Вальсовая тройка

Сбежав от Якова в Японию, Юрий понимал, что легко не будет. Виктор всегда был себе на уме, и понять его было так же сложно, как несущийся прямо на тебя локомотив. О том, что задумал этот гений фигурного катания на этот раз, Юра предпочитает не думать. И об узнанном не вспоминать – во избежание. И всё же, он достал билеты и уже через несколько часов сидел в самолёте, летящим в Японию, совсем не думая, что ожидает его. Его ближайший план заключается в том, чтобы вытащить Виктора обратно в Россию и забыть об этой поездке как о страшном сне. В мыслях – ни малейшего сомнения. В конце концов, что это вообще за блажь? Чем этот неудачник-японец может быть лучше его? Юрию нужно победить позарез. У него в России бабушка, у него карьера и амбиции, а Виктор – лучший из лучших, и учиться у него – это значит не выцарапывать победу потом и кровью, слезами и болью, нет, учиться у Виктора – это покрасоваться перед девочками на замёрзшем озере в деревне и впечатлить весь мир. Он приезжает в Японию, и почему-то отчётливо чувствует, что это начало конца. Его одаривают дурацким прозвищем – глупые люди не могут отличить «Юри» от «Юры», но это всё его не волнует до тех пор, пока Виктор соглашается тренировать его. Виктор... Он относится к ним так, как будто уже всё решил. Как будто тренировать неуверенного в своих способностях Юри лучше, чем взять его, Юру – мало того, что целеустремлённого (и катающегося по всему лучше), так ещё и своего. Они, в конце концов, знакомы не первый год – так почему для Виктора так важен этот краснеющий каждую секунду японец? «Поменьше самоуверенности, Юрио», — смеётся он, и Юра понимает, что ему в лепёшку расшибиться придётся, чтобы впечатлить Виктора. «Что ж, не впервой», — ухмыляется Юрий, когда его заставляют катать Агапе. Он исполняет безукоризненно – он точно знает это: все элементы идеально повторены, все взмахи руками, и он не зря отдал всю жизнь фигурке, чтобы не знать таких мелочей. «Пожалуй, нам нужен храм» – это всё, что он получает в ответ. К терпящему неудачу за неудачей Юри Виктор относится спокойно и даже немного восторженно – под стать своему пуделю. И Виктор, конечно, опаздывает, забывает и тоннами поедает безумно вкусный кацудон вместо тренировок – в общем, развлекается в той же степени, что и тренирует – но Юра обрадовался бы и этому. — Научи меня прыгать четверной сальхов, — просит Юри, и в голове Юры пролетает только какое-то бесконечно-усталое «И что он в тебе нашёл?». Ещё не прошло и недели, но он чувствует себя более вымотанным, чем за всю предыдущую жизнь. Он не отвечает, впрочем, Юри понимает и так. Их тренировка начинается где-то утром – Виктор в такое время обычно спит или шатается себе по городку, знакомясь с людьми и получая порции всенародного обожания. «У каждого свои развлечения», — равнодушно хмыкает Юра. У него в жизни с развлечениями туго. За бешеной, непрерывной работой бывает легко забыть о необходимости отдыха. Возможно, именно этим он не нравится Виктору. Тот требует от Юры тонкой, чувствительной натуры. В детстве Юры «тонких, чувствительных натур» избивали их же скрипками по вечерам. — Да почему же не получается! — в третий раз за последний час вскрикивает Юра. — Это же легче, чем вальсовая тройка! — Ну не знаю, — смущается Юри. Его щёки покрыты ярким румянцем – и Юрий не может понять, от работы это или от смущения. Такое непонимание неожиданно бесит. Мимо пробегает Виктор. Он благосклонно кивает своим «подопечным», мол, «тренируйтесь дальше», и сообщает, что сам отбежит на другой конец города – какая-то новая знакомая обещала показать местный приют для животных, и Виктор просто не может пропустить такую вещь. «Там же щеночки, — умильно вздыхает он. — Но вы не волнуйтесь. Вы тоже в некотором роде мои щеночки. До конца этой недели, по крайней мере». Виктор исчезает, оставляя Юрия наедине с Юри и своими мыслями об Агапе и неудачах. — Легче, — упрямо замечает Юра. — Гораздо легче, чем вальсовая тройка, — а потом поворачивается и кричит. — За работу, Юри, за работу! А то мне, между прочим, тоже нужно тренироваться. Бурчит на грани слышимости: — Чёртова Агапе. Конечно, у Юри всё получается. Он всё-таки прошёл на Гран-При – а это уже говорит многое о его способностях. Он выглядит совершенно измотанным, но не уходит со льда сразу же. Остаётся посмотреть на тренировку Юрия. На самом деле, Юрию не то чтобы нравилось, когда за его тренировками наблюдают. Особенно один отдельно взятый неудачник-японец, мечтающий победить его на Гран-При. Но за ним и так постоянно следят – и Юре легче проглотить чувство некомфорта, чем попытаться объяснить, почему Юри надо выметаться с его же (ну, почти его. Он занимался тут с детства – а Юрий знает, что такое привязываться к вещам) катка, а желательно – вообще из его города и из его Японии тоже было бы неплохо. Главное только, чтобы не в Россию – в Россию скоро поедет Виктор, и Юри точно не нужно находиться там в это время. В любом случае. Он тренирует Агапе и отвлекаться ни на кого не намерен. Идеально прокатанная – в очередной раз – программа, великолепная техника и греющее душу восхищение на лице своего единственного зрителя. «Интересно, меня похвалят?» — лениво думается Юре за отработкой акселя. Он, конечно, совсем не ждёт похвалы от Юри. Вот ни капельки. И всё равно давит в себе вздох разочарования, когда Юри спрашивает: — Почему ты двигаешься так резко? Агапе должна быть более... нежной, — он смущённо (на этот раз точно) краснеет и немного сжимается. Ждёт, что ли, ругани? Юра пристально смотрит на него, чуть склонив голову, но орать нет ни сил, ни желания. Он только что научил этого парня делать сальхов – а это на самом деле утомляет. Да и неохота кричать на того, кому ты по сути отдал столько сил, и времени, и... души? Юрий задумчиво проводит пальцем по губам. Возможно это и не совсем то, что нужно Виктору, но Юра не уверен, есть ли у него время («И способности», — шепчет тихий голосок где-то глубоко внутри) на что-то большее. Он щурит глаза и тычет в Юри пальцем. — Ты! Смотри внимательно. Юрий прокатывает программу ещё раз. А потом ещё, и ещё. Он старательно думает о Юри – это не так уж и тяжело, когда его глаза, уже спрятанные за очками дурацкой формы, следят за ним – и впрямь внимательно. Он пытается вспомнить, что чувствовал, когда у Юри всё-таки получился тот дурацкий прыжок, и он носился по льду в полном восторге, с блестящими от радости глазами. Он не сдержался и даже обнял Юрия – так коротко и по-дурацки (в духе Юри, видимо), а потом покраснел и сбежал со льда, всё ещё разгорячённый и счастливый. Он останавливается, только услышав аплодисменты. Юра оборачивается, и он почти готов увидеть за собой толпу зрителей во главе с Виктором, но это было бы так по-киношному, прямо как в этих глупых мелодрамах... Одинокая фигура Юри сейчас тоже кажется внезапно мелодраматичной. «Чёртова Агапе», — счастливо думает Юрий и почти без возражений позволяет обнять себя и утащить пить горячий шоколад в ближайшую кафешку. Вернувшийся из приюта Виктор находит только пустой лёд и трёх надоедливых сестрёнок, (к всеобщему удивлению) не знающих, когда подевались два Юрия.

***

Юрий всё-таки возвращается в Москву. Один. Суровый Яков, вдоволь наоравшись на него, криво усмехается, а потом вдруг говорит: — Это было лучшее, что я видел. Ты выиграешь Гран-При, — тут его усмешка кривится ещё сильнее, — если будешь меньше смотреть на этого японца во время выступлений. Что заставило тебя исполнить это... так? Юрий лохматит волосы и совершенно счастливо, совершенно по-дурацки (в духе одного только Юри), безмятежно улыбается. — Это было моей вальсовой тройкой, Яков. В телефоне три непрочитанных от Юри, а в Instagram – их общая фотография из аэропорта. И, хотя он, конечно, выиграет все Гран-При в мире, возможно ему стоит быть чуть менее самоуверенным. В отношении одного отдельно взятого японца.