Правдоподобие

В его мечтах она была одета в лиловое. В книгах, посвященных человеческой культуре, Ленньер читал, что некоторые цивилизации считали лиловый цвет символом царственности, чем-то, что не было позволено низшим кастам. Вероятно, эта традиция со временем поблекла, но ему она подходила идеально. Иногда она приближалась к нему, когда он лежал на кровати, всегда напряженный и настороженный, понятия не имеющий о том, как она отреагирует, если он поднимется ей навстречу. Он знал, что это был сон, — она бы никогда вот так не предала Шеридана, — но даже во сне держал дистанцию. В какую бы ситуацию ни поместил Ленньера его разум, его выучка не давала трещин, используя его обычные дневные ограничения в немного других обстоятельствах. Иногда он сидел за столом, и ее рука дружески опускалась ему на плечо, мягко и коротко сжав его, ее милый живой голос спрашивал, что он делает, ее человеческие волосы щекотали его щеку, когда она наклонялась ближе, чтобы посмотреть на его работу. Бывало и по-другому, не материально, но, возможно, даже более интимно, когда во мглистой тьме грез он слышал, как она входит, ступая босыми ногами, как падают на пол тяжелые верхние слои ее элегантных одежд и как ее голос жизнерадостно разливается по комнате, повествуя о каком-нибудь сегодняшнем случае в Совете. Даже его фантазии оставались на грани между повседневным и едва ли возможным – ничего экстраординарного. Однажды после окончательно измотавшей его недели во время Войны Теней он свалился на кровать и начал грезить, чувствуя, как теплые руки обнимают его, прижимая к ее груди, а он остается абсолютно спокойным, беспрекословным, ищущим лишь ее тепла и покоя. Он чувствовал на своей макушке ее дыхание, чувствовал, как ее волосы щекочут голую кожу, и, хоть в этом сне он не мог увидеть ее лицо, был уверен, что она улыбалась, обнимая его. В мечтах он посмел прижаться лбом к ее груди. Он проснулся в холодном поту, испуганный, сжимая кулаки. С тех пор у него не было таких снов. Она не телепат и не могла узнать, что ему снилось, но он все же сделал себе пометку избегать ее в тот день, ссылаясь на дела в дальних уголках станции, которые легко можно будет отложить, когда она будет занята в залах Совета. В его снах все было целомудренно, чисто и невинно. Это не могло длиться вечно. *** Станцию всколыхнула новость о прибытии расы существ, телепатами у которых были все, а не только малая часть популяции. Несколько послов и их помощников приезжали познакомиться с командным составом и установить краткий первый контакт. По крайней мере таков был план. Из лаконичных сообщений и сеансов связи с «Вавилоном 5» выяснилось, что эта раса не слишком заинтересована в фанфарах и формальностях. Они хотели не следовать протоколу Первого Контакта и встречаться с делегированными чиновниками, а скорее побродить кругами, мирно понаблюдать, может быть, заглянуть в офис к Шеридану и, если подвернется случай, пообщаться с остальными, а потом снова тихо исчезнуть, чтобы обсудить с начальством, стоит ли отправлять на «Вавилон 5» посла для полноценной дипломатической встречи. К счастью, нарны и центавриане уже были немного знакомы с этой расой и подтвердили, что те не склонны к насилию и войне, так что Ленньер не слишком встревожился, когда один из делегатов подошел к нему поговорить в коридоре возле залов Совета. — Я так понимаю, вы помощник посла минбарцев. Я Пешак, помощник посла второго ранга Киеты из Ирмелиан. Пришелец имел гуманоидный облик и теплые смуглые руки — остальное его тело было завернуто во множество слоев одежды. Из-под тканей, скрывающих голову, блестели яркие карие глаза, обмотки закрывали его рот, но речь была удивительно чистой. — Приветствую, Пешак. Да, я Ленньер, помощник посла Деленн, — он уважительно поклонился, как принято у минбарцев. — Пока послы обсуждают политику и договоры, просветите меня, мне было бы любопытно больше узнать о вашем виде. Коль скоро мы одного ранга, говорить с вами кажется… правильным. Правда, что вы не эмоционально… чувствительны? — Пешак, очевидно, с трудом подбирал слова. — Я полагаю, термин, который вы ищете — «телепат». В основном минбарцы не чувствуют чужих эмоций и настроений, если не используют речь или язык тела. Некоторые минбарцы — телепаты, но большинство — нет. — Да, вы, Ленньер, не телепат, это я вижу. Тем не менее, ваше самообладание похвально. — Прошу прощения? – Ленньер остановился, пытаясь найти ошибку транслятора, который ему с утра выдала одна из команд лингвистов «Вавилона 5». Он иногда допускал неточности, и он не был уверен, что это не одна из них. — Эмоциональное самообладание. Эмоции очень крепко связаны в вашем разуме. Обузданы. Не-телепату нужно много работать, чтобы развить такую защиту. Эти слова одновременно поразили и успокоили Ленньера — он всегда волновался о том, сколько от него могут узнать телепаты на станции, а теперь казалось, что не то чтобы ужасно много. — А, спасибо. — Но вы должны… пополнить запасы энергии, расслабиться, прийти назад, вернуться к озеру силы, — сказал Пешак, и Ленньер снова запутался. Кажется, переводчикам дали слишком мало времени на составление словаря для этой расы. Идиомы были упущены, а с ними и значение. — Я… Да, конечно, я так и сделаю, — ответил он, медленно кланяясь, — Простите, мне нужно идти. Посол Деленн скоро покидает встречу, и нам с ней надо многое обсудить. — Рад был познакомиться с вами, Ленньер, помощник посла Деленн, — с этими словами Пешак повторил поклон Ленньера и после недолгих колебаний протянул руку, чтобы аккуратно тремя пальцами дотронуться до его руки. — Всего хорошего, — и он ушел. Ленньер стоял так некоторое время, не понимая, что только что произошло. Может быть, ничего. Пытливая, но вежливая беседа-знакомство, подобная тем, что большинство послов ведут каждый день на протяжение всей своей карьеры. Голоса в коридоре становились громче по мере того, как расходился Совет, и Ленньер начал выискивать Деленн в толпе. Когда этой ночью начался сон, Ленньер понял, что что-то изменилось. *** Он неподвижно лежал на кровати, его одежда была лишь слегка закреплена на талии. Он резко поднялся и огляделся. Что-то было не так, что-то… — Здравствуй, Ленньер. Когда он обернулся и увидел, что на ней был лишь легкий лавандового цвета халат, едва достигающий середины бедра, его первым порывом было зажмуриться. — Деленн! Я… Он знал, что это сон, знал, что она никогда об этом не узнает, но он никогда не заходил так далеко, даже в мечтах на ней всегда были многослойные одежды, в каких она ходила каждый день. — Открой глаза. Он открыл, не в состоянии противиться ее прямому приказу, и оглядел ее фигуру, задрапированную нагретой теплом тела тканью. Ее волосы волнами спускались по плечам, и на краткий миг ему страстно захотелось потрогать их, почувствовать, каковы они на ощупь. Он действительно не знал и думал, что никогда не узнает. Они правда такие мягкие, как выглядят? Или, может, слишком скользкие, чтобы ухватить? Как шелковые цветы на его родной планете, трепещущие на ветру, тонкие нити, колеблемые потоками воздуха? Он понятия не имел. Они были такими… странными. — Пожалуйста, Деленн, я сейчас уйду. Но куда? Во сне ему никогда не приходилось покидать комнату, он всегда знал, что его мечты не зайдут туда, куда он не позволит, но не эта. Тут следовало быть настороже. — Ш-ш-ш, Ленньер. Тихо. С этими словами она сделала шаг к постели и приложила палец к его губам, на ее лице появилась теплая улыбка. Он упал назад на кровать, ошеломленный этим прикосновением, наэлектризованный. Он не произнес ни слова, когда она развязала и вытащила пояс на его одеждах и бросила на край кровати. — Встань, Ленньер, — сказала она. Ее глаза сверкали озорством, пока она быстро снимала с него одежду. Теперь он остался в одном исподнем и болезненно осознавал свое возбуждение, стараясь смотреть куда угодно, только не на нее. — Скажи мне, Ленньер… — она окинула его тело коротким оценивающим взглядом, ее хорошее настроение немного его успокоило. Кажется, во сне не было ни Шеридана, ни кого бы то ни было еще, только они двое, и он этого хотел. — Да, Деленн? В ту минуту она могла спросить что угодно, и он ответил бы совершенно искренне, порабощенный ею, обнаженный до глубины души. — Скажи мне, Ленньер, ты послушный? Эти слова перевернули все внутри него, причиняя боль. — Да, конечно, Деленн. Вам это известно. Разве он не подтверждал это снова и снова в течение многих лет? Он сделает это еще, столько раз, сколько нужно, чтобы она перестала сомневаться. — Тогда докажи. Сними мое платье, — с этими словами она подняла руки и выжидающе посмотрела на него, все еще улыбаясь. Он так и сделал, не сомневаясь и не задавая вопросов. Его запреты бледнели перед ее приказами. Он знал, что хорошо исполняет их, знал, что если она говорит ему сделать что-то, он должен это сделать. Ее просьба была приказом, а ее приказ был законом. Он должен. Он стоял перед ней, его сердце колотилось о ребра, когда он медленно распутывал кончиками пальцев слишком свободный пояс платья. Узел быстро развязался, он вытянул пояс и бросил его на кровать к своему. Он осторожно поднял руки к ее плечам и остановился, встретившись с ней глазами и ожидая следующего приказа. — Сделай это, — мягко сказала она, но ее слова звучали уверенно. После этого сомнений не осталось. Он скользнул пальцами под ткань и стянул ее вниз, обнажая ее гладкие плечи, ее восхитительные ключицы и затем грудь. Хоть формы минбарских и человеческих женщин были в целом похожи, все же были некоторые отличия, и Ленньер не мог оторвать от них взгляда, желая ощутить их, глубже ее понять. — Дай платью упасть и прикоснись ко мне, — велела Деленн. Ее голос стал жестче и зазвучал более повелительно, чем прежде. Будто ее приказы транслировались в его мозг — он тотчас скользнул руками вниз по ее плечам и обхватил ее груди, гладя большими пальцами соски, затем опустил руки на талию. Если он хочет двигаться ниже, ему придется… — На колени, — сказала она, и он рухнул, не думая, только реагируя. Он сжал руками ее ягодицы, поглаживая их сверху вниз и отдыхая на задней стороне бедер, и поднял на нее взгляд, не говоря ни слова, слегка дрожа, но постепенно все больше расслабляясь. Она скажет ему, что делать. Не будет вопросов. Он сделает все идеально, в соответствии с ее волей. Она положила руку ему на затылок и наклонила его голову назад, так, чтобы видеть его глаза. — Ты отлично справляешься, Ленньер. Позволь мне говорить тебе, что делать. Оставь это мне. — Да, — прошептал он в ответ, чувствуя, как расслабляются его плечи от знания, что все будет в порядке, если он будет подчиняться ее словам. Не существовало ничего, кроме этого момента, этой отрады и ощущения ее в своих руках и ее рук на своем гребне. Кожа на голове горела от удовольствия, дрожь утихала. Они просто стояли так и дышали, он на коленях перед ней, она — держа руки на его голове, пока он не услышал ее мягкий смех. — Ленньер? — Да? Он больше не видел ее, потому что она в какой-то момент пригнула его голову, но мог вообразить себе ее коварную улыбку, когда она произнесла: — Доставь мне удовольствие, — и уверенно направила его голову между своих бедер. Он совершенно не понимал, что делать, но разобрался в ситуации и начал лизать, чувствуя, как она содрогается над ним. Он всегда быстро учился и продолжил целовать и лизать, цепляясь за свои очень расплывчатые знания человеческой анатомии, добытые из книг, словно за спасательный круг, и изо всех сил старался быть не слишком напористым, но в то же время уверенным. Держась за его гребень, она направляла его назад и вперед, что-то бормоча и задыхаясь. Когда он начал очень осторожно прикусывать и посасывать ее складки, она задрожала и крепче сжала его. — На кровать, — приказала она слегка напряженным, но все еще властным голосом. Он немедленно вскочил и сел прямо, пытаясь с достоинством вытереть рот о плечо. Он не знал, насколько это все должно быть неловко, но едва успел подумать об этом, когда она подошла к нему и подняла его лицо к своему, взяв за подбородок. — Снимай нижнее белье. Не думая, лишь повинуясь, он разделся и снова приблизился, необычайно спокойно воспринимая свою наготу и чувствуя лишь надежду, восхищение и доверие к Деленн, которая теперь водила пальцами вверх и вниз по его груди. — Скажи мне, Ленньер, что тебе нравится? Он не знал, что ответить. Он никогда не позволял себе заходить в мечтах так далеко, чтобы представить, что его можно удовлетворить. Но, вероятно, это было именно то, что нужно. — Это. Я… только хочу доставить удовольствие тебе, — в его груди разлилось тепло, когда она слегка улыбнулась в ответ и ласково прищурилась. Он посмел снова взглянуть на нее и, колеблясь, спросил: — Можно мне… снова прикоснуться к тебе? Вместо ответа она взяла его руку и провела ею вдоль своего тела, скользя по бедрам, животу, груди снова к бедрам и углубляя ее между ними, чтобы он мог почувствовать, как там тепло и влажно. Ведомый, он не чувствовал себя потерянным, смущенным или испуганным, только желанным и полезным, инструментом, чтобы удовлетворять и трогать ее. Но затем она остановилась, и он застыл, ожидая, что она скажет дальше. — Руки над головой, — сказала она, и он немедленно повиновался, сцепив их вместе. Она нагнулась, нежно поцеловала его в макушку и прошептала: — Такой послушный, Ленньер. Хороший. Он задрожал, чувствуя ее теплое дыхание на своей коже. — Закрой глаза, — и он тотчас оказался окутан тьмой собственных ощущений. Он чувствовал, как ее руки скользят вниз по его телу, вдоль подтянутых натренированных мышц пресса вниз к узким бедрам. — Расслабься, — и его тело ослабло, плечи опустились, голова наклонилась сильнее. Он снова почувствовал ее руки на своем теле, они скользили, нажимали, мяли и щипали. Если бы она захотела, чтобы он оставался так вечность, достаточно было только сказать. Поэтому он ошеломленно задохнулся, когда почувствовал, что она обхватила его член, и снова напрягся, начиная паниковать. Его сны никогда не заходили так далеко, даже это было уже слишком. — Ленньер, послушай меня. Позволь мне это сделать. Ляг. Дыши, позволь мне это сделать, — она начала медленно ласкать его, шепча «Такой послушный, да?» и «Мой Ленньер, ты отлично справляешься». И он справился. Его глаза оставались закрыты, он снова расслабился, беспечный и непринужденный, он ощущал, как удовольствие волнами проходит сквозь него, когда она брала его в руку, заставляя чувствовать себя уязвимым и защищенным одновременно, шепча ему на ухо о том, какой он преданный и как она ценит его, беспокоится о нем. Его удовольствие усилилось, он чувствовал близость и теплоту, и тяжело задышал, когда она сказала: — Ленньер, если бы ты знал, если бы ты только знал, что я… Он резко сел, распахнув глаза, задыхаясь и цепляясь за одеяло. Он вспотел, постель была в беспорядке. Он несколько секунд пристально смотрел на свои руки, а потом упал обратно на покрывало. Короткая, резкая боль потери, а затем прилив стыда, сильнейшего стыда за такие необузданные мечты. Это больше не должно повториться. Он должен укрепить границы, быть сильнее. Эти мысли больше не поглотят его. На миг он потерялся в воспоминаниях о сне, снова чувствуя ее руки на своем теле, ее слова, пробуя ее на вкус, гармонируя с ее приказами. На миг он утонул в этих ощущениях и мыслях, а потом оттолкнул их, утопил, только для того, чтобы они снова поднялись на поверхность. В этот раз он не стал сопротивляться, снова проваливаясь в сон и в ее объятья.