~✵✵✵~
— Закончилось… Впервые Иорвет услышал эту фразу от одного из скояʼтаэлей рядом с собой. Предводитель «белок» не знал его имени — и это было не важно. Окровавленное, грязное, радостное лицо. И улыбка на нем легкая и пронзительная. Горе придет потом — живым дóлжно радоваться победе прежде, чем вспоминать о потерях. Иорвет не мог покинуть Верген, как бы ему ни хотелось вернуться в ставшие родными леса. Сейчас он нужен здесь, нужен Саскии, нужен этой новорожденной земле, нужен своим солдатам, выдохшимся после трудной битвы. — Закончилось, — эхом повторил сам себе Иорвет, рассеянным движением снимая промокший насквозь — то ли от пота, то ли от крови — платок.~✵✵✵~
Следующие три месяца пролетели быстро, словно стая журавлей по чистому осеннему небу. Иорвет лежал под деревом где-то за городом, чрезвычайно довольный тем, как ловко ему удалось сбежать из Замка Трех Отцов. Находиться там было невыносимо. Несмотря на ощутимую уже осеннюю прохладу, на Иорвете была только тонкая кожаная куртка, подбитая зайцем, но земля еще была достаточно прогрета, и спиной эльф ощущал ее медленно уходящее тепло. Природа замерла: было тихо, птицы не пели — в последнее время здесь частенько видели гарпий, уже позабывших, что такое ведьмачий меч. Иорвет смотрел в прозрачное сероватое небо и думал. Думал о Саскии, заставляя себя не винить ее и не злиться. Она не должна ему ничего — в конце концов, это было только его решение присоединиться к восстанию. Она не заставляла его, не пыталась убедить, просто приняла его помощь, понимая, чего стоит каждый лишний скояʼтаэльский лук. И он пошел за ней, и теперь пытался, наконец, разобраться — зачем? Тогда эльф решил, что Дева из Аэдирна достойна надеть корону и подарить надежду, и больше об этом не думал — было не до этого. А теперь… лежал и ненавидел себя, понимая, что Драконоубийца была для него не только исключительным полководцем и достойным претендентом на трон, но и женщиной. Прекрасной, неповторимой женщиной с лицом dhʼoine beanna и сердцем могучего дракона. Она была непостижимой загадкой, и тем привлекала. Иорвет не пошел бы за ней, но в ней был тот огонь, что зажег его старое холодное сердце. Он думал, была ли это любовь? Иорвет гнал от себя эти мысли до осады, тем паче — после, но лишь слепой не видел, как он смотрел на Саскию. Уже после, когда вскрылся обман Эйльхарт, Иорвет все никак не мог заставить себя не злиться на Саэсентессис. Где-то глубоко-глубоко в душе он чутко верил, что Саския просто не могла поверить магичке, полюбить ее — пускай даже это и были чары — нет, просто не имела на это права, ведь это было предательством его, Иорвета. Оттого ему так тяжело было находиться в Вергене. Филиппа исчезла, его «белки» обрели, наконец, вожделенный дом, Саския видела в нем ценного союзника и советника, и, казалось бы, вот он — рай, где не нужно зубами ежедневно выгрызать себе место под луной, но Иорвет чувствовал себя зверем в клетке. Просторной, полной удобств и своевременной кормежкой. Он рвался в лес, но едва ли кто-то разделял его отчаянное желание покинуть гостеприимные стены Вергена, и Иорвет понимал их — они устали. Они заслужили отдых. Заслужили то, ради чего так долго сражались и ради чего едва не погибли на стенах три месяца назад. Ему же здесь было тесно. Сытая и спокойная жизнь сделала его нервным параноиком, ждущим предательского кинжала в спину из-за каждого угла. Он просто не знал, как жить иначе, и был слишком стар, чтобы пытаться изменить свои привычки. Кто-то из старших товарищей посоветовал ему подыскать себе хорошую эльфку и перестать, наконец, гнать себя в могилу, и Иорвет, помнится, только рассеянно кивнул, думая о чем-то своем. Может, о том, как много еще скитается скояʼтаэлей по Северным Королевствам, по глухим лесам, до которых еще не дошли светлые вести о большой победе, о надежде на перемены; о том, как медленно умирает Дол Блатанна; о том, что надо бы уже сменить плечи да тетиву на луке. Словом, о чем угодно, кроме веселой юной эльфки, которая развеет его печаль и отгонит мрачные мысли о побеге в лес. Нет, Иорвет смотрел на женщин как на… женщин, но после Саскии ему было особенно тошно. Он смотрел на Драконоубийцу, и в груди его еще что-то глухо ныло, а при взгляде на других даже не екало. Бордели же он яростно ненавидел всей душой, особенно те, где можно было купить эльфку. Иорвет прикрыл единственный глаз и глубоко вдохнул чистый, пахнущий прелым листом лес. Начинало темнеть; нужно было возвращаться, иначе можно было и не достучаться в ворота. Бродить же по ущельям, чтобы войти со стороны Старых Врат ему не хотелось. Легко вскочив на ноги, Иорвет кинул мимолетный взгляд в сторону леса и быстро зашагал по направлению к городу. «Я вернусь», — пообещал он этим взглядом лесу. Лес вздохнул кронами в вышине, соглашаясь.~✵✵✵~
Иорвет уже приближался к вратам, когда заметил женскую фигуру в шагах в двадцати от себя. Шальной ветер полоскал черные как смоль несобранные волосы, за спиной висел ощутимо тяжелый мешок и лук с усиленными плечами. В Вергене было не так много скояʼтаэлей-дев, и среди них точно не было обладательниц подобной вороной гривы. Значит, только идет в город. Это не было удивительным — после победы над Каэдвеном ручеек беженцев из близлежащих государств, не слишком терпимых к нелюдям, не иссякал ни на день. Однако что-то царапнуло Иорвета изнутри. Чувство чего-то знакомого. Он ощутил вдруг, что ему знакома эта Aen Seidhe. Только он никак не мог вспомнить… — Торувьель? Имя само слетело с губ раньше, чем он это осознал. И он уж было начал корить себя за глупый жест, но девушка затормозила и стремительно развернулась. Иорвет был готов поклясться, что рука ее дернулась к луку. Он ускорил шаг. В голове застучало: Торувьель? Могла ли это быль действительно она? Когда он видел ее в последний раз? Еще до Второй Войны, до Врихедда… Вопросы мигом зароились в его голове. Но что мог он сказать старой знакомой? Наконец он приблизился к ней, остановившись на расстоянии пары шагов. Эльфка стояла, не шевелясь. На ее лице читались растерянность и смятение. Так бывает когда не узнаешь того, кто с тобой поздоровался. Девушка не отрывала взгляда от его лица — Иорвет не сразу понял почему. — Иорвет, — спохватившись, что она его не узнает, произнес эльф, справляясь с желанием закрыть лицо рукой. Торувьель перевела немигающий взгляд на его целый глаз. Глаза ее расширились. — Иорвет… — эхом повторила она. — Иорвет! Она сделала решительный шаг навстречу, рука ее словно против воли потянулась к его обезображенному лицу, чтобы убедиться, что это не морок, не шутка, но вместо этого Торувьель опустила руку, сжав ее в кулак, и, не отводя взгляда, неверяще прошептала: — Как же… Иорвет заставил себя улыбнуться. Почувствовал, правда, что получилось отвратно. — Пустое, Торувьель… Бывает, болит в дурную погоду… — он хотел добавить какую-нибудь глупую шутку вроде «зато целиться удобнее» или еще что-то в этом духе, но осекся. — Ущелье Гидры, — уронил он. Торувьель кивнула. На лице ее была боль. Та же, что отпечаталась и на лице Киарана, когда он увидел его впервые… уже после. Теперь Иорвет видел, что война не пощадила и ее: глаза блестели как и раньше, но другим, холодным огнем, лицо исхудало и осунулось (знакомая история — Иорвет был хорошо, даже слишком, знаком с голодом, преследующим скояʼтаэлей по лесам), кожа была обветрена и выглядела сухой. Торувьель преодолела длинный путь. Земля обетованная так просто не дается. — Так… зачем ты здесь? — неловко перевел тему Иорвет, не желая поминать былое. Меньше всего ему хотелось сегодня, вернувшись домой, предаваться воспоминаниям о Врихедд, Исенгриме и безнадежном, пожирающим нутро отчаянии. Эльфка жестом показала, что намерена продолжать разговор на ходу — уже темнело, а она наверняка устала с дороги. — Кое-кто из моих старых знакомых откликнулся на твой зов. Никто не вернулся. Вести быстро разлетаются, ты же знаешь, и это могло означать лишь то, что они либо мертвы, либо то, что говорят про Верген — правда. Я хотела лично убедиться. Найти своих — если кто-то выжил. У меня же ничего нет кроме них, — просто ответила Торувьель. — А если бы слухи оказались слухами? — Дальше на запад, к Вызиме. Там Яевинн. Иорвет скривился. С поэтичным мудроплетом, что засел в Темерии, его связывали не лучшие отношения. Когда-то они сражались вместе, а потом дороги развели их — и слава Мелитэле. Желание расспрашивать угасло. Эльфка отвечала четко, как по писанному — Иорвету всегда импонировала ее несколько жесткая решимость, но сейчас в ответах чувствовалось раздражение, свойственное случайному собеседнику, который только и хотел, чтобы его оставили наедине с тарелкой или желательно двумя доброй тавернской стряпни. Сколько дней она нормально не ела и не спала? — От ворот направо будет таверна. Передай трактирщику, что ты от меня, чтобы наверняка нашлась комната — сейчас тут… сама понимаешь, тесновато. Отдыхай, — они как раз проходили врата, и Иорвет собирался вернуться к себе, более не тревожа старую знакомую — сам бы он на ее месте тоже хотел остаться в одиночестве, но Торувьель окликнула его: — Иорвет! Он обернулся удивленно. Усталость из голоса пропала, уступив место… мольбе? — Я бы нашла и сама, но блуждать по незнакомому городу впотьмах сейчас совсем бы не хотелось, — она улыбнулась виновато. Занятная вещь — полуправда.~✵✵✵~
Час пролетел незаметно для них. По Вергену уже расползлись тяжелые сумерки, в таверне царило обыкновенное оживление — после осады здесь ежевечерне проводились разнообразные пирушки всех форматов и масштабов. Перед Иорветом и Торувьель стояли пустые тарелки — голодны оказались оба — и наполовину опустевший кувшин доброго туссентского вина. Они говорили, обо всем и ни о чем, перескакивая с темы на тему как старые друзья, что не виделись много лет — это было особенно удивительно, ведь они никогда не были особо близки. Торувьель выглядела гораздо лучше: лицо ее, с одной стороны подсвеченное пламенем камина, стало румяным, губы лишились бледности и обветренного вида, глаза блестели живым огнем. Иорвет вскользь подумал, что она очень красива. Бледна, худа, но красива этой своей несколько грубоватой, дикой красотой. — Белый Волк не здесь? Я слышала, он участвовал в битве, — вдруг спросила она. Иорвет покачал головой, чувствуя легкое головокружение: — Нет. Он сразу же отбыл в Лок Муинне, больше я его не видел. После его визита туда Лето исчез, Шеала и Филиппа тоже — громкий был скандал, магики наделали там делов. Уверен, ты слышала об этом, но что Vattʼghern их не убивал. И напрасно. Торувьель кивнула, отвечая и соглашаясь с Иорветом одним и тем же жестом. Да, слышала; да, напрасно — от чародеев жди беды. — Если бы не Gwynbleidd, мы бы не разбили Хенсельта. Видела бы ты, как он сражался. И ведь продолжает гундеть про свой хваленый нейтралитет, старый хрен, — хмыкнул Иорвет. — Я видела, — отозвалась Торувьель. — Несколько лет назад, у Темноводья, потом и в Вызиме. Меня бы и не было здесь, если бы не он. Они выпили, не сговариваясь. За здоровье ведьмака, наверное, хотя не проронили ни слова на этот счет. — В кости играешь? — внезапно спросил Иорвет, громко ставя стакан на стол. Торувьель непонимающе моргнула. Предводитель скояʼтаэлей почесал безбородый подбородок: — Здесь кроме краснолюдов играть-то толком не с кем, а эти dʼyable arse все как один шулеры. Я уже проигрался тут одному, — Иорвет скривился, с жалостью вспоминая утраченный артефакт, — хорошая была вещица, дернул же его черт. Торувьель булькнула в стакан — хохотнула. — Ну ты даешь, Иорвет. В кости! Да с краснолюдами! Скажи спасибо еще, что при портках остался. Эльф прищурился на нее, но не разозлился. Оттого ли, что Торувьель была чертовски права? — Так что? — Ну, я не особо умелый игрок, — Торувьель скромно улыбнулась. — Только нет у меня костей. — У трактирщика найдутся, — махнул рукой Иорвет.~✵✵✵~
— Эй ты, я все видела! Ты перевернул! — Торувьель в азарте вскочила со стула и пошатнулась. Ей пришлось ухватиться рукой за край стола, чтобы не упасть; на столе, на дальнем его краю стояли уже два пустых кувшина. Иорвет скорчил неубедительно честную мину и отрицательно мотнул головой. Эльфка шлепнула его по руке и тяжело свалилась назад на стул. — А еще на краснолюдов пеняешь, задница ты накерова, — задорно прикрикнула она. Играй бы они на деньги, без порток бы осталась Торувьель. Иорвет усмехнулся, разводя руками: — С кем поведешься. Он стал катать кубик по столу, глядя на догорающее пламя камина; было глубоко за полночь, народ схлынул, остались самые стойкие. Жена трактирщика дремала, облокотившись на бочку с вином; двое краснолюдов за столом у окна тихо пели, пьяно покачиваясь. Иорвет почувствовал, как сон медленно, но верно берет свое. — Торувьель, я пой… — он не договорил, переведя взгляд на нее. Эльфка задремала, оперев голову на ладонь. — Да, ты иди, — отозвалась она сквозь сон. — Я посижу еще немного и поговорю с трактирщиком. Скажу ему, что Иорвет — мой друг… — к концу фразы ее речь стала совсем невнятной. Эльф со вздохом мотнул головой и моментально пожалел об этом — мир закружился и поплыл. Трактирщик, усатый мужик с умными живыми глазами, понятливо кивнул, сообщив, что на втором этаже есть комнатка: «Значится, для особых гостей берег, милсдарь». Иорвет хлопнул мужика по плечу и, получив ключ, пошел будить Торувьель, стараясь придерживаться намеченного курса к столу. — Вы, значится, зовите, коли чего надо будет, — подмигнул понятливый хозяин. Иорвету, правда, от этой понятливости захотелось скривиться. Торувьель просыпаться не пожелала. Промычав что-то невнятное сквозь сон, она лениво и пьяно отмахнулась от Иорвета. Но предводитель флотзамских скояʼтаэлей не сдался и подхватил вяло сопротивляющуюся собутыльницу на руки. — Иорвет, мне и здесь… неплохо, — разобрал он, втаскивая ее по узкой лестнице. Попутно он соображал: Торувьель не была ему ни близка, ни так уж хорошо знакома, он ничего не был ей должен и ни перед кем не был за нее в ответе, но отчего-то не смог оставить ее внизу, в безопасном зале на попечении мудрого хозяина. При всех опасностях внешнего мира, в уютной таверне ей ничего не грозило, а проведать ее он мог бы и на утро. В конце концов, он мог бы просто сказать пару слов хозяину и приплатить за неудобство, но… Но не смог. Про себя эльф усмехнулся: вот, мол, тлетворное влияние пресвятой Девы Аэдирна. Но весело не стало. В маленькой натопленной комнатке было по-домашнему уютно. Уложив ношу на широкую неразобранную постель, Иорвет не сел даже — упал, в глубокое кресло у стены. За окном клубилась темнота, сквозь пепельные тяжелые облака нагло заглядывала в комнату полноликая луна. Торувьель заворочалась, устраиваясь удобнее. Света Иорвет не зажигал — луны было достаточно, чтобы смотреть и видеть. Мертвенно-желтые лучи обнимали эльфку, съежившуюся на постели. Эльф почувствовал, что луна зовет в сон и его, и бороться было уже почти невозможно. Стряхнув паутину дремоты, он резко поднялся. Наверное ее разбудил скрип двери. — Иорвет… Он оглянулся через плечо. Она сидела на постели, и куртка ее была расстегнута, а рубашка, порядком изношенная, сползла с плеча. — Останься. Ее голос звенел в тишине, а луна нахально облизывала обнаженное плечо. Она тронула ворот распустившейся рубашки, то ли желая стянуть ее с плеча совсем, то ли, наоборот, поправить, но тут же отняла руку. Иорвет медленно развернулся. Торувьель поднялась с постели и быстро, слишком быстро оказалась рядом. Он не мог понять ее взгляда — черные глаза терялись в полутьме, но руки уверенно легли на ремни его куртки. Он не остановил ее, когда, обиженно звякнув пряжками, упала куртка, не остановил, когда ледяные пальцы проникли под рубашку, легко касаясь в непривычной ему ласке. И когда она потянула его за собой, назад, в объятия луны — тогда не остановил тоже. Как вышло, что она оказалась без одежды, он не заметил, но смотрел как завороженный на по-молодому красивое, худое и гибкое тело, словно самой природой созданное для любви. Плети черных волос между небольшими, но красиво очерченными грудями — он захотел убрать их и убрал. Кожа ее была нежна, как может быть нежна кожа только женщины-эльфки, и Иорвет, убрав волосы, не отнял руки, продолжив гладить ее тело — продолжала и она, но увереннее и настойчивее, умело избавляя его от одежды. Он вздрогнул от неожиданности лишь раз, когда она потянулась за платком, желая снять его, и сжал ее запястье, даже слишком сильно, но Торувьель будто и не заметила. — Оставь, — попросила она, и вместе с ней просила луна. Он избавился от платка сам, отворачиваясь так, чтобы настырное светило не смотрело в его обезображенное лицо. Но Торувьель была другого мнения: она взяла его лицо в свои руки и поцеловала щеку, порченную шрамом, поцеловала каждый кусочек отвратительного ему самому лица. Отчего-то ему было стыдно перед ней за свое безобразие, за эту ласку, что она дарила ему, не прося ответной. Она потянула его за собой снова, откидываясь теперь на спину, открываясь перед ним — такая красивая — и просила любить ее не словами, но телом. И взяла его руку, положив себе на грудь. — Ты боишься, что это ложь и что женщина не может тебя хотеть. Но это не ложь, и женщины хотят тебя, но тебе нужна одна. Но нужна ли? Кто это сказал? Торувьель молчала, она была занята для этого, но Иорвету стало не по себе. Нужна ли… Воспоминание о Саскии кольнуло раскаленной иглой. Оттого ли он не мог отдать себя в руки другой, что была сейчас так близко и так желанна? — Ее нет рядом и не будет, но есть другая, и она твоя. Только твоя. Будет твоя — если захочешь. А та не будет, как бы ты не хотел. И она, Торувьель, стала его. Он любил ее, перестав думать и о глупой луне, и о Саскии, и обо всем на свете…~✵✵✵~
— Иорвет? Сквозь густую как кисель пелену продрался удивленный голос. Торувьель? — Так ты не ушел? Иорвет непонимающе моргнул. Эльфка сидела на неразобранной постели, слегка помятая, полностью одетая. Сам он обнаружил себя в том же кресле, тоже одетым, а шея затекла и ужасно болела. — Неужели ты забыл? — улыбнулась она. Скояʼтаэль провел рукой по лицу и хрипло спросил: — О чем? — Нельзя открывать лицо луне в полном свете, иначе она будет искушать тебя запретным во снах. По смущенному лицу Иорвета она поняла, что не ошиблась, и глаза ее смеялись.~✵✵✵~