Лепесток, воспоминания и ветвь хмеля

Чонгук помнит что было пять лет назад лучше, чем что было вчера. Солнце лизало щеки, сочная зеленая трава, перешептывающаяся с ветром, совсем не колола ступни, огрубевшие от постоянного бега босиком. Чонгуку исполнилось одиннадцать, когда он впервые встретил принца. На настоящем коне. У принца были розовые волосы, мягкие черты лица и приятный голос. Он трепал смольно-черные пряди на голове мальчишки, рассказывал красивые истории и давал кормить яблоками Ветру, коричневую старую лошадку, которая казалась огромной рядом с маленьким Чонгуком. Принц разрешал гулять с ним и его друзьями: вредным алхимиком, странным звездочетом и придворным учителем танцев. Алхимик постоянно ехидно спрашивал, зачем принцу ходить с малышней, курил какую-то трубку, выдыхая густой фиолетовый дым, и спал на улице, подстилая под себя куртку. Чонгук больше любил звездочета – они вмести искали рифмы ко всем словам на свете: «молоко, легко, глубоко», а учитель танцев любил его – гибкое тело младшего легко повторяло движения, запоминая. Остальные казались бревнами с ручками рядом с ними. Принц любил всякие вкусности, частенько принимая гонцов с заморской едой. Алхимик частенько шутил, что у того «харя треснет», а Чонгука аж передергивало немного, говорить так про холеное красивое лицо было кощунством. Все было хорошо, пока принц не заболел. Он не рассказывал Чонгуку об этом, но мальчик сам видел, как тот красиво выплевывает белые лепестки тюльпанов, упругие, свежие, они лишь немного блестели от слюны, поэтому младший украл один, вытерев об рубашку и высушив между страниц своей любимой книжки со сказками. Красивый принц даже болел красиво, но лечиться не хотел, Чонгук слышал, как за это на него кричит алхимик, звездочет мнется рядом с ними, тихо пытаясь внушить что-то, наверное, важное. Ему принц улыбается, и Чонгук видит, что в глазах того нет страха, только растворена капля печали, и становится страшно – его принц ведь умрет. Все умирают, если не лечиться. Однажды цветок застревает внутри принца, тот почти задыхается, но его спасает учитель танцев, просовывая пальцы в горло и вытаскивая оттуда белые окровавленные комья. Это вовсе не красиво и очень страшно, но Чонгук не плачет. Он не плачет, когда принца увозят в Сеул, а звездочет поясняет, что тому нужно в очень хорошую больницу чтобы вылечиться. Чонгук тогда спросит, вернется ли принц, а алхимик неожиданно тепло обнимет его и скажет, что они сами когда-нибудь навестят его. Но это случается не скоро. За пять лет мало что поменялось. Алхимик «Минюнгихеооон», как зовет его Чонгук, по прежнему любит поспать на заднем дворе дома, под тенью яблони, подстелив под себя куртку. Разве что курить бросил, как сам говорит – он не позволит вредным привычкам управлять собой, только младший видит, как тот шарит по карманам когда нервничает, находит только чупа-чупс и смачно ругается матом. «Не самый лучший пример для подражания», осторожно говорила мама Чонгука. Но он не беспокоится об этом, потому что его хёны – гении. Звездочет взял себе крутое прозвище – Рэп Монстр, из-за чего Юнги над ним добродушно посмеивался. Он не перестал играться со словами, только теперь умеет их говорить со скоростью очереди пулемета. - Сладкая слива слаще самого сладкого сахара. – Чонгук даже не улыбается, глядя, как тот бормочет под нос и пишет строчки в блокнот. У этого хёна началась мания на монофоны и кажется это увлекло его больше чем полностью. Хосок до сих пор танцует, учит танцам, дышит танцами. Младший использовал это по максимуму, когда «У нас конкурс, хен», «помоги, хен», «я хорош, хен?», «я перетанцую тебя, хен». К слову, до сих пор не перетанцевал, у того словно неутихающий мотор внутри. Рельсы позванивают под колесами скоростного поезда, направляющегося в Сеул. Юнги с Хосоком спят на верхних полках, пытаясь даже во сне пересопеть друг друга, а сам Чонгук ест лапшу, громко прихлебывая бульоном. Они едут к Сокджину. Тот недавно связался с ними и пригласил к себе, пока у Чонгука каникулы. Парни собрались буквально за два дня, только поставив опешивших родителей в известность. Младший знал, как хены могут воздействовать на разум и жалость взрослых, расчетливости им не занимать. Но на самом деле, если бы не разрешили, то он бы сбежал. Сокджин, хоть и не был рядом, но постоянно присутствовал в мыслях мальчика. Чонгук говорил с ним, делясь сокровенным, ведь он знал, что хен поможет ему и не осудит, если что-то не так. Пейзажи сменяют друг друга, оставаясь в воспоминании одним смазанным пятном, а в кончиках пальцев скапливается волнение. Чонгук много читал, пытаясь понять суть странной, даже жуткой болезни, рассматривал иссохший лист, а потом поздно вечером спросил Намджуна – кто? Кто не смог полюбить Джина, отчего их принц почти умер? Тогда старший поправил очки и сказал тихо: «Понимаешь, в том, чтобы любить того, кого ты хочешь, нет ничего плохого. Сокджин любил одного парня, они вместе учились. Но тот считал, как и многие, что отношения могут быть только между девушкой и парнем, остальное все не правильно. Хотя я не уверен, что хен даже признался ему, сам все переживал и держал в себе. Да только чувства не удержишь, тем более такие». Они тогда полночи проговорили, Чонгук жадно впитывал в себя горьковатую на вкус реальность – она даже пахла терпко, как смесь липкого ствола подсолнечника, речного рогоза и кофейных зерен из кружки Рэпмона. Он был подростком, но отдавал себе отчет – то, что он испытывал к Джину, не было любовью в полном смысле этого слова, как нельзя влюбиться в певца, видя его только на экране. Это был очень качественный суррогат, поэтому он ждал, когда станет взрослым, чтобы увидеть его и понять, подвести черту странным ощущениям – уничтожить поле белых тюльпанов или вырастить на их месте настоящий сад с разноцветьем и яблонями (прям как у Минюнгихена). Чонгук мысленно воспроизводит в голове те письма, которые присылал им хен, зачастую обращаясь сразу ко всем, но бывало с аккуратных ровных строчек соскальзывало его имя, и тогда юное сердце взволнованно замирало. Это были те крупицы, что он сохранял, как лепесток, который пришлось спрятать в рамку, чтобы тот не рассыпался от постоянных прикосновений. Хен встречал их на вокзале, словно ни капли не изменился, даже розовые волосы до сих пор переливались на солнце в сиреневые оттенки. Чонгук тогда взглянул в его глаза, жалея, что не видит лицо за маской. Зачем эта маска он понимает позднее, после: «Куда вы дели моего маленького Чонгука?», «Ты все такой же ворчун, Юнги» и неловкого Джуново: «Солнышко Сокджин спустя столетия снова собираюсь сказать – скучали!»; после поездки по Сеулу в частный сектор, к светлому небольшому домику. Джин снял маску и словно замешкался, оборачиваясь к парням. - Это что? – Наконец подал голос нечуткий Юнги, нарушая неловкое молчание. - Все-таки треснула. – Прошептал с театральной паузой Джин и все словно очнулись, даже посмеиваясь. Напряженная тишина растворилась почти сразу, но Чонгук еще засматривался невольно на тонкие шрамы, идущие ото рта, и правда как трещинки. Жалость обняла его за плечи, отчего он чувствовал себя немного скованным, но это всё еще был его любимый хен. Завтракали они на веранде в окружении белых тюльпанов, уже живых, которые росли из земли, а не в его принце. Чонгуку было приятно ощущать, как чувства, что он хранил в себе, вызревали и твердели, словно кристаллы под воздействием теплых улыбок, тембра и заразительного смеха, по которым он скучал, которых его лишили в свое время. В каждой его клеточке отзывалось то, что он хочет защищать принца от всех проблем, как верный рыцарь, охранять цветы в его саду от каждого дуновения ветра, как влюбленный в принцессу дракон. - Сокджин-хён, я тебя кажется люблю. Он улыбается как чертенок, сверкая темными глазами, не замечая, как все перестали есть, с недоумением синхронно вертя головой с самого младшего на самого старшего. Но на то он и был любимым младшим братом для них, чтобы просто смириться. И пусть у них впереди много сложностей - любовь Чонгука порой буйный хмель, которому не страшны капризы природы, она вьется, оплетая и разрушая камни, из которых возведена башня, спрятавшая принца внутри. Цветущий хмель, нежный запах которого оседает на медовой коже, покрытой стыдливыми мурашками. Жгучий хмель, чьи красные длинные следы так похожи на царапины-метки, оставленные ногтями на спине…