Никто

Всю свою сознательную жизнь Юрий стремился стать личностью. Личностью, в существовании которой не усомнился бы ни один идиот. Личностью, чье имя знал бы каждый. Знал и повторял, а после и вовсе скандировал. Но на пути к любой цели часто возникают непредвиденные ситуации. Цель приходиться корректировать, откладывать или закидывать в дальний уголок сознания. В тот, где все эти черти варят кашу из точных наук. Юрий считал себя другим. Умудрился родиться со сломанным тормозом. Так он себе твердил. Не был размазней, не пасовал перед трудностями — всегда шел напролом. По мнению общества, он был «нетипичным и сложным» омегой, но слоган у его жизни был тем ни менее простой. Если не он, то никто — девиз, который трижды оправдал себя и единожды подвел. Подвел черту в светлом будущем. Чертовски забавно, не правда ли? Он был подростком со взглядами максималиста. Он гиперболизировал все, что мог, и терпеть не мог то, что гиперболизирует. Это был замкнутый полукруг, который всегда вел к одному результату. Фигурист не был жестоким, просто мир немного не вписывался в его внутренний концепт. Когда Плисецкий впервые увидел Виктора вживую — не произошло ничего. У него не сбилось дыхание, голова не пошла кругом, а от сияния бирюзы не свело живот. Он просто понял — над ним возвышался ледовый бог. На самого обычного паренька со двора, воззирался гениальный фигурист, обласканный славой и любовью толпы. Недосягаемый, старающийся сгладить разницу в их статусах, опуститься и быть наравне. Лишь чертового нимба не хватает. Возможно, если бы он держался с ним холодно, как и полагается знаменитым людям — он бы бесил чуточку меньше. Если не он превзойдет Никифорова — то никто его не превзойдет. Когда юниор впервые почувствовал одуряющий запах мелиссы и мяты, он злобно сощурился. Пожалуй, Плисецкий не был лучшим на свете омегой. Вечно вспыльчивый, истеричный и злой, к тому же, не умеющий ухаживать даже за собой. «Нетипичный» или же никакой. Кто насколько деликатен «к проблеме коммуникации бедного омеги». Но Виктор тоже был особенный. Он лишь мягко окутывал своим запахом и не подавлял своей аурой людей вокруг. А это же, черт возьми, канон показателя силы! Отношения между ними — неплохой вариант. Если не он, черт его подери, омега Никифорова — то у природы явно отбитый вкус. Когда Плисецкий почувствовал, что Виктор настойчиво отстраняет его от себя, крылья феи сломались на сотни осколков. Без альфы он прекращал дышать. Почему Виктор так реагировал? Юрий не в курсе чего-то? Плисецкий чем-то хуже других?! Он не плакал в жилетку, не умолял быть с ним. Он не был надоедлив и не ходил по пятам. Он же не придурок какой-то. И что же не так? Может, отвратный характер?! Так на льду он настоящий омега! Умеет парить, быть невинным и в тоже время отдаваться страстно, порывисто. Виктор не может этого увидеть — ему просто нужно пошире раскрыть глаза. Если не он… Нет. Только он сможет пройти весь жизненный путь с Никифоровым, независимо от того хочет этого спортсмен или нет. У Олимпийского золота, есть свои последствия. Тяжкий груз ответственности за защиту чести страны лежит на тебе мертвым, ненужным камнем. Особенно, когда личная жизнь пролетает мимо. Юрий остро ощущает нехватку воздуха, поделенного с Виктором. Когда он желает, чтобы в сутках было чуть больше времени, он и не думает, что его слова, действительно, кто-то воспримет всерьез. Нога больше не болит так сильно, а осколки костей срастаются еще медленней. Часов в его сутках теперь дохрена. Только резонный вопрос, нахрена? Нахрена эти часы ему теперь? У него больше нет ни льда, ни коньков, ни элементарных окликающих криков над головой. Воздух больше не рассекает свист, а в лицо не бьет леденящий воздух. Он резко стал не нужен никому. Ни поклонникам, ни Якову, да и ни спорту в целом. У него слабые руки, так что его все еще заносит на поворотах. Кот, лежащий на коленях, постоянно из-за этого шипит. Попробовал бы этот четвероногий управлять инвалидной коляской! Если он не станет великим спортсменом, то кто вообще должен им стать? Ответ очень прост. Человек с ногами, не подробленными изнутри на куски. Погоня за золотом, увы, не знает границ. Подставная машина останется лишь неясным воспоминанием. Кошмарным и вгрызающимся ослепляющей дрожью в тело. Хотя, на самом деле Плисецкий даже отчасти рад своей травме. Увидеть разъяренного Никифорова, готового убивать, — одна из самых лучших наград за его страдания. Переселиться в дом уверенного собачника на пару с котом — оправданное чувство превосходства. А первый поцелуй, когда руки покрываются пятнами смущения — разгон запредельного адреналина по венам. Наверное, целоваться с подростком в инвалидной коляске — не мечта Никифорова, но какое кому дело? Он не станет опорой своему альфе. Он не сможет встать на лед после травмы. Он не достигнет своей цели никогда. Наверное, потому что она давно умерла в горе ненужного хлама.