если дэдшот её пристрелит

В руки врезается грубый канат, за который Харли держится, отчаянно сжимая пальцы и впиваясь длинными (на кой чёрт, с ехидством шепчут голоса, в тюрьме-то?!) ногтями в ладони. По левому пледплечью течёт струйка крови, а Харли, хохоча и срывая голос, что-то кричит, кажется, прощаясь, на секунду отпуская верёвку машет правой рукой. Уоллер оборачивается к Флэггу, что-то требуя, а Харли весело касается тонким пальцем красной от укола через который ей в голову ввели бомбу точки и весело качает головой. Затем хмурится, прикусывая губу, обхватывает канат ногами и разжимает вторую ладонь. Повисает как по старой привычке на прутьях клетки, только сейчас на верёвке в сотне (меньше, но Харли склонна преувеличивать) метров над городом. Смеётся. — Взбирайся, идиотка! — через шум-шум-шум едва, но всё равно слышно рычит мистер Джей, не опуская пулемёт. Харли игриво качает головой. — Втяни! — визжит, на секунду выпрямив ногу, а затем обхватив верёвку другой. Кому-то показывает язык. Хохот обрывает так же резко, как и начала. Замирает вниз головой. Потому что у Дэдшота в руках винтовка. И он целится в неё. — Взбирайся! — Джокер срывается на крик, не испуганный, злой. — Втяни, — упрямо требует Харли, стараясь хоть на секунду пересечься взглядом со снайпером. Не выходит — один глаз у него прищурен, а другой сосредоточен на окуляре. Тогда она машет рукой, усмехаясь и чувствуя приливающую к голове кровь, и чуть крепче цепляется ногой за канат. Бледнеет, но на выжженной, отбелённой в чане с кислотой коже незаметно. Скалится. Если Дэдшот её сейчас пристрелит, она даже не станет возмущаться. (Нет, ну пристрели он тебя, возмущаться не станешь в любом случае, шепчут голоса, а Харли рычит.) Заслужила? Несомненно. Думала, что для него она значит чуть больше чем просто навязанный государством компаньон, которого он убьёт по приказу? Да. Зря? — Я тебя из этого вертолёта выкину к чертям собачьим как только достану, — бесится Джей, но канат наверх не тянет. Харли запоздало понимает, что сделан-то он из железных ниток и наверняка приделан к какому-то механизму, и чтобы его запустить наверняка необходимо время, и, и, и. Но не двигается. — Пристрелит — заслужила, — повторяет себе как мантру. И жмурится до боли в веках, но всё равно видит, как Дэдшот нажимает на курок. А вокруг внезапно тишина, тишина оглушающая, в которой слышен свист только одной пули. Харли замирает как внезапно отключенный робот, чтобы если он целился — он попал. Потому что заслужила. Заслужила-заслужила-заслужила. (Страшно?) Грохот единственного выстрела оглушает, и на мгновение наступает тишина, а затем мир взрывается снова. Звуками. А Харли понимает, что пуля зацепила разве что один из разноцветных хвостиков, просвистев у самого-самого её уха, на мгновение заполонив собой весь мир, а затем ринулась дальше, застряв в каком-то из уже неважно-разрушенных домов. Не заслужила. Не зря. Ухмыляется про себя. Выпрямляет ногу как оставшаяся без верёвок марионетка, переворачивается в воздухе и безжизненно повисает на канате, лишь одной рукой за него держась, так, что можно было бы принять за пост-мортем. (Это совершенно неправильный термин, Харли, ты же знаешь?) Какая разница?, отвечает вопросом на вопрос. Прикрывает глаза и думает, что в ней умерла актриса. А ещё психиатр, лучшая студентка и подающая надежды девушка Харлин Квинзель. Эй, а что если в одной из наверняка-существующих параллельных вселенных Харлин стала актрисой? Ты бы никогда не встретила Джея, отвечает сама себе. Было бы лучше. Было бы хуже. Было бы невыносимо. Буквально слышит, как все задерживают дыхание, даже пламя на время перестаёт выть. Джокер что-то сквозь зубы рычит, и Харли не знает, опять не знает, испуганно или зло. Поднимает голову, вновь переворачивается и высовывает язык, подмигивая оставшимся на крыше. Улыбается. В основном Дэдшоту. В следующие секунды канат наконец приходит в движение и медленно-медленно поднимает Харли наверх. Она изгибается совершенно не по-человечески, хватается за платформу и подтягивается. Вползает в вертолёт и тут же вскакивает. У Харли глаза синие-синие, как небо. У Джокера — серые. Тоже как небо, только не сказочное, а настоящее. В его глазах бушует пожар похлеще, чем на крышах. Он подходит к ней, скалится и, резко замахнувшись, даёт пощечину. Белая кожа отдаётся болью. Харли улыбается в ответ и кидается ему на шею. Джокер отталкивает, хватает за плечи, трясёт как провинившегося котёнка и точно так же откидывает к стене разворачивающегося вертолёта. Харли ударяется о неё головой, улыбается и встаёт на ноги, слегка шатаясь. Слизывает со стёсанной о канат ладони кровь. — Сволочь, — шипит мистер Джей. — Я тебя по-нормальному просил взбираться. — Я не понимаю по-нормальному. Всё ещё улыбается. — Вздумалось в мертвеца поиграть, сука? До сердечного приступа меня довести хотела?! Харли подходит ближе, он отталкивает в сторону. Она радостно смеётся, хлопая в болящие ладоши. — Ты за меня боялся! — восклицает радостно. — Боялся-боялся-боялся, пудинг, не отрицай! Снова вешается ему на шею, душа в объятьях. Джокер ругается вполголоса и зло, отталкивает назад, до синяков сжимая плечи, и впивается ей в губы поцелуем. Харли улыбается. Счастливая. А далеко уже от вертолёта на крыше Дэдшот опускает снайперку, пожимая плечами, и невозмутимо сообщает Уоллер: — Я промахнулся. И только отвернувшись от неё позволяет себе удовлетворённую ухмылку. Он-то знает, что (не) попал точно в цель.