Бей или беги

Вы знаете это ощущение? Когда время замедляется, застывает и сгущается, словно горячая кровь, становится тягучим и липким, как мед, а потом обретает форму, перед тем как уняться. Когда между двумя ударами сердца, между вдохом и выдохом все просто останавливается. И вы замираете со сжавшимися легкими, опустошенным сердцем, глазами и пересохшим ртом. Ваши мышцы напряжены, судорожно сжаты, парализованы. Это чувство полной и абсолютной ясности, осознание. Один момент. Миг, который решает все. И ваша реакция неизбежно изменит ход всей жизни — к лучшему или к худшему. В этот момент вы понимаете: все, что вы узнали до этого, не имеет никакого значения. Слова всех писателей, поэтов, философов и интеллектуалов этого мира — они не для вас. Знания бесполезны и бессмысленны. Что вы будете делать? Бороться или бежать? Глаза Уотсона следят за малиновой каплей, вытекающей из носа Холмса. Она зависает в воздухе на долю секунды, на один удар сердца, и падает, и с поразительной ясностью Уотсон осознает. Знает, что увидит, как эта маленькая капля упадет на белую ткань, впитается в нее, превращая в багровую, раскрасит ее, тусклую и затертую по краям, а потом высохнет за один удар сердца. Он будет смотреть на Холмса, видеть, как темнеют его глаза, наполняясь чем-то более опасным, более примитивным, чем просто гнев. Голодом. Он будет видеть покрытого синяками Холмса, его слегка приоткрытые разбитые губы, из которых будут рваться частые, хриплые вдохи. Сильная, шероховатая от щетины челюсть будет подергиваться от попыток подавить эмоции, что устремятся вырваться на свободу. Он почувствует, как сжимаются и разжимаются руки на его плечах и короткие ногти впиваются в теплую ткань и горячую кожу под нею. Услышит короткий рык Холмса: «Уотсон». Его имя будет произнесено как угроза, как проклятие, клятва, мольба. Холмс будет угрожать Уотсону с неприкрытым желанием в голосе. Проклянет его, оскалившись на долю секунды. Будет клясться любить, нахмурившись так, что на лбу появится легкая морщина. Умолять о взаимности, дрожа. И Уотсон обхватит ладонями его лицо и утрет пальцем кровь, прежде чем смять соленые губы Холмса, окрашивая их в красный цвет. Стон. Облегчение, боль и удовольствие сольются в этом стоне. Они сорвут одежду, целуясь грубо и хаотично. Сталкиваясь зубами, переплетаясь языками. Грубое скольжение двух сильных тел, прижимающихся друг к другу, будет казаться непристойным, как и слившиеся в поцелуе рты, как и возбужденные члены. Они не станут тратить время на прелюдию, покорившись нужде, желанию, голоду. Будут насыщаться этим, глотать целиком и ни за что не выплюнут, не потеряют даже каплю. Они отправятся в самое пекло ада — с радостью и величайшей охотой. Их сердца будут жаждать и гореть осознанием того, что в первый и последний раз они разделили одну кровь, радость, печаль, и теперь их невозможно будет разлучить. И тогда свои права заявит любовь, ведь они поддадутся желанию. Она заклеймит их бешено стучащие сердца, оставит на них свою метку. Соль сотен невыплаканных слез смешается с потом на их щеках, предвещая боль и горе ближайших лет, но они ни на миг не пожалеют об этом. Потому что будут знать. Знать, что у всякой ценности есть плата. Знать, что жизнь и любовь — две жестокие сестры, питающиеся скорбью и болью. Знать, что яркое пламя желания не угаснет никогда, едва на сердцах проявится метка. Знать, что любовь — совокупность множества вещей, но среди этого многообразия нет «легкости». Но чаще всего они будут знать, что счастье — всегда временно. Сердце Уотсона бьется в груди, и легкие работают, пытаясь справиться с его сбившимся дыханием, когда он видит, как маленькая капля падает на белую ткань, превращая в багровую, раскрашивает ее, тусклую и затертую по краям, а потом высыхает. И он отталкивает от себя Холмса.