***
Пока Пауэрс вынужденно сотрудничал с Ральфом, Джиму было все равно, что он делает. После того как по вине Пауэрса, забросившего костер из-за охоты, мимо острова прошел корабль, Джим долго смотрел на море, а море смотрело на него. Он опоздал на собрание, созванное раковиной Ральфа, но успел к обсуждению главного страха — Зверя, что пугал малышей. Этот страх начинал проникать и в умы старших мальчиков. Сам Джим считал, что никакого настоящего зверя вроде льва или волка на острове нет, но есть другой, внутренний зверь. Он не собирался делиться своими мыслями с другими, даже с Ральфом. Его и без того считали чокнутым из-за привычки бродить в одиночестве, в том числе по ночам. Пауэрс высокомерно объявил, что обошел весь остров и не нашел никакого зверя. Только свиней. В душу он себе, ясное дело, не заглядывал. Ральф резонно заметил, что он обошел не весь остров. Пока они пререкались, прорезался голос и у младшей части островного люда. — Зверь выходит из моря, — сказал один из малышей. После этого сначала настала тишина, а потом все загалдели, пытаясь убедить друг друга в том, что это бред, так не бывает, в море живут существа морские, они не могут выходить наружу. Джим покрепче сжал в руке свой аэрозоль и взял слово. — Этот зверь есть, — сказал Джим. Говорить при всех было пыткой для него, даже в школе. Зато в письменных работах он всегда блистал. Но на острове ему не на чем было написать трактат о Звере внутри. — Но мы никогда не увидим его, потому что он… часть нас. Никто не понял его слов. Даже Ральф.***
— Это дар Зверю, — сказал Пауэрс, насаживая свиную голову на палку, заточенную с двух концов. Так Джим понял, что даже Пауэрс поверил в существование Зверя. — Мы устроим пир и примем в свое племя всех. А тех, кто к нам не придет, отдадим Зверю,— сказал Пауэрс. Когда они ушли готовиться к пиру, Джим бесшумно вышел из зарослей и остановился перед даром. Дар был облит странным светом, в даре копошились мухи. Мутные глаза дара показались Джиму знакомыми, древними, как сама смерть. Зверь сам был даром. — Они все считают тебя чокнутым, — сказал Джиму Повелитель мух. — И Ральф, и Толстяк, и Карл. Джим не ответил. Он отвел взгляд от Повелителя и принялся считать, сколько мух копошится в кишках недавно убитой свиньи. — Ты не боишься меня, — удивился Зверь. — Ты знаешь меня. Ты знаешь, что я часть тебя. — Зверь выходит из моря, — ответил Джим, стараясь держать себя в руках в преддверии приступа. — А ты здесь. Ты — голова свиньи на острой палке, а никакой не Зверь. — Ты считаешь себя слишком умным, но на самом деле ты никому не нужен, — сказала голова свиньи. — Ты лишний. Карл убьет тебя и подарит мне. И тогда ты сам станешь головой на палке. Джим старался не смотреть в открытую черную пасть, чтобы не потерять сознание. Ему нужно было к морю.***
Море смотрело на Джима, а Джим смотрел на море и ждал Зверя. И Зверь пришел. Джим почувствовал его движение у себя за спиной за мгновение до того, как рядом с ним в песок вонзилось самодельное охотничье копье. Пауэрс слишком доверял боевой раскраске, но так и носил, не снимая, любимые кроссовки, а в них он не мог подкрадываться бесшумно. Впрочем, Джим предавался размышлениям на открытом берегу, и к нему в любом случае невозможно было бы подойти незамеченным. Пауэрс был один, его охотники готовили угощение для новоприбывших членов их племени. В старом племени остались только Джим, Ральф, Толстяк и двое близнецов. — Что, решил остаться с этими неудачниками, Мориарти? — Пауэрс возвышался над Джимом, как скала возвышалась над морем. Зверь выходит из моря. Джим сжал в кармане ободранных джинсов свой спасительный аэрозоль. — Да. Не все могут резать глотки свиньям нашим меньшим, кому-то нужно следить за костром. Вдруг придет другой корабль, после того как ты уже один пропустил. Кроме того, я же вечно падаю в обморок и вряд ли буду полезен твоему племени. — Ты всегда был помехой престижу моей школы, Мориарти, — зло бросил Пауэрс. — Но ты можешь еще сгодиться. Зверю нужны дары. Свинья вроде тебя вполне подойдет. Он поднял палку, заточенную с обоих концов, и сделал шаг вперед, второй шаг, третий. У Джима было всего одно оружие против грубой силы — ботулотоксин в виде аэрозоля, им он и брызнул Пауэрсу прямо в лицо, в глаза, в открытый, искаженный гневом рот. — Ах ты, поганый ублюдок, — закричал Пауэрс, — мои глаза, мои глаза! Его глаза слезились, и он ничего не видел; Джим отскочил в сторону и был готов броситься бежать, но яд, как оказалось, не выдохся и подействовал. Приступ накрыл Пауэрса, он начал задыхаться и как-то странно дергаться, а потом упал на песок. «Совсем как та свинья, — подумал Джим. — Только нет крови». Наконец настала тишина. Можно было снять кроссовки — сам Джим остался без обуви еще в самом начале жизни на острове, когда Пауэрс скомандовал всему классу разуться. Впрочем, Джим уже привык ходить босиком. А любимые кроссовки Пауэрса были для него слишком большие. Скорее всего, они все грязные и потные внутри — ходить в кроссовках по такой жаре, да и охотиться в них, не очень-то удобно. Пока Джим раздумывал, стоя на берегу рядом с мертвым телом, начался прилив. Джим не сказал, что тело — дар морю, но море и само поняло, что это так. Если зверь выходит из моря, то на острове от него не будет спасения. Зверь — это они сами.