My dear elf, I know it's just the beginning.

      С характерным скрежетом медленно отворялись королевские врата, впуская внутрь жгучие лучи солнца, которые так жаждали ослепить кого-нибудь. Ошеломленная пташка кое-как успела, прихрамывая, отбежать от надвигающейся на нее массивной половины дворцовых врат. Напуганная таким неожиданным поворотом событий, удивленная до самых костей и, конечно, неимоверно радостная, она притаилась, с трепетом в сердце ожидая чуда.       Ждать пришлось недолго, через несколько секунд отчетливо слышался усиливающийся шум, создаваемый цоканьем копыт. Величественную фигуру короля эльфов Лихолесья не заметить было бы трудно, однако, проблема заключалась в другом. Смог бы кто-то расслышать жалобное щебетание птахи, которое в любом случае слилось бы воедино с песнями других птицы, что породило бы одну песню, состоящую из множества звуков? Нет, если только птаха не поднимется в привычную для себя среду, ввысь, ощущая прохладные поглаживания ветра, не подлетит к эльфийскому королю и не споет ему на ухо печальную песню о возможной трагедии, песню, которая несомненно пробудит в том бурю эмоций.       Не теряя драгоценных секунд, пташка, терпя неимоверную боль, медленно взмылась вверх, разрезая воздушную гладь крыльями. Поднявшись на высоту, которой было бы достаточно, та ждала, удерживая позицию, то опускалась немного, то вновь поднималась, борясь с самой собой. Не каждый человек, эльф, гном и им подобный обладает такой поистине сильной волей, как у маленького пернатого гонца, который мог бы давным-давно сдаться.       Лучик света осветил коня, окрас которого был настолько бел, что слепил, словно первый снег. С характерным для его вида ржанием конь грациозно следовал направлению, которое задавал его наездник.       Преодолев преграду в виде дворцовых врат, скакун и, собственно, сам наездник предстали перед взором птахи. Эльфийского короля нельзя было не узнать. Трепет, вновь вспыхнувший в душе, было не унять гонцу, его тело сотрясалось от ещё более сильной дрожи, казалось, что оно вот-вот взорвется от напряжения. Сказать, что всё так обернулось случайно – ничего не сказать. Либо это просто нереальная везучесть, либо сам Всемогущий Создатель так захотел.       Тратя последние силы, маленькая птичка, не дожидаясь иных подарков свыше, не теряя времени, подлетела к предводителю всея эльфов Лихолесья и шлепнулась, если можно так выразиться, на плечо того.       Трандуил заметил приближение птицы, и ее вид насторожил его, дал понять, что она здесь неспроста. Это навивало дурные мысли. Ничего хорошего он и не ожидал, но всё же надеялся, что его ожидания не подтвердят свою гадкую натуру. С того самого момента, как сын его покинул родной дом, эльф был настороже, грел надежду, словно ядовитую змею на груди, получить благую весть от своего ребенка, но знал, что либо не получит ничего, либо то, что лишит его всякого желания продолжать нести бремя долгой жизни. Но он ждал.       На лице величественного предводителя оставила свой мрачный, полный напряжения, настороженности след отрешенность. Она застенчиво металась по лицу, думая, что же подправить, как бы смутить эти не лишённые красоты черты лица; останавливалась, заставляла брови нахмуриться, образовать еле заметные полосы, но даже те не передавали нужных эмоций; ухмыляясь, вселяла во взгляд твердый что-то иное, мягкое и неуловимое. Пару секунд он подарил своим внутренним страхам, будто бы выпал из этого мира, но отведенного времени хватило, чтобы прокрутить самые жуткие картины, составленные истерзанным воображением.       Внимая хриплому щебету птицы, эльф менялся в лице с каждым моментом. Всё отчетливей выделялся страх, мысли в голове путались буквально первые секунды, а после вовсе исчезли, оставив в голове лишь одно: «Я успею».       Дуновение ветра будто бы подталкивало, торопило наездника, который взял с собой лишь нескольких подчиненных, дабы не терять мобильность. Безусловно, отправляться куда-либо в сопровождении большого войска более безопасно, однако, это нередко тормозит и уж точно не подходит для этакой задачи. К тому же, король был уверен, что каждый из его эльфов равен сотне, а то и по более других-прочих. Не так важно. Он и не думал ни о чем, кроме сына. Ужасающие тени в голове заставляли руки неметь, но Трандуил был готов ко всему, кроме встречи со смертью, и не своей, та бы и то меньше пугала, а может и вовсе не вызвала бы грусти, лишь ухмылку и тихое «наконец-то». Но нет, не сейчас.       Вцепившись коготками в плечо эльфа, тем самым портя ткань одеяния, но и это было не важно, птица старалась не упасть, нашептывала на ухо, казалось, обезумевшему от волнения королю, направление. Сердце тревожного отца отбивало бешеный ритм, а лошади мчались настолько быстро, насколько это было возможно. Немного ранее был минован лес, потому скакать стало намного легче, более никакие заросли не мешали передвижению.       - Это он, - заметив неотчетливый силуэт вдали, тихо прошептал Трандуил через некоторое время, хоть и не собирался воспроизводить свои мылись вслух. Он не мог заставить коня мчаться ещё быстрее. Чувствовалось, что душа уже давно покинула тело и улетела к своему осколку, к своей родной душе. Ещё немного, и всё будет известно. Дыхание сбивалось, но было все равно как на это, так и на собственное состояние в целом, все равно на все.       Резко остановив коня, эльф ловко спрыгнул с животного и, очутившись на твердой земле, застыл как вкопанный на месте. Израненный конь и юный наездник теперь находились от него на расстоянии вытянутой руки, грубо говоря. Адреналин кипел в крови, заставляя сгорать короля изнутри, изнывать от страха. Вдруг, дотронувшись до любимого тела, он не почувствует жизненного тепла, а лишь мертвый холод.       За этот кратковременный момент, равный паре секунд, спешились и сопровождающие. Они было хотели сами со всем этим разобраться, но молчаливый жест рукой, отданный их предводителем, и холодный, отреченный взгляд, кинутый через плечо, заставил их оцепенеть.       Приблизившись на необходимое расстояние, Трандуил с особой аккуратностью откинул капюшон болотной накидки с головы своего сына и дрожащими от волнения руками дотронулся до шеи того.       - Он жив! – Плавно голос становился всё громче, а «жив» было произнесено с отменной четкостью, что заставило встрепенуться всех, кто был рядом.       Аккуратно спустив сына с коня, бережно, но торопливо, закутав в свой плащ, тот, принимая помощь своих подчиненных, дабы не причинять лишнюю боль измотанной плоти, взобрался на своего коня и принял к себе родное тело.       Был отдан приказ двоим следовать чуть медленней и довести бедолагу-коня до дворца, ибо каждое живое существо, не предавшее друга, хозяина, должно быть вознаграждено. Сам же король, бережно сжимая сына в своих объятиях, тем самым на давая упасть, придерживался быстрому темпу езды. Лекари исцелят Леголаса, если только Трандуил не даст ему уйти к праотцам раньше времени. А он не даст, не позволит.