Боярышник

— Какие в этом лесу белочки водятся, — услышала Тауриэль насмешливый голос Кили и тут же испуганно подскочила, прикрывая грудь. Она любила загорать здесь, на полянке, окружённой кустами боярышника, и до этого момента её не тревожил никто, разве что зверь пробежит, или птица пролетит мимо. Тауриэль совсем не ожидала, что кто-то обнаружит её здесь, особенно возлюбленный, гном, не то чтобы часто гулявший в чащах Мирквуда! И смог же подкрасться незаметно, а ведь гномье племя издалека слышно! — Ааай… — Тауриэль всё ещё пыталась приобрести относительно приличный вид, но почти вся её одежда, кроме рубахи, на которой она лежала, валялась далековато от места, где она находилась сейчас. Кили, подошедший ближе, не без наслаждения наблюдал за растерянной эльфийкой. — Почему ты испугалась? — спросил он, не отводя от Тауриэль взгляда. — Не ожидала в лесу гнома увидеть? Может, учусь в лесу жить, как-никак жених твой. Ты поди в гору не полезешь, низковато тебе там будет, загрустишь, меня разлюбишь. О, тут боярышник растёт! — Кили, ненадолго отвлекшись от созерцания её наготы, подошёл к кусту. — Мы, гномы, его уважаем. Настойка из него знатная выходит, и с мясом хорош. — Пока не пришёл срок мне перед тобой нагою показываться, — пробормотала Тауриэль, прикрываясь рубахой. — Боярышник и эльфы любят, у Владыки даже корона есть… — и замолчала, поняв, насколько неуместно сейчас упоминание Трандуила. — А если жених скажет, что ты такая краше любой драгоценности? — Кили ухмыльнулся. Тауриэль, обомлев от услышанного, окончательно оставила затею одеться. — Я понимаю, мы жених и невеста, — пробормотала она, решая, как ей поступить и что будет делать Кили. Полюбуется её красой и пойдёт дальше, по своим делам? Расскажет приятелям, что он увидел её нагой? Или придумает что-нибудь, чего она не ожидает? — Но Кили… — и не договорила. — Точно так, — Кили присел неподалёку от Тауриэль и сорвал горсть ягод боярышника и немедленно засунул их в рот с такой важностью, будто бы не просто ягоды это были, а изысканные яства со столов эльфийских Владык. — Я жених, ты невеста, не надо может нам прятаться друг от друга, ась? — Думаю, да, — Тауриэль, накинув наконец рубаху как следует, сорвала несколько ягод и, как и Кили, отправила их в рот не сколько потому, что хотела есть, сколько из желания скрыть растерянность. — Знаешь, а вы даже пахнете иначе, — сказал Кили, внимательно рассматривая Тауриэль и в самом деле принюхиваясь к ней. — Понимаешь? Другие вы. Ты мёдом пахнешь и боярышником. Я так пахнуть ни за что не буду, разве что настойкой боярышниковой провоняю, когда надерусь. И там вы… тоже другие, поняла, о чём толкую? Вот, в любви значится… — Ты о… поцелуях? — спросила Тауриэль, аккуратно выплёвывая косточки в ладошку. Она, как большинство эльфов, не понимала этой ласки, но вдруг Кили и всем гномам это нравится? Конечно, до других гномов ей дела не было, но Кили — её любимый, тот, ради которого она готова отказаться даже от судьбы эльдиэ… На губах Кили вновь мелькнула та улыбка, которую Тауриэль заметила, когда он попросил её остаться обнажённой. — Можно сказать и так, — и Кили неожиданно опрокинул её на траву. Тауриэль опешила, но противиться не стала. Кили меж тем, сорвав ещё боярышника, наклонился над ней, раздвинув её ноги. — Знаешь, я хочу смешать твой вкус со вкусом этих ягод, — Тауриэль уже не видела движений губ Кили, она только слышала его голос. — Но мне кажется, что ваш вкус схож между собой, — и Кили зачавкал, судя по звуку, пережёвывая боярышник в кашу. — С ума сошёл? — шикнула Тауриэль. — Туда… и языком? В ягодах?.. — Я знаю, что делать, доверься мне, — отозвался Кили. — Сейчас дожую и продолжу, идёт? Ляг вот так вот, а дальше я всё сделаю! Тауриэль, подчиняясь сильным рукам гнома, легла так, как он хотел… — Я поняла, — пробормотала она, совершенно не зная, что же задумал любимый. Вернее, она догадывалась: среди эльфиек ходили разговоры о необычной гномьей ласке, но вряд ли хоть одна из сплетниц испытывала её на себе! Кили же не стал тянуть: Тауриэль ощутила прикосновения любимого меж своих ног. Она чувствовала, как Кили проводит губами по внутренней стороне её бёдер, по ложбинке, будто созданной для такой ласки, и поднимается вверх, к её животу. — Ооох… — только и смогла сказать она. — Кили… Тауриэль забыла все слова, осознавая, что они сейчас не нужны им обоим. Она не могла разобраться в ощущениях, точнее в том, что она должна ощущать, когда кто-то, пусть и самое любимое существо в Арде, засовывает свой язык туда. Может, гномам это привычно, но Тауриэль… Тауриэль этого совсем-совсем не ожидала! Всё её тело трепетало, кожа покрылась мурашками. На мгновение она, казалось, даже провалилась в беспамятство. Очнувшись от этого сладкого обморока Тауриэль испытала необыкновенное чувство: будто бы она ощущает вкус языка Кили (то ли любимый успел поцеловать её в короткий промежуток беспамятства, то ли поцелуй показался ей), но вместе с тем… Вместе с тем она опасалась, что происходит что-то неположенное, непринятое, но Тауриэль всё равно не хотелось, чтобы он останавливался. К счастью, язык его не знал устали: то прощупывал те места, о которых она не догадывалась до этого дня, проникая глубоко, вытягиваясь, кажется, во всю длину — она даже не представляла, что может ощущать подобное! Кили будто бы не любовью с ней занимался, а обрабатывал её, как редкий камень, вытягивая её страсть по глотку, по кусочку, рассчитано, будто в самом деле творил нечто искусное, недаром, видимо, ходила слава о гномах с этой лаской: кому как не ювелирам уметь это и понимать тонкость, необходимую для такого! Тауриэль, разумеется, хотелось, чтобы Кили овладел ею и иначе, войдя в неё не только языком. А ведь ещё утром она и помыслить не могла, что вот так, разлегшись на траве, будет предаваться любовным утехам с Кили! И ведь он не просто хотел насладится близостью, нет! Тауриэль чувствовала, что Кили желал, чтобы наслаждение испытала и она! Он даже издавал какие-то звуки, на слух похожие на пыхтение довольного животного. Тауриэль тут же обхватила голову Кили руками, отметив про себя, как повезло тому с волосами, густыми и волнистыми… Проведя по гриве жениха рукой, Тауриэль застонала от удовольствия. Кили, ненадолго оторвавшись от неё, поднял взгляд и улыбнулся влажным от страсти ртом: — Ты похожа на боярышник, прав я был, — сказал он. Наконец, Тауриэль дошла до пика наслаждения, выдав самое громкое «Ах!» за сегодняшнюю встречу и, наверно, за всю жизнь. Ненадолго она, казалось, разучилась дышать, настолько сильным был всплеск страсти меж ней и Кили. — И я… готов, — выдыхает Кили, падая на неё и даря ей поцелуй. — И чем же я похожа на боярышник? — спросила Тауриэль тихим, будто лишенным сил голосом, краем глаза заметив, как Кили облизнулся, будто бы после самого вкусного кушанья. — Такая же сладкая и терпкая, — Кили снова сорвал горсть ягод и медленно её пережевал, не выплюнув ни одной косточки. — Нет, вру. Ты вкуснее. Веришь, да? Так и есть! — А ты… словно весь побывал в моём рту, — пробормотала Тауриэль, неудержимо краснея. Кили громко рассмеялся. — Вот как… Значит, и впрямь мы сделаны друг для друга! — и Кили подвинулся к ней ещё ближе, словно ожидая чего-то. Тауриэль, обняв его и прижавшись щекой к его крепкой груди, кивнула. Говорить не было ни сил, ни желания. — И никогда не расстанемся, так? — сказал Кили, пытаясь поймать взгляд невесты. — Я даже в гору полезу, — пообещала Тауриэль. — Правда. Над влюблёнными сияло тёплое осеннее солнце.