Останься

Кофе горячий настолько, что от его зеркально-черной поверхности, окаймленной белым ободком толстых стенок фаянсовой чашки, поднимается пар. Он густой, прозрачно-молочный снизу и почти невидимый выше. Вместе с паром поднимается и запах – сильный, яркий, немного отдающий кофейным шоколадом. Запах дразняще щекочет ноздри, гладит воображение образом горько-сладкого блаженства, резковатого, потому что в чашке ни капли молока или сливок, но многогранного, потому что к черту традиционные схемы – ореховый и карамельный сироп в равных долях сплелись в бархатных завихрениях кофейной гущи, поднятых помешивающей напиток ложкой. Это обыденнейшее утреннее волшебство хочется попробовать как можно скорее, но еще слишком горячо, и Теодор де Вард ждет, медленно намазывая слегка поджаренный тост соленым мягким сыром с зеленью. Ведь что может быть лучше, чем соленый тост со сладко-горьким кофе? Уж точно не тост с джемом – Теодору никогда не нравилось, когда сладкого много, от этого десны сводит ощущением приторности. Но просто намазывать тост было делом слишком незатейливым, чтобы по-настоящему занять время, поэтому на небольшой тонкой панели кухонного телевизора шли новости. Жизнерадостно улыбающаяся ведущая, фамилию которой Теодор постоянно забывал, а потому про себя называл ее фамильярно Лаурой, по имени, бодро и почти торжественно рассказывала о недавнем прорыве в адаптации пользователей Ирриума к новому уровню реальности. - …и это позволит в дальнейшем расширить платформу образования, включив в пространство учащихся младших классов, которым ранее доступ в Ирриум давался только на ограниченные промежутки времени, - заявила Лаура. – Мы продолжим следить за обновлениями в Системе и держать вас в курсе. А теперь – Йорис Вебер с обзором экономических новостей… Теодор выключил телевизор и отвернулся. Раньше он прикипел бы к экрану, впитывая в себя малейшие крохи информации. С тех пор, как он купил этот канал и всю его огромную сеть дочерних каналов, необходимые сводки поступают к нему раньше, чем начнутся съемки прямого эфира. Одно маленькое усилие воли, чтобы активировать имплант годы назад заученным наизусть индивидуальным паролем, и все возможности его медиа-империи к его услугам. Не выходя из небольшого, практично и стильно смоделированного с учетом всех его запросов кабинета в киберпространстве. Шесть. Четыре. А. Восемь. Дабл ю. Бэ. Один. Образы букв и цифр вспыхивают под закрытыми веками неоновыми очертаниями, и он не может точно сказать, игра ли это воображения или проекция Ирриума в его сознании. Три. Омега. Девять. Девять. Цэ. Ку. Ипсилон. Ноль. Последовательность длинна и усложнена тем, что в ней использованы буквы разных алфавитов. Иногда попадаются такие, что становится страшно при мысли, что это придется повторять снова и снова. Собственно, для таких людей – а их подавляющее большинство – и придуман «спящий режим» импланта: ты не входишь в Систему и не выходишь из нее, ты живешь одновременно в двух реальностях – просто одна из них вежливо ждет, если ты сильно занят чем-то в другой. Вот только вопрос, какая именно. Теодор был более чем уверен, что не Ирриум. Аче. Эррэ. Семь. Девять. Два. Альфа. Эс-цэт. Пять. О. Многие считают его слишком закрытым человеком. Была бы их воля, называли б недоверчивым к технологиям, а то и ретроградом, но вот неувязка – он был одним из первых, кто вживил себе имплант Ирриума. И это не спишешь на пиар – он тогда был простым добровольцем и не то что не был знаменитостью, но даже не начал еще заниматься бизнесом. Нет, главной причиной, по которой он всякий раз, закончив дела, «убегал» из той реальности, была вовсе не паранойя на тему того, что киберпространство вытесняет собственно сам мир и недолго до мирка вроде пресловутой «Матрицы». И даже не боязнь, что кто-то залезет к нему в голову. И не опасение, что в результате сильного эмоционального всплеска, выброса адреналина или сбоя в программе имплант вдруг «проснется» и выкинет его из реальности в Ирриум сам. Эс. Три. Ноль. Йот. Эль. Восемь. Ха. Жи. Два. Эш. Четыре. Ланге-эй. Нет, все было намного проще. Семь. Сигма. Три. Пять. Ю. Ноль. Джи. Лямбда. Энье. Один. Э. Девять. - Добро пожаловать в Ирриум, Тео, - звучит нежным полушепотом возле уха, и это самая приятная музыка из всего, что могло бы прозвучать после затяжной тишины, потраченной на вхождение в Систему. Кухня стремительно меняется. Шкафчики и тумбы отодвигаются назад, одновременно утончаясь и растягиваясь широкими панелями по стенам. Плита, словно взорвавшись изнутри, распадается на шар меняющих фактуру и очертания обломков. На секунду эти обломки перестают разлетаться, зависают каким-то подобием легендарной, вошедшей столетие с лишком назад в пантеон величайших символов культуры, Звездой Смерти, а потом быстро устремляются к центру, и вот это уже не плита, а добротный рабочий стол из мореного дуба. Одна из стен дрожит, по ней – совершенно бесшумно расползаются трещины, но Теодору кажется, что он слышит треск и грохот, с которым трещины растут и обращаются огромной стеклянной стеной, за которой растительность в саду вдруг опадает куда-то вниз. А, точнее, это комната взмывает на много этажей вверх… Когда все заканчивается, он стоит посреди кабинета на вершине небоскреба, и благородная, сдержанная роскошь обстановки в точности повторяет его офис в Нью-Йорке. Офис, где он не бывал уже пятнадцать лет. И только чашка с кофе, все еще чуть парующая, стоит на серебряном подносе, а тот – на изящном кофейном столике. - Ты все играешь с декорациями, Стефан, - хмыкает он, и его собеседник с тихим смешком материализуется в добром метре от пола, легкий и тонкий, словно прилегший на завихрения воздуха остроухий сильф. Он и выглядит соответственно – рубашка с пышными рукавами, штаны без малейшего намека на молнию или карманы, перехватывающий пояс широкий кушак, кокетливые полусапожки с задорно загнутыми кверху мысами, неизменная шляпка совершенно причудливого вида… Вертикальные зрачки?.. - Хэллоуин, Тео, - поняв его замешательство, объясняет Стефан, и поза, в которой он полулежа устроился в воздухе, словно на подушках в какой-нибудь восточной кофейне, становится будто бы более игривой. Хотя куда уж игривей. - Еще даже не тридцатое, чтобы… - возражает он резонно, но Стефан улыбается нежно и одновременно печально, и он замолкает, не договорив. - К восьмому десятку лет ты стал, кхем, слегка придирчив, - кашлянув в ладошку, замечает Стефан, но смотрит по-прежнему тепло. И от этого, наверное, только больнее. - Ты поэтому предпочел перерисовать меня двадцатилетним? - уточняет де Вард, хотя, конечно, не стоило бы. Но Стефан не обижается. По крайней мере, так кажется, потому что он поправляет: - Тридцатилетним. Если точнее, то так ты выглядел в тридцать шесть. Да, на первый взгляд кажется, что Стефан не задет. Но потом он делает замечание, которое щелкает по носу так звонко, что сразу спускает взлелеянное самолюбие с небес и заставляет вспомнить, что помимо собственного «здравого эгоизма» есть эгоизмы других: - После шестидесяти восьми ты себя подзапустил, Тео. Я решил, что маленькое напоминание о прошлом тебя взбодрит. В конце концов, не одному же тебе пользоваться положением. Теодор вздергивает бровь. Сейчас у него это получается не так эффектно, как в молодости, но Ирриум этот момент исправляет. - Как все граждане равны перед законом, - усмехается он, - так и все пользователи Ирриума равны перед условиями пользовательского соглашения категории один? - Именно так, - подтверждает Стефан. – А ты обзавелся эскортом в виде пользователя пятой категории. Между прочим, 99,7% пользователей даже не подозревают, что пятая категория вообще существует. - Если бы они внимательно читали пользовательское соглашение, они бы поняли, - фыркает де Вард и, все-таки взяв чашку с кофе, делает большой глоток. Вкус, запах, консистенция и даже температура – все великолепно. Пожалуй, даже лучше, чем у него получилось в действительности. Только привкусом искусственности на языке лежит осознание, что кофе в чашке не убывает. - Никто не читает пользовательское соглашение внимательно, - разводит руками Стефан. – Смешно сказать, но большая часть людей вообще предпочитает его не читать. Мир стал таким беспечным. Люди боятся, как бы кто не узнал их элементарнейший пароль от тайника с глупыми фотографиями, но без страха доверяют Системе свой разум, даже не удосужившись узнать, что она может с ним сделать. Когда мы начинали, люди такими не были. - Именно поэтому я знаю разницу условий между соглашениями по варианту 1.1.0.1а. и 1.1.0.1б., что по умолчанию выбирается первый, а при выборе второго по запросу пользователя каждый вход в Систему сопровождается приветствием создателя, заключившего соглашение, - усмехается Теодор снова. – И, раз уж зашла об этом речь, то я не понимаю, почему ты на эту тему иронизируешь. Таких пользователей, как я, сейчас единицы, и не с каждым у тебя соглашение. Это совершенно не обременительная обязанность, не так ли? - Ты прав. – Стефан замечает хорошо знакомый им обоим жест, и по мановению его руки Теодор получает сигарету и зажигалку. – И я рад, что получаю на это запросы и могу тебя по ним найти. На самом деле, пользователей по протоколу 1.1.0.1б. у меня почти и не осталось. Собственно, только ты один. Де Вард слушает, присев на край стола и куря. Кофе он уже выпил, сколько хотелось, и не пустевшая чашка, опущенная на столешницу рабочего стола, сейчас девственно чиста, словно ее только что достали из шкафчика. Надо же, он один… Последний пользователь Ирриума, который общается с одним из творцов Системы, зная, кто он такой, а не принимая за такого же рядового пользователя первой категории. Последний, с кем Стефан может быть самим собой и не ограничивать свою фантазию и прихоти рамками возможностей обычного пользователя, ведь продемонстрировать себя во всей красе значит буквально заявить во всеуслышание: «Я бог этого мира!» - много ли людей способно пережить встречу с богом? А способен ли ее пережить сам бог?.. - У Иисуса не получилось, - с неловкой улыбкой шутит Стефан, и Теодор вспоминает, что создатели Ирриума при желании могут читать проекции мыслей пользователей, которых курируют, напрямую. Эта мысль настолько пронзительна, что по спине пробегают мурашки. - Раньше ты говорил, что не станешь читать реплики из чужих голов, если только не случится какое-то ЧП, - замечает он, пристально глядя на Стефана. Тот весь как-то съеживается, поджимает ноги. Это могло бы казаться странным, но не кажется, потому что «раньше» - это когда Стефан был жив. - Раньше, - чуть дрогнувшим голосом отвечает он, - ты не молчал так мучительно. Или это мне не было так одиноко. Я не знаю, в чем тут дело. Сигарета неожиданно исчезает из руки де Варда, хотя он не посылал Системе никакого мысленного импульса на этот счет. Но это даже хорошо, потому что он рывком поднимается со стола – по украшенным ненавязчивой резьбой панелям водяными кругами проходятся помехи – и ловит Стефана на руки. Он знает, что это не происходит на самом деле. И вовсе не потому, что Стефана, самого молодого из создателей Ирриума, сорок лет назад сбил насмерть пьяный водитель – к тому времени в Ядро Системы уже были полностью загружены буквально все его данные, и реплика Стефана в Ирриуме, по сути, идентична ему настолько же, насколько идентичен человеку его клон. Дело в нём. Это он, Теодор де Вард, дубликат в Системе. Поразительно искусственный и чужеродный здесь, рядом с таким однородным Ирриуму Стефаном. Он все это знает, но позволяет себя обмануть. Стефан у него на руках все такой же маленький и легкий, как раньше, и ровно так же сначала торопливо хватается за его плечи, словно боясь, что его сейчас уронят, а потом, когда Теодор прижимает его к себе крепче, расслабляется и плавным, оглаживающим движением скользит ладонями от плеч к основанию шеи, за спину… обнимает его, прижимается на мгновение губами к щеке. - Останься, - проникновенно просит он, и от его золотисто-рыжих волос упоительно, как раньше, пахнет яблоком и мятой. Теодор слушает, из-под полуприкрытых век глядя, как разливается за окном офиса кроваво-красный, как похожие на пышные розы махровые тюльпаны сорта Абба, что он каждый месяц приносит на могилу Стефана, закат. - Я не могу полностью перенести твою личность в Ядро, протоколы фиксируют объем, - Стефан роняет слова тихо и медленно, как слезы, - но я могу сохранить большую часть. То, что ты выберешь сам. Этого должно хватить, чтобы при отрыве импланта от Системы ты остался в Ирриуме… Закат угасает остывающими углями, из кровавого становясь винным и переходя в черноту ночи. Стефан смотрит на него, смотрит широко раскрытыми глазами, молящим взглядом. Теодор буквально ощущает тоску, которой от него веет. Ночь за окном черна и беззвездна. - Если мы это сделаем… - спрашивает де Вард, и почти угасшая полоска красного разгорается с новой силой, а тьма предрассветно светлеет, подстегнутая надеждой Стефана. – Какую долю моей памяти удастся сохранить без мощностей Ядра? Стефан молчит с полминуты, а потом, опустив голову, покорно называет цифры. Нежно-розовый рассвет, едва забрезжив, искажается грязно-карминным рисунком теста Роршаха. Теодор не может утверждать наверняка, но Стефан, скорее всего, еще раз прочел его реплику и понял, что он, воспользовавшись связями, смог однажды взглянуть на отчеты по встраиванию личности в Ядро. Тот конкретный касался не Стефана, но какая разница. - Меньше четверти, - заключает он, подходя к окну и почти укачивая Стефана на руках. – Это буду уже совсем не я. И ты не дополнишь меня, как бы ни старался что-то вложить дополнительно. Я последние сорок лет только этому вопросу и посвящал свободное время, зайка, - грустно улыбается он, - поэтому кое-что понимаю. - Тогда останься в спящем режиме, - просит Стефан, уткнувшись носом ему в шею, спрятав лицо от волнообразно затягивающих небо свинцово-серых облаков, которыми локализованные где-то в иных областях Ирриума другие создатели маскируют его влияние. – Позволь мне хотя бы отдаленно чувствовать тебя. - Тогда Система не будет перенаправлять тебя ко мне, - возражает он, поглаживая осторожно Стефана по спине. – И уж тем более тебя не смогу позвать я. После этих слов Стефан замолкает надолго. Небо становится дождливо-серым, толпа внизу местами окрашивается цветастыми кругами зонтиков. - Люди так мечтают о бессмертии… - произносит Стефан неожиданно, все еще прячась от Ирриума за его плечом. – А я ненавижу своё. Я о нем не просил. Но управлять Ирриумом извне так никто и не научился, а человеку со стороны, чтобы познать Систему и научиться с ней взаимодействовать на уровне администратора, не хватит и полувека. Поэтому и нужно Ядро. И создатели Ирриума – уже давно не живые, но и не мертвые. - У тебя встреча с советом директоров через два часа, - замечает Стефан, уловив очередной импульс. - На дорогу нужно сорок минут, - лжет Теодор. На самом деле на дорогу нужно полчаса. Но ему нужно хотя бы десять минут, чтобы суметь прийти в себя: не так-то просто, пробыв какое-то время сильным молодым мужчиной, не обремененным ни немощью, ни болезнями, да еще в компании вечно молодого и всемогущего фактически в Ирриуме любимого человека, вернуться в реальность и осознать себя иссушенным постоянным курением, кашляющим одиноким стариком. Но Стефану это слышать не стоит. Знать – еще может быть… Но не слышать. - Итого… Час двадцать в остатке, - подводит итог Стефан и, наконец, поднимает голову и смотрит смиренно и безнадежно: - Останься. Хотя бы на это время. Теодор целует его. Спокойно и нежно. - Останусь.