Как-то, помню, в наш колхоз...

Светлым летним утром, привечая солнышко песнями, засвистели птички, перепархивая с места на место и купаясь в мелкой пыли. За птичками наблюдал толстый рыжий котяра, одноглазый и одноухий, но отнюдь не потерявший меткости и боевого задора. На завалинке грелись три древних старушенции и лузгали семечки беззубыми ртами. - А что, Феаноровна, - прошамкала одна, сухая и жилистая, - сын-то твой из города скоро ли к нам припожалует, аль нет? - Нету ещё, Тинголовна, - ответила другая, полненькая и румяная. - Мож к полудню доберется. Нябось на колеснице своей заморской, валар ея в душу, по колеям-то нашим не проехать. - Да уж не Тирион, - поджала губы первая. - Опосля третьей-то эпохи и вовсе дороги перепаханные были, будто бы сам Ороме плуг тащил, и ничо... Ездили как-то. - Ну так то наши, колхозные, - вздохнула Феаноровна. – Им и Хелькараксе нипочем. А эти новые, балрог знает, как проедут. Дороги нонче размытые. Никак второе затопление ожидается... - Ой, разгневали Эру-батюшку! – ненатурально запричитала Тинголовна, метко оплевывая подсолнечной шелухой крадущегося одноглазого кота. – Не дай Валар, потоп грядет, мож и впрямь за море податься? - Да кому мы там, болезные, сдались? Там молодежь, а мы уж и в Белерьянде век свой досидим, не переломимся. Мимо товарок веселым пружинящим шагом пробежал парень, приветственно махнув им рукой. - Доброго дня, девы дивные! - Доброго, доброго, Сауронушко, - наперебой загалдели старухи, - ой ведь все бежит куда-то, бежит, прям ни минуточки нету. А куда всё бежать-то? - Да чай на заработки, - прищурилась Феаноровна. - Денег-то и вовсе нету, а ему ить папку лечить. Совсем зашивается, бедняжка. Мелькор-то совсем совсем сдал: из дому не выходит, на танцах не появляется. А каков танцор был... Как выйдет в круг, как треух заломит, да как пойдет коленца выкидывать... Да вприсядку, да с подскоком. Все бабы по ём сохли. - Да спился он, точно вам говорю, - пробасила третья бабка, толстая, высоченная и плечистая. - Вот ей-Варда, сама видела вчера, как он из сельпо ночью шатаючись шел, наздравуренный по самую корону. Разило, как горлума, видать на гномьих портянках настаивали. - Да что ты мелешь, Финродовна! - рассердилась полненькая. - Мелькорушко и не пьет вовсе, ну там, по праздникам разве, аль после танцев. И вообче, сельпо-то ночью закрывается. Как он там надраться-то смог? - А он к Унголианте ходил, - нашлась Финродовна. - Она, как вернулась из города-то, опять за старое взялась. Уж как её Элронд, участковый наш, не прищучивал, как тюрьмой не грозил, все равно свою шайтан-машину собрала и здравур паленый направо-налево толкает. Дочка-то её беспутная, ну, которая младшенькая, Шелоб кличут, на рынке им торгует, а цену такую бешеную заломила! - Старуха возмущенно закатила глаза, так что стало непонятно, что же её обижает больше: паленая выпивка или цена на оную. По улице, радостно помахивая корзинкой, вприпрыжку проскакала девочка в красной шапочке и белом сарафане. Не останавливаясь, помахала им рукой и бабки льстиво заулыбались в ответ. - Куда, деточка, торопишься, - попыталась было наладить диалог Тинголовна, но та, не услышав, свернула за угол. - Вот молодежь, - неприязненно поджала губы разом прекратившая скалиться старуха. - А я ведь её еще совсем во-от такусечкой помню. Еще лембас от ацеласа не отличала, гнома с хоббитом путала... А теперь вот выросла и знать меня не желает. - Люди, - философски пожала плечами Феаноровна, - торопливая раса. Все бегут, бегут, жить торопятся... А куда бегут? Все равно все в Мандосе окажемся. Старушки помолчали, блаженно жмурясь на солнышке. Вместо затихших птичьих трелей, тишину нарушало угрожающее урчание рыжего кота, жадно заглатывавшего какую-то нерасторопную синичку. - А Лучиень-то с Маглором пастушонком загуляла, - невесть с чего вдруг заявила Финродовна. - Это котора Лучиэнь, - прищурилась Тинголовна, - Гэндальфа внучка, чтоль? - Не-е, то Лютиэнь, етить эти переводы. А Лучиэнь - агронома сестра, Арагорна Саныча, то есть Саруманыча. Ну бабища такая, в три обхвата, она еще зимой в проруби застряла на Крещенское купание. - Ах та... Она же вроде зимой еще Труху... Трухин... гветилью была? - Во-во. Говорит, надоело узлом язык вязать каждый раз, эльфийкой побыть теперь желаю. Квенту себе переоформила, все честь по-чести... И с пастушонком загуляла, - с нажимом напомнила старуха. - Бедный Маглор, - вздохнула Феаноровна. - Мамка узнает - выдерет. Последний сынок все-таки, нешто она его бабе какой отдаст? А и Лучиэнь хороша: троих мужей схоронила, бессмертная, теперь вот парнишку опутала. И не стыдно ей? - Видать не стыдно, - философски пожала плечами Тинголовна. - Кстати, а Арагорн Саны..., тьфу, Саруманыч, что сестру к ногтю не прижмет? Он ить мужчина видный, серьезный. Пригрозил бы, или замуж отдал, вон хоть за того же Элронда. Глядишь, и к порядку баба приучится. - Не по канону, - важно отрезала Финродовна. - Он ей родственник. Внучатый племянник кажется. - А Маглор, прям, по канону, - фыркнули обе подружки. Старуха пожала плечами. - Да и агроном наш совсем разум потерял. Вырубил все тополя, селекцией занялся. Клены под меллорны выстригает, березы краской фосфорной обмазывает, чтоб на тельперионы походили. Ночью как-то шла, а они мне ветками светящимися машут, будто привидения какие. Чуть к Мандосу с перепугу не отъехала. А ему все мало, садоводу лориэнскому... Громкое нестройное шуршание перекрыло плавную речь толстухи. Мимо бабок, старательно скребя лыжами по траве, прошел отряд молодых людей в ярких спортивных костюмах. На груди каждого виднелись большие аляповатые значки в виде фигурно раскрашенного ромба. - Это что еще за туристы? - вытаращились бабушки, забыв даже про семечки. Всезнающая Финродовна свысока поглядела на изумленных подружек. - Это клуб из города у нас давеча открылся, по спортивному ориентированию на лыжах. "Второй Дом" называется, дескать "с нами вы больше времени, чем в родном доме проведете". К зимнему забегу готовятся, к соревнованиям... - Чего только не придумают, - ошарашенно проводила взглядом спортсменов Финродовна, и Тинголовна согласно закивала. - Вот только их нам тут не хватало... Сидели бы в своем Валиноре, чего приперлися? У нас тут и синдарам коренным работы нет, еще этих нолдорей заморских принесло. Все поля вытопчут, свиней распугают, помидоры ночью прям с грядки сожрут, вот помяните мое слово... Старухи снова закивали, соглашаясь и припомнить, и своих, при случае, добавить. Солнце неспешно красовалось на небосводе, вовсю жаря лучами и не торопясь скатываться к горизонту, даруя прохладу и так полюбившиеся с недавних пор колхозным жителям, звездные сумерки. Где-то за сараями, увенчанными кривой рогулиной с ангбандским флагом в виде трехзубой короны, который с вечера забыли снять заигравшиеся пионеры, натужно ревел мотор автомобиля, взрывавшего скользкую глинистую землю прокручивающимися колесами. Феаноровна встрепенулась. - Ой, никак сыночек едет. Как я выгляжу, подружки? Хайратник не помялся? Она вскочила, рассыпав подсолнечную шелуху, и стала торопливо отряхивать пылинки с нового, праздничного платья, по такому случаю вытащенному из комода. Поправила на шее три ряда крупных блестящих бус и даже голову повязала широкой узорчатой лентой, призванной изображать эльфийскую диадему. Подружки успокаивающе забормотали, заодно приводя в порядок и себя. Покрасоваться перед городским гостем, сыном самой уважаемой в колхозе доярки, хотелось и им. Через несколько минут перед домом с завалинкой остановилась заляпанная до самых стекол, иномарка. Старушки выжидательно воззрились на заморскую колесницу. Из салона вышел довольно молодой мужчина с пронзительно рыжими, убранными в пышный короткий хвостик, волосами и в опрятном серо-зеленом костюмчике. За ним выскочили двое, настороженно зыркающих по сторонам, светлоголовых мальчишек лет восьми. У одного была зажата под мышкой толстая книга. - Ой, какой справный, какой интеллигентный, - зашептались бабушки, пока сын обнимал лучащуюся счастьем маму. - А рыжий-то, рыжий... Чисто лис. Трандуилом будет. Новоокрещенный, но еще не знающий об этом, мужчина, тем временем подозвал детей и извиняющимся тоном проговорил. - Дети, это ваша бабушка, Наталья Никаноровна. Помните её? Вы маленькие еще были, когда виделись в последний раз. Дети вразнобой кивнули, изучая умиленно улыбающуюся Феаноровну. Та махнула рукой. - Ну что ты, Тарас, какая-такая Наталья Никаноровна? Чай я не чужая. Да и на бабушку не тяну, - она кокетливо поправила седой локон. - Зовите меня, внучки, просто Нимродель. Договорились? - Мама, ты опять, - поморщился мужчина. - Они же языки сломают, ну что ты в самом деле, как маленькая? - но дети не обратили внимание на бурчание папаши, со степенной важностью пожимая руку Феаноровне. Та совсем уж расплылась в улыбке, собрав многочисленные морщинки под глазами. - Ну идем, идем, я вас пирогами накормлю. Чай, проголодались в дороге. Не кормят вас в Тирионе, вона тощие какие, - и радостно щебеча, потянула гостей в дом, оставив подружек догрызать семечки в одиночестве. - Кажется мне, приживутся они здесь, - задумчиво протянула Тинголовна, провожая взглядом русоголовых мальчишек. Из зажатой под мышкой книги выскользнула закладка и плавно кружась, приземлилась прямо под ногами старух. На огрызке тетрадного, в клеточку, листа неверной детской рукой был изображен Тот Самый Хоббит, легко узнаваемый по кучерявым ступням и громадному кольцу на пальце. - Однозначно приживутся, - важно согласилась Фиродовна.