Хижина

Накануне зимы мне вдруг стало нестерпимо холодно и грустно. От душевного холода не поможет никакая тёплая одежда, одеяло или даже стакан кипятка за шиворот. Осознание того, что ты никому не нужен, давило тяжестью невысказанной нежности и нерастраченного тепла. Ну как не нужен. Собственно, вокруг меня всегда много друзей, родители вполне живы и здоровы, но… Но нет того, кто бы мог греть мои ладони в предстоящих холодах, кто бы поправлял мне шарф, боясь, что меня продует, кто бы варил мне утром кофе и говорил, что любит меня. И вот таким, отчаянно нуждавшимся в любви, я встретил его. Просто однажды, в обыденной серости толпы, я заметил яркую вспышку его волос: русые, с небольшой рыжиной, они притягивали меня словно мотылька на свет, и я впервые в жизни решился подойти первым. Он взглянул на меня своими большими тёмными глазами-омутами, и, улыбнувшись, кивнул головой в ответ на моё предложение зайти в ближайший магазинчик погреться. В тепле он словно оттаял, и от его былого смущения не осталось и следа. Я узнал, что его зовут Лухан, что он родом из Китая и приехал сюда учиться на художника, а теперь работает в издательстве и оформляет книжные обложки. Сложно было вмешаться в его неиссякаемый поток слов, так что я просто стоял и улыбался, даже отчасти не веря, что на мою голову могло свалиться такое чудо. Когда, закончив свой длинный монолог, он взял меня за руку и потянул на улицу, пряча раскрасневшиеся от тепла щёки в крупный фиолетовый шарф, у меня в животе совершилась маленькая революция: порхающие бабочки свергли диктатуру холодного льда. И сейчас, глядя на его подрагивающие в беспокойном сне ресницы, я с улыбкой вспоминал тот день и ещё крепче прижимал его к себе, но какой-то частичкой души боясь, что он растает от моего тепла. Лухан тихо зевнул и открыл глаза, натыкаясь на мой пристальный взгляд. - У тебя входит в привычку, следить за мной по утрам – он засмеялся и укрылся одеялом с головой, пряча свои покрасневшие щёки. - Не думаю, что это плохая привычка - Я тоже… - прошептал он так тихо, что я едва-едва смог услышать. Я улыбнулся, ласково проводя кончиками пальцев по его оголённым плечам, а он уткнулся носом мне в ямочку между ключиц, щекоча обжигающим дыханием мою шею, и заставляя нас обоих раствориться в этом моменте безотчётной утренней нежности. - Вообще-то, по моему изначальному замыслу, ты должен был готовить мне кофе по утрам, но сейчас я думаю, что не хочу отпускать тебя от себя ни на минуту. Готов целыми днями валяться с тобой в постели, наблюдать за спящим тобой и целовать, наслаждаясь твоим теплом… - Ты прав, твоя привычка наблюдать за мной во сне вовсе не такая плохая по сравнению с той, что ты постоянно заставляешь меня смущаться и краснеть – он шутливо надул щёки и отвернулся. Я засмеялся и поцеловал его в плечо, прижимаясь грудью к его спине и обнимая за талию. Он осторожно расцепил мои руки и переплёл наши пальцы, задумчиво вздыхая. - А ты не хотел бы съездить со мной за город? Я знаю один дом на берегу озера, который со всех сторон окружён лесом и вокруг нет ни души. Мы могли бы провести там выходные. Дом раньше принадлежал моему другу, но я не думаю, что он будет против – на этих словах Лухан как-то двусмысленно усмехнулся и вновь затих. - Принадлежал? А что случилось с этим твоим другом? - Джонин! Я тебе предлагаю романтичную поездку в домик у озера наедине, а ты как всегда обращаешь внимание вовсе не на то, что нужно! – он засмеялся, тыкая меня локтем по рёбра. - Ты ведь и сам знаешь мой ответ на твоё предложение. Так что с другом? - Он мёртв. - Прости – я не стал расспрашивать его, видя что эта тема ему неприятна. - Нужно выезжать уже сегодня, и тогда мы будем там завтра к утру – Лухан освободился от моих объятий и встал с постели, потягиваясь со сладким стоном. - Твоё желание – закон! *** Я расслабленно откинулся в кресле, наблюдая, как Лухан в пушистом свитере с орнаментом народов севера и шапке с помпоном пытается затопить камин, отчаянно дуя на слабый огонёк, пляшущий между дров. - Не хочешь помочь? - Нет С выражением величайшего презрения, он смотрит на меня и продолжает дуть. Дуть так, что лицо покраснело и глаза чуть ли не выпадывают. Но в конце концов и дрова поддаются его обаянию и загораются всё ещё слабым, но стабильным огнём. Лухан довольно ухмыляется и с разбегу плюхается мне на колени, попутно успевая отдавить всё, до чего мог дотянуться. - Это тебе за то, что не помог – он высунул язык и дал мне лёгкий щелбан. - Лухан, мне действительно больно – я отчаянно врал. С его-то весом пушинки, даже если он на меня с пятиметровой вышки прыгнет, я переживу. Он хитро улыбнулся и опустился передо мной на колени. - Дай подую, где болит? – он пробрался своими тонкими пальчиками к ширинке, и неспешно начал стягивать меня джинсы. Я чуть приподнял бёдра, помогая ему, а про себя подумал, что не он ли говорил мне недавно о смущении. Лухан тем временем задумчиво вырисовывал узоры на моих голых бёдрах, подходя всё ближе к паху. Так же издевательски медленно, он поглаживал мой вставший член, изредка поднимая на меня такой показательно-невинный взгляд, что я чувствовал себя педофилом. Наконец, стянув боксеры, он легонько подул на головку, на что я слегка дёрнулся зарылся пальцами в его волосы, притягивая ближе и подталкивая к более активным действиям, но Лухан покачал головой и завёл мои руки за спину. - Я всё хочу сделать сам – он наклонился и провёл кончиком языка по всей длине члена, пальчиками массируя яички. От слишком долгих прелюдий кружилась голова и я чуть дёрнул бёдрами, намекая ему, что терпеть уже нет сил, и, когда он наконец взял в рот головку, постепенно продвигаясь дальше, у меня в глазах вспыхнули фейерверки и я, казалось, готов был кончить от одного его прикосновения. А Лухан всё также продолжал свою сладкую пытку, и я уже не мог думать – просто стонал, прикрыв глаза, вцепившись пальцами в подлокотники кресла. Разрядка пришла спустя несколько минут, и я протянул Лухану первую попавшуюся под руки тряпку, но он отказался, всё также играючи слизывая языком сперму. Затем он вернул на место боксеры и джинсы и вновь забрался мне на колени, мягко целуя и поглаживая пальцами моё лицо. Ещё в тот момент мне показалось это странным. От целовал меня так, словно бы вкладывая с поцелуй всю свою любовь и нежность, словно в последний раз. Но дальше развивать эту тему я не стал, наслаждаясь его тёплыми ладонями и мягкими губами. - Пойдём в лес, – Лухан нехотя оторвался от меня, прижавшись своим лбом к моему – зимой там очень красиво. Может, нам даже посчастливится найти пару белок или зайцев. Я улыбнулся, а он, как и в день нашей встречи, взял меня за руку и потянул к двери. Сосредоточенно наматывая на меня шарф, Лухан безостановочно болтал о том, как они с семьёй зимой играли в снежки в Китае и о том, что зима ему нравится гораздо больше, чем все остальные времена года. - Но есть в ней один минус – она скрывает всё. Абсолютно всё, что ты хочешь спрятать. Весной, правда, всё это всплывает, но тогда до этого уже никому нет дела – сказано это было слишком серьёзно. Я слегка вздрогнул от неожиданности: словно в стакане горячего чая вдруг появляется кусочек льда. Закончив одевать нас обоих, он открыл дверь, и в дом ворвался порыв свежего ветра, взъерошивая волосы и забираясь в рукава и за шиворот. Я уже усомнился в правильности этой идеи – променять дом, в котором только-только начал топиться камин, наполняя его теплом, на холодный зимний воздух. Но Лухан с нешуточной силой тянул меня за рукав в сторону леса, и я поддался. В лесу он вдруг нагнулся и, слепив снежок, залепил мне им в затылок. Слегка опешив от неожиданности, я обернулся, но затем рассмеялся и потом мы, как дети, резвились в лесу, закидывая друг друга снежками, когда Лухан вдруг пропал из моего поля зрения. Я шёл вперёд, постоянно оглядываясь, ведь любимым его приёмом было кинуть снежком со спины, и упал, запнувшись обо что-то твёрдое. Вставая и отряхивая колени, я смотрел вниз, глазами ища то, обо что споткнулся, и увидел руку. Посиневшая кисть торчала из снега в метре от моей ноги. Неприятный холодок и леденящий душу змей страха закрались в моё тело, парализовав его на пару мгновений, но я всё же встряхнулся и подошёл к трупу. Разгребая сугроб, я увидел… Лухана?! Страху не было предела, но к нему примешались также боль и недоумение: очевидно, что тело был мёртво уже давно. Лицо было изукрашено множественными синяками и кровоподтёками, и они спускались вних до самой шеи. Я издал нечеловеческий, звероподобный вой, уткнувшись носом в тот самый свитер с орнаментом, который был на нём сегодня утром. Даже шапочка с помпоном была та же самая… Но как это возможно? Лухан, который ещё час назад нежился на моих коленях и целовал меня своими мягкими губами, лежал здесь, избитый, посиневший и мёртвый. Вдруг я ощутил на своей щеке чью-то тёплую ладонь. Тепло в тот момент, когда мне уже начало казаться, что этот мир состоит только из снега, льда и замёрзшего тела. Я обернулся и увидел перед собой Лухана. Живого. Такого, который приехал со мной сюда. Моего Лухана. - Ты нашёл меня… - бесконечная грусть в его глазах. И слёзы. - Лухан. Что это значит? – я по-прежнему держу на руках мёртвое тело. И плачу вместе с живым Луханом. - Я умер. Умер уже 4 месяца назад – эти слова словно ножом резанули по моему сердцу. - Но как? Ты же здесь! Ты был со мной всё это время! – я кричал, глотая горячие слёзы – Ты же живой! - Нет, Джонин. Я умер. Умер 5 ноября на этом самом месте. Он убил меня. Он кричал о помощи, и я вышел помочь. А он изнасиловал и убил меня, бросив на снегу. Я умер, но всё также продолжал страдать. Страдать и ждать, когда кто-то найдёт моё тело. Но никто не заезжал в эту глушь. Тогда я отправился в город, собираясь хоть как-то намекнуть полиции на эту трагедию, но ко мне вдруг подошёл ты. Ты видел меня! В то время, как все просто шли сквозь меня, ты меня видел! И я влюбился в тебя. Прости, что обрёк тебя на это, но здесь мне больше не место. Я хочу туда… – он поднял взгляд к пасмурному небу и наклонился поцеловать меня – Спасибо, Джонин. И мы ещё встретимся. Я буду ждать тебя там, я люблю тебя! Люблю! – он протянул ко мне руки, а его силуэт замерцал и исчез. Я ещё долго сидел на снегу, захлёбываясь слезами и обнимая труп своей ушедшей любви. А потом встал, и, неся на руках своего Лухана, подумал, что вот теперь это настоящее одиночество.