Одно целое

Сгибаешься пополам и что-то невнятно хрипишь. Возможно, просишь остановиться. Но разве ты еще не понял? Я не остановлюсь. Просто ты этого не заслужил. Новый удар приходится по лицу. Я давно мечтал разукрасить эту себялюбивую морду. Твои руки перепачканы грязью и кровью, а ты ими вытираешь зареванные глаза. Как баба, ей-богу! Хватаю тебя за растрепанные волосы — негромко всхлипываешь. Морщишь нос. Больно? Сжимаю ладонь сильнее, оттягиваю волосы назад, причиняя тебе еще большую боль. Заставляю поднять на меня свои глаза. Смотри на меня! Пугливо отводишь взгляд. Не хочешь смотреть на меня — посмотри на себя. Схватив за воротник, я тащу тебя прямо по полу, к полу-разбитому, грязному зеркалу, стирая до кровавых ран твои колени. А ты воешь, словно раненый зверь, так громко и… противно. За это хочется врезать тебе еще раз. Так, чтобы ты, наконец, заткнулся. Воротишь нос, стыдливо пытаешься закрыть лицо руками. Какой же ты жалкий… И ты все еще чувствуешь себя лучшим? По твоим щекам текут слезы. Думаешь, мне должно быть тебя жалко?.. Разорвать это тело на части, на сотни маленьких кусочков, заставить страдать, причинить такую боль, какую, я уверен, никто и никогда не причинял тебе — вот единственное, о чем я сейчас мечтаю. С невероятной силой ты отлетаешь к стене, что находится напротив зеркала, как только мне надоедает тыкать тебя лицом в твое отражение. Кажется, у тебя что-то хрустнуло…, но мне плевать. Мне все-равно, какая из костей у тебя сломана. Мне все-равно, насколько тебе больно. Просто плевать. Делаю несколько шагов навстречу, к вжимающемуся и бьющемуся в истерике телу. Правильно, трясись от страха… ведь что кроме этого тебе еще остается? Снова испугано закрываешь лицо ладонями, будто маленький ребенок, играющий в прятки, как только видишь, что я подхожу. Это напоминает наши с тобой игры в детстве. Ты помнишь? Помнишь, как мы играли, когда были совсем маленькими? Ты всегда убегал, а я догонял. Конечно помнишь. Было весело. Начинаешь слезно скулить, как только остановившись рядом, я ставлю ботинок тебе на пах. Убираю ногу и тут же ударяю коленом по челюсти. Ты, стукнувшись затылком о стену, замолкаешь. Глаза закрыты, а губы поджаты. Наклоняюсь и начинаю трясти тебя за плечи. Открой свои глаза и посмотри на меня. Не смей не выполнять мои приказы, слышишь? Открывай! Послушно раскрывая слипшиеся от слез глаза, снова начинаешь скулишь… Просто закрой рот, пока я сам тебе его не заткнул. Но ты как будто не слышишь. Кажется, я просил замолчать! Ты мешаешь мне думать. Не перестаешь выть даже после того, как я даю тебе пощечину. Даже наоборот. Начинаешь рыдать еще громче, буквально навзрыд. Заткнись! Я пинаю тебя, а ты падаешь на пол, и глупо пытаешься просто отползти как можно дальше от меня. Что ты делаешь, Габриэль? Пытаешься сбежать? Но разве ты еще не понял, что из этой клетки нет выхода? Ни тебе, ни мне отсюда не выбраться. Схватив за воротник рубашки — если конечно, тряпки, в которые она превратилась, еще можно назвать рубашкой, — я тяну тебя на себя, заставляя встать на колени. Жалобно, словно пес, смотришь на меня снизу вверх, пытаясь то ли надавить на жалость, то ли загипнотизировать. Со мной это не пройдет. Делаешь глубокие вдохи и выдохи. Пытаешься вновь обрести контроль над своими эмоциями. Пытаешься прийти в себя. Смотришь на меня по-детски смело, пытаясь всем своим видом показать, что ты не боишься. Не пытайся обдурить меня. Даже не думай. Я вижу тебя насквозь. Ты боишься… Теперь-то ты понимаешь, какого мне? Ты понимаешь, как мне больно? У меня на душе в сотню раз больше ран, чем сейчас у тебя. А все из-за чего? Из-за того, что ты занял роль хорошего сына, а я плохого. Даже не плохого. Худшего. Но ты же знаешь, что это не так, да? Знаешь. Я ничем не худше тебя… Скажи мне, брат, сколько из тех ста сорока пар крыльев, что даровал тебе наш «заботливый» Отец, осталось?.. Нисколько? Действительно? Так у меня ведь тоже. А твой золотой нимб? Он уже, вижу, пошел трещинами. Подожди, скоро и его не будет. Скоро ты и его лишишься. Как и я. И тогда встанет вопрос, будешь ли ты в этом случае отличаться от меня. И тогда я отвечу, что нет. Ибо ты — это я, а я — это ты. И ты — лучшая часть меня, как и я — худшая твоя часть. Мы с тобой — одно целое. Я падаю на колени рядом с тобой, пытаюсь заглянуть тебе прямо в глаза, но ты отводишь взгляд. Тогда я, беру тебя за подбородок и заставляю вновь посмотреть в зеркало. На нас. Смотри. Мы же с тобой так похожи. У нас с тобой даже учесть одна. Клетка. Клетка, которая сводит с ума тебя и меня. Но знаешь, это ничего не меняет. Каким бы не был исход битвы, мы бы все-равно, оказались вместе. Потому что мы неделимы. Одно целое, помнишь? Посмотри в зеркало на нас с тобой. Разве сейчас мы отличаемся друг от друга? Нет, Габриэль. Нет, нет и еще раз — нет. И знаешь, я ведь никогда не хотел тебе ничего плохого. Я просто устал быть худшим. Я не худший, ясно? Я такой же, как и ты.