       «Это хорошо», улыбался ему в шею Зоро, и Ло чувствовал эту улыбку кожей. «Это прекрасно» — расцветало под руками на оголенной спине. «Так надо», стонало на самых низких вибрациях, пока пальцы цеплялись за широкие плечи. «Хочу» хрипло шептало в простыни. «Устал без тебя» ввинчивалось в затылок тяжелым дыханием. «Всего раз» молило укусами на ключицах. «Прости» рисовало синяками по бедрам. «Мы…» царапало татуировки, грызло губы, жевало легкие и срывалось на крик.       «…глупые» прошивало воздух в квартире электрическим возбуждением.       Глупые. Они оба.       ***       Лежать придавленным чужим плечом к мятой постели приятно. И до тошноты больно — от осознания того, что эта реальность все ближе к концу. Зоро утыкался носом в ямку у позвонков и лениво перебирал взмокшие волосы.       – С чего все началось? — сначала Санджи настаивал, что ему надо поговорить с Ло. Обязательно. Но злость брала верх и разговор не складывался. Сейчас осталась тягучая пустота; слова дались слишком легко.       Трафальгар молчал, рассматривая собственные руки. Как они к этому пришли?       – Ты с Санджи крутил, — честно обвиняет он и ждет, когда Ророноа встанет и хлопнет дверью.       – Крутил?       – Обжимался в переулке.       Зоро затихает, а потом устало выдыхает. Устало и понятливо. От этого волосы колышет мурашками.       – Ты приревновал.       – Ничего подобного! — тело взвивается, не обращая внимания на слабую боль в мышцах. Пытается выбраться из-под тяжести, пытается ускользнуть. Такой роскоши ему не дают. — Ты же… не моя собственность.       – Он хотел со мной встретиться. Сообщить важную новость.       – Меня это не волнует, — Ло твердо решил, что скоро уйдет.       – Остальным планировал сказать через неделю-другую, на встрече. На которой тебя не было. Хотя должен быть, — Зоро словно и не слышал едких вставок, продолжая силой удерживать Трафальгара в кровати.       – Зоро, хватит. Заткнись.       – Он был на седьмом небе от счастья. Так и светился, тупая поварешка.       – Пусти меня, — Ло сумел сесть. Но запястье крепко сжимали. — Мне надо идти.       – Сбегаешь? Ночью? — Ророноа неприятно оскалился, вспоминая себя, и вздохнул. — Это твоя квартира, дурень. Если хочешь, уйду я. Но ты меня выслушаешь.       Ло мотнул головой и отвернулся. Ему это не нужно, правда.       – И что же такого важного потребовалось от тебя Винсмоку, что вы выперлись ночью в подворотни?       – Интересно, что ты сам в этих подворотнях делал, — буркнул раздосадованный мужчина. Сел и совершенно обезоруживающе ткнулся лбом в опущенные печи. — Нами беременна. Третий месяц. Сейчас, пожалуй, четвертый. Он с таким воодушевлением выпрашивал, согласишься ли ты стать крестным… Я думал, фонари полопаются от его счастья.       Ло показалось, что его только что впечатали кувалдой в землю по самые уши. Какой еще, мать с похлебкой, крестный? Кто, он? Он же… сорвался на Санджи, когда тот позвонил. Наорал. Так на самом деле все это время… Черт.       – Лжешь…       Зоро в очередной раз вздохнул и неуклюже сполз с кровати.       – Дурень.       Трао смотрел на расцарапанную спину, покатые плечи и чертовски аппетитные ягодицы и плыл.       – Стой, — Ророноа уже натянул брюки и начал складывать разбросанные по полу футболки. — А ты? Ты же к Винсмоку ближе…       – Я и Лу и так для малыша как родные дяди. Усопп с Каей обещали организовать все, связанное с родами. Робин же записалась в няни. А Чоппа, — мужчина тепло улыбнулся воспоминаниям. — Чоппа всем твердит, что теперь он старший брат.       Чемодан застегнулся на молнию. Зоро надел рубашку. А Трафальгар все так же стоял посреди комнаты абсолютно голый.       – Я лоханулся?       Ророноа даже расхохотался. И тепло погладил и без того растрепанные после секса чужие волосы.       – Еще как.       Зоро пошел забирать щетку из ванной. Ло перекручивало.       – В следующий раз тебе стоит просто спросить. Говорят, это решает много проблем.       Пальцы скользнули по скуле, задержались на шее. Так любовно и обезоруживающе.       – Пока. Больше не болей.       Он прошел в прихожую, и сердце ударило куда-то в челюсть. Ло, ты так и будешь убегать? Или все же наконец признаешься себе?       Он опомнился, когда щелкнул замок. Рванул вперед, видя перед собой светлый прямоугольник открытой двери и темный силуэт желанной фигуры.       – Стой!       Он успел схватить чужое запястье. Горячая кожа обжигала пальцы, но Ло сейчас был готов купаться в раскаленном котле. Мимо прошли люди, может, соседи; Зоро с размаху захлопнул дверь, матерясь. Ведь Ло так и не оделся.       – Какого ты…       Трао никогда еще так не целовался. Словно в последний раз, словно сейчас у него все отнимут. Он кусал сухие губы, впивался в них, толкался языком. Сжимал лицо любовника ладонями, ощущая под пальцами колкую щетину. Чувствовал, как уверенно и нагло широкие ладони сжимают его ягодицы. Жесткие перчатки нетерпеливо тянут, оглаживают половинки и надавливают на податливые мышцы. Накатившее возбуждение неприятно терлось о грубую ткань куртки, и коже груди было болезненно холодно от молнии и замков. Зоро вжал его в себя и с раздражением вцепился в шею, оставляя там метку. Так, чтобы и воротником не скрыть. Ноги дрожали.       Ло казалось, что он сейчас порвется.       – Пока, — от их последнего поцелуя зудели губы.       – Не ухо…       – Остынь. И подумай.       Зоро ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Трафальгар со стоном сжал рукой пах и с огорчением подумал, что ему придется мастурбировать в одиночестве.       А в ванной понял, что Ророноа все же оставил свою зубную щетку. И гребанное зеленое полотенце.       И носки.       Через две недели Ло сам заявился к Зоро. Открыл дверь ключом, взятым у Робин (вытребованным шантажом — и нет, ему не стыдно), скинул у выхода обувь и рабочую сумку, решительно протопал в комнату и с удовольствием встал перед ошарашенным Ророноа. С компьютером на коленях, в растянутой футболке, в домашних шортах и тонких рабочих очках, тот был удивлен и растерян.       – Хватит, — торжественно выдал гость. Голос подводил и подрагивал. — Пора что-то менять.       Трафальгара колотило от холода. Сердце рухнуло и в миг взлетело, забив в самом горле. Эта тема… Он хотел этого и в то же время боялся. Он пришел сюда, чтобы все высказать, — и мечтал сбежать.       Зоро спокойно сдвинул очки на макушку и отложил документы. Жестом предложил чай, но Ло не пропустил его на кухню, заставляя застыть перед собой.       – Что именно?       – Ммм… Все?       – Ты сам-то понимаешь, что предлагаешь?       Трафальгар был настроен серьезно. Перед этим он встретился с Луффи и получил мощнейший подзатыльник и оскорбительную нотацию. Поговорил с Санджи, извинился, почувствовал облегчение, увидев понимающую улыбку. Нами капризно заявила, что она заговорит с Ло только после того, как он разберется с Зоро. И со своими чувствами.       Теперь он готов разобраться. Готов со всем покончить.       – Вроде как.       Зоро был спокоен, как монах на вершине Конго. И Ло осознал, что сам с собой парень уже давно разобрался.       – А чем рискуешь?       Одними губами Трафальгар прошептал «Всем».       Зоро все же проскользнул мимо него и начал заваривать чай. Ло стоял за его спиной и ждал. Хоть чего-нибудь; ответа, согласия, отказа, презрения, угрозы. Тот же методично сыпал сахар в кружку.       – Зоро, — плечи вопросительно колыхнулись. — Пойдем в кино?       Ророноа обернулся и долго всматривался в решительные глаза и поджатые губы. Шагнул ближе. Коснулся губами напряженной шеи, вдыхая соленую влагу кожи.       – Ты хорошо все обдумал?       – Я уже получил свое от Мугивары и не хочу больше слышать этого вопроса, — фыркнул Ло и нагло попытался спрятать руки в чужих карманах. — Либо ты соглашаешься с моим основательным присутствием в своей жизни, либо…       – Либо что?       – Либо, — неуверенно закончил Ло, так и не подобрав аргумента. Ибо крыть ему особо нечем.       Санджи убедил его, что все будет хорошо; Трао просто надо признать, что он трусливый, непонятливый идиот, не способный вовремя разобраться с собственными чувствами. Но Трао все равно боялся отказа — поэтому просто прижимался, намертво вцепив руки в ткань шорт.       – Ло, чего ты боишься?       – Что ты сожрешь меня своими чувствами, не оставив и косточки.       – На хрена мне сдались твои кости? — хохотнул Зоро, царапая душками очков вспыхнувшие щеки. — Мне нужен ты целиком.       – Грубиян.       – Недотрога.       Они так и стояли между комнат, а вскипевший чайник истерично пытался привлечь хоть чье-то внимание.       – Нормальные отношения так не начинают.       – Как?       – Два года секса и тут бац — приплыли…       – А мы особенные.       – Мы дебилы.       Под бумагами взвыл телефон, и Зоро с точностью до трехсот процентов был уверен, что это Санджи. Друг звонил ему четвертый раз за день и все пытался задать какие-то тупые вопросы. На что сам Зоро мог дать только тупые ответы.       Зоро знал, что Санджи просто волнуется. За них двоих.       – Я согласен, — дождавшись, когда закончится надоедливая мелодия, Ророноа кивнул и легко поцеловал подрагивающие губы. — С твоим присутствием в моей жизни.       И плевать, что они знакомы словно сотню лет. И плевать, что Ло впервые было так чертовски стыдно и волнительно. Он просто плавился, просто задыхался, просто искрился.       Он сложно любил.       – Зоро, я… я, — Ло трудный человек, это признавали все. Но это не значило, что ему самому легко. — Ну… тебя я… то есть…       – Да знаю.       Но Ророноа еще сложнее. Еще тяжелее и запутаннее. Это тоже приходилось признать.       Поэтому-то Ло необязательно все упрощать, переступая через себя. Достаточно крепко прижаться и, уткнувшись в грудь, шептать слова себе под нос. А Зоро будет ждать столько, сколько потребуется.       – Я тебя тоже.