Картина маслом

Целью всякой жизни является смерть… З. Фрейд

Танатос очень старался. Он все еще чувствовал себя неуверенно в этом новом для себя теле — таком хрупком и ненадежном. Красиво. Все должно быть красиво. Ганнибал с гордостью наблюдал за Танатосом, который, высунув от усердия кончик розового языка, старательно пририсовывал крылья своим ангелам. Эросам, которые нашли, наконец, свое место в этом столь странном и суматошном мире. Теперь все стало легко и просто. Танатос был счастлив. Он нашел свое предназначение — дарить покой. Да, Ганнибалу было чем гордиться: сколько сил нужно было приложить, чтобы обнаружить божью искру в потерянном ребенке и не дать ей угаснуть. Что может быть прекрасней рождения Смерти? Того самого мгновения перехода в реальность, когда узкое серебристое лезвие ловит последний багряный отблеск угасающего солнца. Когда мощная струя крови, бьющая из артерии, окрашивает стены неповторимой фантасмагорией, недоступной ни одному из самых известных абстракционистов. Тела — чистые, белые, освобожденные от оков одежды, этих дурацких условностей общества, такие прекрасные в своей беззащитной наготе, создавали неповторимую композицию, которой творец придавал законченность несколькими финальными штрихами. Не все получилось с первого раза. Ганнибал слегка поморщился, вспоминая, как Танатос виновато пытался запихнуть липкий склизкий комок кишок обратно в живот Усами. В конце концов, Танатосу пришлось маскировать свою ошибку цветами, которые он сложил из купюр Юкичи. У Юкичи в чемоданчике купюр оказалось много, а у Танатоса — море неистощимого терпения и стремления достичь совершенства, а потому теперь шуршащие розы украшали не только живот Усами, но и волосы Одзиро, Мей и Айро. Танатос выпрямился и улыбнулся Ганнибалу тихой счастливой улыбкой. Он вытер выпачканные в красном пальцы, отбросил грязную окровавленную тряпку, еще совсем недавно бывшую блузкой Айро, и застыл, поглощенный созерцанием своего творения. Ганнибал удовлетворенно скривил губы: пусть композиции и не хватало тонкости и оригинальности, все придет с опытом. Сейчас же перед ним простиралось эпичное полотно — гимн жизни, что рождается в смерти. Почти классический сюжет. И не важно, что холст — всего лишь пол гостиной. Истинный художник может превратить в произведение искусства все, что угодно. Пять ангелов, застывших в полете, с распростертыми кровавыми крыльями за спиной окружали мадонну, оплакивавшую судьбу своего младенца. Вытекшие из пустых провалов глазниц, кровавые слезы засохли на ее увядших щеках. Глаза Рейко — такие прекрасные и такие лживые — Ганнибал засунул ей в рот, чтобы она почувствовала вкус своего обмана. Он не был уверен, что ему удалось задуманное, ведь к тому времени, как он аккуратно извлек их, она уже почти потеряла сознание. Ганнибал дал ей услышать первый крик их дочери, которую извлек из живота Рейко, почти сразу же опавшего мокрой скомканной тряпкой. Эпидуральная анестезия все еще действовала, обездвиживая ее. Но жизнь медленно покидала Рейко с каждым новым толчком сердца — лужа крови под ней становилась все шире, заливая стол, тягучими каплями, стекая на пол. Ганнибал держал на ладони теплые дрожащие комочки смявшихся склер, с торчащими обрывками кровоточащих сосудов и, несмотря ни на что, чувствовал огромную благодарность к этой женщине. Он назовет их дочь в ее честь. Маленькая Рейко. Частица его самого. Она останется с ним навсегда. Ганнибал вытащил кляп изо рта Рейко. Она захрипела, и розовая пена появилась на ее губах. Он вложил глаза ей в рот и зажал его окровавленными ладонями. Склонив голову, Ганнибал пытался уловить ее последнее дыхание. Затем, широким движением отняв руки ото рта, он отпустил ее к Танатосу. С ним она будет счастлива. *** Доктор Кикуто Масато и Каири стояли на платформе вокзала, ожидая прибытия экспресса в Киото. Доктор нежно прижимал к груди младенца, а Каири мечтательно улыбалась, глядя на него. Ей так много хотелось сказать доктору, но тот, кто стоял за его спиной, предостерегающе приложил палец к губам. Каири подняла лицо, подставив его солнечному свету, льющемуся через прозрачную крышу платформы. Каири подождет. Она умеет. Ведь именно здесь начинался их путь. Их собственный путь к смерти.