***
Балтимор, три года спустя Беделия сидит за столом в своём рабочем кабинете и внимательно разглядывает лицо Уилла Грэма. Она сознательно не стала говорить с ним в гостиной. Широкий письменный стол — стена, за которой Беделия чувствовала себя в безопасности. У Уилла большие и очень усталые глаза, взъерошенные волосы, а на лбу тонкий аккуратный шрам от хирургической пилы. Другой его шрам, оставленный Ганнибалом, скрыт под чудовищной клетчатой рубашкой, но Беделия знает о его существовании. На нём так много его отметин, тогда как у самой Беделии на теле нет ничего, что могло бы подтвердить её близость с Ганнибалом, точнее, принадлежность ему. — Кажется, я начинаю догадываться, почему Ганнибал выбрал именно вас. — Она понимает, что их обоюдное молчание не может быть бесконечным. — Вы не убийца, но вполне способны отнять жизнь. Уилл Грэм смотрит на неё своими влажными глазами, и исходящее от него обаяние раненого животного словно заполняет комнату целиком: — Каждый на что-то способен, доктор Дю Морье, вам ли не знать. Убить можно и из жалости. Она понимает, что Грэм уже разгадал её секрет. Теперь Беделия уверена: дар Уилла проникать в чужое сознание тут ни при чём. В этом человеке есть особенная притягательность, странное очарование, которое делает её беззащитной. У Беделии нет такого оружия, и биться с Грэмом за сердце Ганнибала бесполезно, но отступить, тихо уйдя со сцены, она всё ещё не готова. — Вы убили Рэндалла из сострадания? — Он напал на меня. Я просто защищался. — Уилл безразлично пожимает плечами. — Так же, как и вы. — Но вы хотели убить Ганнибала. Он кивает с тем же отстранённым равнодушием. — Да, но у меня не вышло. — Смогли бы спокойно жить дальше, если бы «вышло»? — О, я и сам мечтаю узнать ответ на этот вопрос, — его улыбка напоминает болезненный спазм. — Вы нуждаетесь в нём, не так ли? — Беделия встаёт из-за стола и подходит к окну. Ей кажется, что в комнате совсем не осталось воздуха. — Мне его не хватает. — Уилл тоже поднимается, внимательно за ней наблюдая. Беделия буквально чувствует его взгляд спиной и затылком. — Чего именно? — Она резко оборачивается к Грэму. — Ганнибала. Этой ночью Беделия видит странный сон. Их спальня во Флоренции полна улиток, а на потолке зияет огромная рваная дыра, сквозь которую в комнату льётся тусклый лунный свет. Они лежат на кровати втроём — Беделия, Грэм и Ганнибал, — и по их обнажённым телам медленно ползают улитки, слизывающие кровь, потому что все трое мертвы.***
Балтимор, несколько дней спустя Беделия принимает его в гостиной: в отличие от мистера Грэма, Джек Кроуфорд не представляет для неё никакой угрозы. Джек напряжён; он не хотел приходить, но что-то вынудило его ответить на приглашение, и теперь Беделию будоражит любопытство. Она собирается предложить Джеку виски. Если он воспринимает свой визит как чисто служебный, то, разумеется, откажется, а если нет — возможно, Беделии удастся заручиться его поддержкой, и тогда она сможет вывести Уилла Грэма из игры. — Виски, мистер Кроуфорд? — Беделия с мягкой улыбкой протягивает Джеку бокал, и он нехотя принимает его, озабоченно хмуря лоб. — Прошу, присаживайтесь на диван, я не отниму у вас много времени. Он садится, тяжело переводя дух, и ставит бокал на подлокотник. — Всё же мне как-то странно видеть вас на свободе, доктор Дю Морье, — Джек обводит комнату взглядом, словно не узнавая её. Холодная улыбка Беделии будто примерзла к лицу: — А мне всё ещё немного странно, что вы живы, мистер Кроуфорд. Не понимаю, чем я вам не угодила. В Италии я была не в себе, да и никаких обвинений против меня не выдвигалось. Если чувства к Ганнибалу — преступление, то Уиллу Грэму самое место за решёткой, не находите? Джек неловко кашляет и смотрит на неё исподлобья: — Нахожу. По парню-то давно психушка плачет, но он нам всё ещё нужен. А вот вы, боюсь, нет. — Я знаю, что он снова встречается с Ганнибалом, — прикуривая сигарету, Беделия элегантно закидывает ногу на ногу. — Да, — Джек кивает, не сводя с неё глаз, — под наблюдением доктора Блум. Она позволяет себе усмехнуться. — Доктор Блум… Вы считаете её хорошим специалистом? — Лучшим. — Джек наконец-то отпивает из бокала. — В ФБР, во всяком случае. Глядя ему в глаза, Беделия медленно выпускает из лёгких сигаретный дым: — Еrrare humanum est — человеку свойственно ошибаться. — Как и всем нам, — по его лицу сложно понять что-то определённое, но Беделии кажется, что Джек Кроуфорд уже заглотил наживку. — Вам известно что-то, чего я не знаю? В другой жизни они с Джеком могли бы лучше понимать друг друга, но теперь он и она оказались по разные стороны баррикад, вне добра и зла, просто подвешенные за тонкие ниточки над пропастью в пустоте. То, что ниточки эти вот-вот порвутся, вовсе не делает их союзниками. — Их сближение опасно. Возможно, оно даже смертельно опасно — для меня, для вас и для доктора Блум, разумеется. Уилл Грэм нестабилен, рядом с Ганнибалом он как его продолжение, утраченная половина чего-то целого. Вот увидите, скоро Уилл попросит вас выпустить Лектера, найдёт какой-то весомый предлог. Он будет думать, что действует по собственному плану, но предупреждаю: и Грэм, и вы лишь пешки в игре Ганнибала. Финал этой партии — смерть для всех нас. Нужно запретить им общаться, и чем скорее, тем лучше. Она вдруг вспомнила, каким увидела Уилла, когда он ещё находился за решёткой. В тот день она почти коснулась губами его лица. — Доктор Блум считает, что Уилл сейчас стабилен и не настолько зависим от Лектера, как раньше. В её мнении я уверен. Джек снова отставляет бокал, словно невзначай взглянув на часы. — А вот я уже ни в чём не уверена, мистер Кроуфорд, — ей нетрудно сохранять самообладание, но Беделии нужен некий драматический эффект, финальный штрих, чтобы убедить Джека перейти на её сторону. — Ганнибал сдался для того, чтобы Грэм нашёл его, и, несмотря на всё сопротивление, Уилла влечёт к тому, кто его создал. Они как разноимённые заряды притягивают друг друга. Ганнибалу тоже нужен Грэм — в каком-то смысле, он им одержим. Она поднимается на ноги слишком поспешно, словно выдавая свои эмоции, однако Кроуфорд лишь раздражается, явно не желая принимать новые правила игры. — Послушайте, Беделия, Лектер не Саурон, а Уилл Грэм не Кольцо Всевластья. Ганнибал, конечно, дьявольски хитёр, но переоценивать его не стоит. Уверяю вас, ФБР полностью контролирует ситуацию. Он встаёт, с недовольным видом поправляя пиджак. — Недооценивать его — вот что действительно страшно! — Беделия повышает голос впервые за очень долгое время. — Приняв план Уилла Грэма, вы совершите чудовищную ошибку! — Я обещаю хорошенько обдумать всё, что вы мне сказали. Джек прощается, холодно пожав ей руку. Когда Кроуфорд покидает комнату, Беделия берёт его стакан и выплёскивает виски на пол гостиной.***
Балтимор, то же число, половина третьего ночи Беделия лежит на кровати и смотрит в потолок широко раскрытыми глазами. Она понимает: в страхе за свою жизнь нет ничего постыдного. В конце концов, самосохранение — один из древнейших человеческих инстинктов, но ей всё ещё нелегко принять, что кто-то другой занял то место, которое она, пусть и незаслуженно, считала своим. Теперь, когда у Ганнибала снова есть Уилл Грэм, Беделия стала лишней. Она и раньше была не особо ему нужна, а теперь превратилась в опасного свидетеля и олицетворение никчёмных воспоминаний о времени, прожитом «без него». Беделии тяжело от мысли, что её можно вышвырнуть, выставить за дверь, как нашкодившего котёнка. Всё, что она заслужила, по мнению Ганнибала, — это смерть от его руки. Из лечебницы он присылает Беделии открытки к праздникам с настойчивостью, достойной дальнего родственника, рассчитывающего на наследство. В каждой из них скрыт подтекст: «Тебе осталось немного, дорогая моя Беделия, распорядись этим временем правильно». Она хочет мести, хочет причинить боль им обоим или, по крайней мере, лишь одному из них. Таков её замысел. Беделия протягивает руку и, включив ночник, долго листает толстый телефонный справочник. Наконец она берёт сотовый и быстро набирает номер. — Алло? — мужской голос в трубке глухой и заспанный. — Господин Цильх? — позвонив бывшему пациенту Лектера, она совершенно спокойна. — Да, это я. Кто говорит? — Человека, спавшего с вашей женой, зовут Уилл Грэм. Удалив одноразовую сим-карту, Беделия кладёт трубку на тумбочку и закрывает глаза. Погрузившись в сон, она снова видит себя у камеры Уилла Грэма. Сейчас его красивое, но болезненно-бледное лицо — олицетворение тоски и какой-то странной отчуждённости. С минуту они смотрят друг на друга, потому что никакие слова уже не нужны. Уилл подходит к решётке так близко, что Беделия чувствует на своей щеке его дыхание, ровное и чистое, как у ребёнка. Она целует Грэма в губы, он отвечает, и в эту минуту Беделия точно Иуда, целующий Христа.***
Балтимор, хирургическое отделение больницы Джона Хопкинса Она проходит в палату с букетом цветов в руках. Беделия не очень любит розы, но для такого, как Уилл, сочла их наиболее подходящими. Цвет выбранных ею бутонов тёмно-алый, почти чёрный. Когда Беделия кладёт букет на тумбочку рядом с больничной кроватью, Грэм открывает глаза и прежде, чем что-то сказать, с минуту смотрит на неё безо всякого удивления. — Как вы, мистер Грэм? — она присаживается на стул, внимательно разглядывая его лицо. — Мне сказали, Ганнибал в который раз пытался убить вас. В ответ Уилл лишь устало переводит взгляд на букет, стараясь дотянуться рукой до одного из бутонов: — Нет, это был не он. Боюсь, это сделали вы. Его пальцы осторожно поглаживают нежные тёмные лепестки. На руках, груди и лице Грэма видны свежие шрамы и многочисленные ссадины. — Вот как? — Беделия едва заметно приподнимает бровь, внешне она спокойна. — Но кровавый ревнивец Клаус Цильх был его пациентом. — Да, но звонили-то ему вы, доктор. Он всё ещё трогает розы, и в этом простом движении, сонном повороте головы и изяществе изгиба кисти Беделии видится фрагмент «Сотворения Адама». — Зачем мне это? — она зябко поводит плечами. От Уилла всякий раз исходит тягучее обаяние, которое Беделия ощущает почти физически. Оно такое плотное и осязаемое, что сдавливает ей лёгкие, мешая дышать. — Не знаю. — Грэм наконец-то поворачивает голову. — Возможно, вами движет страх или ревность, а скорее всего, и то, и другое. Вы боитесь Ганнибала и считаете меня его орудием. Как вам такая причина? Беделия переводит взгляд на окно. — Использовать пациента неэтично. Я бы так не сделала. Уилл пожимает плечами, и на его губах появляется подобие горькой усмешки: — Есть пациентов тоже неэтично, но некоторых это не останавливает. Она поднимается и отходит к узкому больничному подоконнику. Опять тот же странный приступ — острый недостаток кислорода — заставляет Беделию приоткрыть окно и сделать несколько глубоких вдохов. — Думаете, если выпустите его из клетки, то сможете удержать? Как вы наивны! Беделия больше не улыбается. Она не хочет играть, теперь ей нужны ответы. Он отзывается, не задумываясь, словно всё это время ждал именно такого вопроса: — Думаю, кому-то из нас придётся умереть. — Я тоже в вашем списке? — она резко разворачивается к нему. — Не в моём, — он делает паузу. — В его. Беделии кажется, что в глазах Грэма она видит отражение самой себя. — Да, вас он бы не тронул… За окном начинает моросить, капли стучат по стеклу, словно хмурый осенний дождь просит впустить его внутрь. — Ну если попытка вскрыть мне череп и подослать убийцу-психопата не в счёт, то Ганнибал меня не трогал. Грэм грустно усмехается, закрывая лицо руками. — Вы сами не верите в то, что говорите. Представление перед Кроуфордом не могло поколебать вашу убеждённость в том, что вы нужны Ганнибалу для чего-то большего, нежели основное блюдо. А в случае с Рэндаллом он просто хотел, чтобы вы убили и почувствовали, каково это — быть убийцей. Беделия знает. С ней Ганнибал проделал почти то же самое, но результаты вышли настолько разными, что ей пришлось быстро сойти с дистанции, а вот Уилл теперь навсегда останется для него кем-то особенным — кем-то настолько необходимым, что он даже позволил ФБР поймать себя. — И захотел убивать снова, — Грэм не спрашивает, хотя его интонация похожа на вопросительную. — Да, только вместе с ним. — Как Ахилл и Патрокл, я помню, — взгляд Уилла устремлён на что-то за её спиной. — Именно, — она закрывает окно как можно плотней. — Чтобы, даже сойдя в Аид, ваши тени были бы неразлучны… — Да, но теперь моё место в девятом круге ада для обманувших тех, кто им доверился. Беделия понимает, что смертельно устала, и что Грэм прав во всём, кроме того, что ему известны истинные намерения Ганнибала. Этого человека нельзя держать под контролем; его можно прогнозировать, предсказывать, как цунами или извержение вулкана, от него можно спрятаться и, как выяснилось, даже обмануть, но управлять Ганнибалом нельзя. Уилл Грэм играет в игру, из которой ему не выйти победителем. — Что ж, учитывая мою с ним историю, вы будете вместе в любом случае. — Она забирает сумочку и направляется к двери. — Не могу сказать, что не рад этому. Уилл почти кричит ей в спину. На этот раз Беделия не оборачивается. — Не сомневаюсь, мистер Грэм.***
Балтимор, месяц спустя Её будит телефонный звонок. Открывая глаза, Беделия прежде всего смотрит на часы — два сорок пять ночи. Судя по высветившемуся номеру, это Джек Кроуфорд. Поднося трубку к уху, Беделия уже знает, что Ганнибал сбежал. Теперь, когда её будущий убийца на свободе, времени прятаться или просить убежища у ФБР нет. — Он сбежал, мистер Кроуфорд, не так ли? — Беделия зачем-то пытается представить, достаточно ли хорошо выглядит для его визита. Она окидывает комнату быстрым взглядом: халат упал на пол и его нужно поднять. Даже в момент своей смерти, как любая женщина, Беделия хочет быть безупречной. — Да, мы его упустили… сначала, — Джек Кроуфорд дышит и говорит так, словно только что пробежал марафон, — но дело не в этом. Ганнибала больше нет. Всё кончено, Беделия, он мёртв, точнее… Они оба. Оба мертвы. Она встаёт с кровати и, машинально повесив халат на спинку стула, в полной темноте идёт на кухню за сигаретами. — Тело уже опознали? — Беделия чиркает спичкой о коробок, но та ломается, и ей приходится быстро взять другую. — Пока что нет, — Джек устало сопит. Вероятно, он не спал уже около суток. — Судя по обилию крови, Грэм и Лектер пострадали в драке с Долархайдом, но им удалось убить преступника. По-видимому, они действовали вдвоём. С телом маньяка сейчас работают мои ребята, он сильно искромсан. А потом, должно быть, Уилл и Ганнибал боролись уже между собой и в процессе схватки упали со скалы в море. Падение с такой высоты — верная смерть, так что найти их тела лишь вопрос времени, если мы вообще что-то отыщем. Там внизу безумные волны. — Значит, он жив, — Беделия безвольно роняет сигарету. — Он жив, Кроуфорд, послушайте меня хотя бы теперь. — Это невозможно. Я ещё позвоню, доктор Дю Морье, на всякий случай заприте дверь покрепче. Я пошлю к вам кого-нибудь, — он явно хочет повесить трубку. — Полнолуние! — Беделия кричит шёпотом, по её лицу катятся слёзы. — Ночью был прилив, он знал и пошёл на риск. Ганнибал Лектер жив, они оба живы! Вместо голоса Джека она слышит короткие гудки. Беделия понимает, что при таком падении обычный человек сломал бы себе шею, утонул, умер ещё в полёте от разрыва сердца, в конце концов, ему бы просто не хватило сил добраться до берега в безумном, бушующем море, но Ганнибал никогда не был обычным. Пока Беделия не увидит его мёртвым, — посиневшего, раздувшегося от воды, объеденного рыбами, с раздробленным черепом и переломанными конечностями — она будет знать, что Ганнибал жив. А если выжил он, то и Грэм, скорее всего, тоже не утонул. Теперь они едины, и некогда разбитая чашка снова сделалась целой. — Они убивали его вдвоём. — Тело Беделии бьёт нервная дрожь, но мозг работает на удивление чётко. — Это всё-таки случилось. Она рыдает в голос, прекрасно понимая, что потеряла Ганнибала навсегда. Теперь соединить её с любимым мужчиной может только смерть, но Беделия всё ещё не готова признать себя побеждённой. Неожиданно к Беделии приходит осознание: сила Грэма не в упорстве, а в его полной невозможности сопротивляться. Он думал, что навсегда оставил Ганнибала, ушёл от него, спалив мосты, хотя, сам того не зная, всё это время неудержимо рвался к нему навстречу. — Ганнибал не придёт, — Беделия плачет, комкая и ломая сигареты в руках, — он никогда больше сюда не вернётся!***
Париж, около года спустя Девять утра. Беделия сидит на разобранной кровати в своём гостиничном номере, в её руках изящная пригласительная открытка, которую несколько минут назад принесла маленькая азиатка-горничная. За окном светит тёплое весеннее солнце. В Париже апрель, и кроны вишневых деревьев, что видны из окна, покрыты душистым бледно-розовым цветом. Беделия читает открытку, и на её лице распускается улыбка, такая же нежная и чистая, как цветы на тонких ветвях. «Дорогая Беделия! Мы с мистером Грэмом были бы счастливы видеть Вас на ужине по случаю нашего возвращения в Европу. Ужин состоится сегодня в восемь вечера в доме по известному Вам адресу. Особая просьба: наденьте то восхитительное белое платье, в котором Вы были со мной на балу в день смерти бедного доктора Фэлла. Оно Вам особенно к лицу. Ваш давний и самый преданный друг, Г. Л.» Беделия откладывает конверт и жестом просит горничную подождать. Встав с постели, она подходит к секретеру и быстро пишет ответ. На Беделии лёгкий пеньюар с отделкой из алого фестонного кружева, её светлые волосы перехвачены шёлковой лентой того же цвета. Она пишет, слегка склонив голову набок, и торопливый бисерный почерк выдаёт её почти детское нетерпение. «Дорогие мои Ганнибал и мистер Грэм! Я с радостью принимаю ваше приглашение и обязательно приду. Не могу передать, как сильно я скучала без вашего общества. Моё белое платье, равно как и его обладательница, всегда к вашим услугам. Искренне преданная вам обоим, Беделия Дю Морье». Она передает девушке записку с более чем щедрыми чаевыми и просит немедленно доставить ответ. Горничная кивает, одаривая её улыбкой, и Беделия счастливо улыбается в ответ. Оставшись одна, она снова перечитывает текст приглашения и, отойдя к окну, смотрит на Париж долгим, задумчивым взглядом. — Какой великолепный финал, дорогой мой друг, — Беделия подносит открытку к губам и нежно целует рукописные строчки. — Ты придумал для меня длинную и прекрасную сказку с грустным концом. Она поднимает телефонную трубку и, услышав ответ портье, говорит по-французски: — Я бы хотела сделать заказ в номер, месье. — Разумеется, что желает мадам? — голос у портье молодой и приятный. — Бутылку Батар-Монраше и белые трюфели, пожалуйста.***
Париж, почти тринадцать часов спустя Ганнибал и Уилл Грэм сидят друг напротив друга за длинным столом, безупречно сервированным к ужину. Рядом стоит ещё один прибор, но место гостя никем не занято. Света немного, поэтому в столовой царит полумрак, словно на комнату набросили невидимую чёрную вуаль. На середине стола, в окружении разнообразных закусок, стоит небольшое серебряное блюдо с сердцем, тушённым по-провансальски в белом вине с грибами и имбирём. Сердце порезано абсолютно ровными ломтиками, между которыми видны тончайшие полоски бекона. Разливая вино, Ганнибал протягивает Уиллу бокал и внимательно наблюдает за тем, как тот делает первый глоток. — Как тебе Шато Марго? — едва уловив аромат, Ганнибал пробует вино на вкус, продолжая разглядывать его лицо. — Божественно, — Уилл ироничен, но немногословен. Возвращая бокал на стол, он тоже смотрит на Ганнибала. В этом освещении глаза Грэма кажутся серыми, как сигаретный пепел. — Правильно, — на тонких губах появляется подобие самодовольной улыбки. — Хотя, думаю, учитывая обстоятельства, ты предпочёл бы виски. Ганнибал насаживает на вилку и отправляет в рот маленький кусочек сердца. Неприкрытый сарказм Уилла явно поднимает ему настроение. — Сомневаюсь, — Уилл ухмыляется, тщательно пережёвывая мягкое, слегка терпкое мясо. — А где то бургундское, что принесла доктор Дю Морье? — Батар-Монраше Гран Крю, — он лишь на миг опускает взгляд, чтобы поддеть вилкой кусок бекона. — Я решил отложить его для особого случая. Открою, когда ты снова предашь меня. Ганнибал смотрит на Уилла спокойно и открыто. Его лицо совершенно ничего не выражает, но в глазах виден тот самый блеск, который появляется у очень азартных людей в предчувствии крупного выигрыша. — Ты не сказал «если». — Уилл доедает сердце и, промокнув рот салфеткой, принимается за салат с моллюсками. — Не сказал, — наблюдая за ним, Ганнибал не может сдержать улыбки, и, заметив это, Грэм тоже усмехается в ответ. — За Беделию? — он высоко поднимает бокал, обхватив длинную изящную ножку. — За Беделию! — Ганнибал в точности повторяет его жест.